Держа блокнот на коленях, он закончил запись, поставив точку после буквы «Л». Где-то рядом грохотала дрель, сверлящая оконный проем. Итак, Камилла звонила не за тем, чтобы насладиться воспоминаниями, а просто для того, чтобы поговорить о четверке, которую он показал ей утром. Адамберг встал и, переступая через строительный мусор, пошел в кабинет Данглара.

– Вы нашли этот файл? – вежливо поинтересовался Адамберг.

Данглар кивнул и ткнул пальцем в экран, на котором, как космические звезды, с огромной скоростью проносились увеличенные отпечатки больших пальцев.

Адамберг обошел стол и сел напротив Данглара.

– Если бы нужно было назвать точную цифру, сколько, по-вашему, в Париже существует домов с четверкой на дверях?

– Три, – ответил Данглар.

Адамберг поднял пальцы:

– Три плюс девять – двенадцать. Учитывая, что мало кому из жильцов пришло в голову сообщить об этом, не считая трусов, бездельников и невротиков, а их среди нас немало, получается около тридцати домов, разукрашенных непризнанным художником.

– Такие же четверки? Той же формы и цвета?

– Точь-в-точь.

– И снова одна из дверей не тронута?

– Придется проверить.

– Вы собираетесь этим заняться?

– Пожалуй, да.

Данглар положил руки на ляжки.

– Я уже видел эту четверку, – сказал он.

– Камилла тоже.

Данглар приподнял бровь.

– На странице книги, лежащей на столе, – пояснил Адамберг. – У друга одной подруги.

– А что за книга?

– Она не знает. Думает, что по истории, потому что парень днем занимается уборкой квартир, а вечерами историей Средневековья.

– Разве обычно бывает не наоборот?

– Что значит «обычно»?

Данглар взял со стола бутылку пива и сделал глоток.

– А вы где ее видели? – спросил Адамберг.

– Уже не помню. Где-то далеко, и это было давно.

– Если эта четверка существовала и раньше, то живопись тут ни при чем.

– Согласен, – ответил Данглар.

– Ведь новое течение в живописи подразумевает творчество, не так ли?

– В основном да.

– Так что будем делать с вашим художником?

Данглар поморщился.

– Забудем о нем, – сказал он.

– А кем мы его заменим?

– Человеком, который нас не интересует.

Адамберг прошелся по комнате, не обращая внимания на груды мусора, и его старые ботинки покрылись белой пылью.

– Я думал, теперь у нас другая работа, – заметил Данглар. – Нас перевели в уголовный розыск, отдел по расследованию убийств.

– Я помню, – отозвался Адамберг.

– В этих девяти домах были совершены преступления?

– Нет.

– Может, нападение, угрозы или шантаж?

– Нет, вы же сами прекрасно знаете.

– Так чего же мы об этом толкуем?

– Потому что есть предвестие преступления, Данглар.

– Вы это в четверках разглядели?

– Да. В них какая-то молчаливая угроза. И очень серьезная.

Адамберг взглянул на часы:

– Я успею взять с собой… – Он на секунду глянул в блокнот. – Взять с собой Бартено осмотреть какой-нибудь из этих домов.

Пока Адамберг ходил за курткой, которую небрежно кинул на стул, Данглар оделся, старательно расправляя полы пиджака. Будучи некрасивым, Данглар старался выглядеть элегантно.

Декамбре вернулся довольно поздно, и до ужина у него осталось время, только чтобы забрать очередное «странное» послание, которое Жосс для него отложил.

(…) когда появляются ядовитые грибы, когда поля и леса покрываются паутиной, когда скот болеет и умирает прямо на пастбище, как и дикие звери в лесу, когда хлеб быстро плесневеет; когда на снегу можно видеть рано выползших мух, червей или комаров (…)

Пока Лизбета проходила по дому, созывая жильцов к столу, он сложил записку. И когда он быстро положил руку Жоссу на плечо, его лицо было не таким лучезарным, как утром.

– Нам надо поговорить, – сказал он. – Сегодня вечером в «Викинге». Не хочу, чтобы нас услышали.

– Хороший улов? – спросил Жосс.

– Хороший, но смертельно опасный. Для нас это слишком крупная рыба.

Жосс поглядел на него с сомнением.

– Верьте мне, Ле Герн. Слово бретонца.

За ужином благодаря наполовину выдуманному семейному анекдоту Жоссу удалось вызвать улыбку у повесившей нос Евы, и он ощутил некоторую гордость. Потом он помог Лизбете убрать со стола, отчасти по привычке, отчасти чтобы побыть с нею рядом. Он уже собрался идти в «Викинг», когда увидел, как она вышла из своей комнаты в черном сверкающем вечернем платье, облегающем ее дородное тело. Она быстро прошла мимо, улыбнувшись ему мимоходом, и у Жосса что-то сжалось внутри.

В «Викинге» было душно и дымно, Декамбре сидел за последним столиком в глубине и дожидался его, весьма встревоженный. Рядом стояли две рюмки кальвадоса.

– Лизбета куда-то ушла в шикарном туалете, как только домыла посуду, – объявил Жосс, усаживаясь.

– Да, – ответил Декамбре, ничуть не удивившись.

– Ее куда-то пригласили?

– Каждый вечер, кроме вторника и воскресенья, Лизбета уходит в вечернем платье.

– Она с кем-то встречается? – взволнованно спросил Жосс.

Декамбре покачал головой:

– Она поет.

Жосс нахмурился.

– Она поет, – повторил Декамбре, – выступает в одном кабаре. У нее потрясающий голос.

– Господи, с каких это пор?

– С тех пор, как она поселилась здесь и я обучил ее сольфеджио. Каждый вечер она собирает полный зал в «Сент-