- Хочу побывать в вашей школе! - азартно сказал я. - Надеюсь, не мистификация?

- Автобусы по тракту не пускают - вот мистификация! Хоть бы к вечеру пошли.

- Пойдемте-ка в райком партии, - решительно встал я. - Выпросим машину!

Скоро, натужно урча, "газик" пробирался по вязкому тракту, часто сползая в кювет. По обеим сторонам серели мокрые поля. Иногда приходилось вылезать из машины, вооружаться лопатой и вышвыривать липкие комья из-под буксующих колес. Местами полотно дороги было плотнее, машина бежала легче, и я беседовал с Еленой Васильевной.

- После вашей заметки в газете никто в школе больше не настаивал отправлять меня в детскую колонию, - рассказывала она. - Мною заинтересовалась учительница Гущина. Это моя третья мама. Она часто беседовала со мной в классе, приглашала после уроков домой, подружила со своей дочерью и с приемным сыном, который уже работал слесарем в депо. Мама Гущина увидела, что моя мама Анна и папа Григорий растерялись от моих чудачеств. Я ведь, каюсь теперь, их обвиняла, что они умыкнули меня из Усть-Баргузина. Это было для них страшное наказание, они испугались и стали думать, не надула ли их тетка и не жива ли моя родная мама. Я стояла на своем, что я Тараканова. Гущина сделала через милицию запрос, из Усть-Баргузина пришел ответ: "Лидия Игнатьевна Переверзева умерла во время родов". О моем отце сообщалось, что он, Тараканов Василий Петрович, пропал без вести, Тогда Гущина стала чаще бывать в нашем доме, беседовать с мамой Анной и с папой Гришей. А потом предложила взять меня на время в свою семью.

Мне поставили кровать рядом с кроватью ее дочери. Гущины, отец и мать, очень были добры. Меня одевали и кормили наравне с родной дочерью, я вместе с сестрой мыла пол, носила в дом дрова, воду, топила баню, стирала белье. Изредка наведывалась к Култуковым. Однажды летом, после девятого класса, я почувствовала, что в доме Култуковых какое-то несчастье. Сама не понимаю, отчего у меня возникло беспокойство. Прямо с берега Байкала, где мы были с девочками, я побежала в дом Култуковых и застала маму Анну в беспамятстве. Папы Гриши не было, я вызвала доктора. С того дня я вернулась в дом Култуковых.

- Почему же вам пришло в голову, что вы Тараканова?

Елена Васильевна улыбнулась и вздохнула.

- Мне задавали такие же вопросы разные специалисты. Это было озарение! Да, я вспомнила не только фамилию отца, но также имя-отчество матери, я открыла сама для себя гибель отца, указала место его гибели - над Берлином. Мне говорят, что это невероятно. Но у меня было множество необычайных проявлений памяти. Когда мы с Васей и Лешей убежали из дому и прятались в пещере, то в моем сознании всплывали названия трав, во мне пробудилась способность к языкам...

Уже будучи учительницей, я обратила внимание: чем хуже мальчик учится, тем он легче сочиняет остроумные скабрезные частушки. Ни отец, ни мать, ни педагоги такому не натаскивают. Собственный интерес открывает способности.

- Это и есть творчество? - уточнил я.

- Да, начало творчества. - Лицо ее оставалось вдохновенно-серьезным. Приходите завтра на урок. В какой угодно класс. Хотите - в пятый? В восьмой? Выбирайте сами. Обратите внимание: сколько в истории было заблуждений! Люди не сразу поняли пользу грамотности и знаний. Тысячи лет существовала письменность, а пользовались ею единицы людей, даже бояре и дворяне не сразу осознали прок просвещения. Первоначально французские мыслители хотели просветить монархов. Вот ведь какая дикость! Сейчас другая крайность! Идет массовое засевание детских голов знаниями прошлых эпох. А уже давно пора выхоливать индивидуальное эвристическое мышление и творческий поиск!

- Надеюсь, вы покажете свой метод на примере русского языка, который не любили со школы? - пошутил я.

- Я вас зову в школу! Уже в пятом классе я сама сочиняла стихи, но очень не любила учительницу по русскому. Мой дядя Андрей Тараканов, брат отца, знает три языка, мама преподавала немецкий, я владею английским, немецким, французским и итальянским, разговариваю по-бурятски. Это не хвастовство. Беда, что не вижу, куда применить свои знания. Выписываю газеты и книги на этих языках, так, для самоудовлетворения.

В иссякающем свете дождливого дня за оборвавшимся перелеском маячили силуэты аккуратных крестьянских домов, хлевов, бань, сараев, телеграфных столбов и горбатых колодезных журавлей; над всем этим главенствовало кирпичное здание с двумя ярусами окон. Переваливаясь с боку на бок, машина въехала на сельскую улицу, с двух сторон застеленную коврами птичьей гречишки, усыпанную слетевшими с берез желтыми листьями. С крыши школы по жестяным водосточным трубам гудела вода, убегая по выкопанному желобу в канаву, За школой ряды избитых ветром тополей, спортивная площадка с бумом, брусьями, лестницей, перекладиной и со столбами для волейбольной сетки. Левее чернело освобожденное от картошки поле с кучами пожухлой ботвы, с парником и овощехранилищем.

- Это наше хозяйство. - Елена Васильевна быстро выскочила из машины, зашагала к деревянной пристройке, которая приткнулась торцом сосновых бревен к кирпичной кладке школы.

Войдя в ее квартиру, я не спеша раздевался, разглядывая крохотную прихожую с вешалкой для одежды, с проемом в кухню, с открытой дверью в комнатку, где был стол, покрытый цветной скатертью, кожаный диван, в углу радиоприемник, рядом шкаф с книгами. Мое внимание привлекли большие портреты в рамках, висящие на стене.

- Это мои родные папа и мама.

Она сняла дождевик - хрупкая женщина в вязаном платье с поясом, с белым кружевным воротничком и такими же манжетами; сейчас она более походила на старшеклассницу, чем на учительницу.

- Проходите, - пригласила меня в комнатку, и я, как, видимо, все ее гости, не мог не остановиться перед вырезанным из журнала листом с репродукцией картины Флавицкого "Княжна Тараканова", рядом висели два портрета - профильный И.И.Шувалова и анфас графа А.Г.Орлова.

- Вы верите, что ваша родословная уходит корнями к графам? - несколько легкомысленно начал я, усаживаясь на диван.

- А вы полагаете, что история начинается с вашего рождения? - в тон мне пошутила она.

- Ну не то, чтобы с меня, однако мне кажется, что я к графам отношения не имею...

- Это как сказать. Просто вам трудно проверить, да вы и не хотите проверять. Мой дядя Андрей Тараканов, которого я нашла в городе Горьком, убедил меня, что наш род Таракановых ведет начало от княжны. По линии мамы корни родословной уходят в многочисленное племя уральских рабочих демидовских заводов. А по отцовскому древу вы восходим к Таракановой. Андрей Тараканов, рождения 1903 года, вступил в партию после смерти Ленина, он старше моего отца. Полковник в отставке. Он собрал все книги о Таракановой, даже на французском и английском языках. Наш род был когда-то в древности боярским, он известен с предка Андрея Кобылы, давшего сына Федора Кошку, род возвысился в шестнадцатом веке, когда выдал замуж дочь за Ивана Грозного, потом наши предки уходят в тень, но в 1613 году после Лжедимитрия II на Земском соборе не очень умный наш родич Михаил был возведен на престол. И Петр I из нашего рода, он сделал Россию могущественной, оставил для престола малолетнего внука Петра II, то есть сына казненного им Алексея. В 1730 году со смертью Петра II царствующая династия в мужском колене пресеклась. Потом на престол удалось прорваться дочери Петра I Елизавете, а с ее смертью царская династия нашего рода прекратилась и по женской линии.

- Это почему же? - вспомнил я. - Петр III был сыном Анны Петровны, дочери Петра I.

- Это не то! - возразила Елена Васильевна. - Он был сыном герцога Голштинского Фридриха Карла и Анны Петровны. Всяких разных отпрысков, которые не имели прямого отношения к царям, пруд пруди. Со смертью Елизаветы Петровны к власти в России пришли немцы, это стало поводом для разных умственных брожений как в аристократической среде, так и в народе, страдавшем от самодержавия. Петра III убила немка Екатерина II, принцесса Анхальт-Цербская, затем царствовал ее сын Павел I, убитый сыном Александром I...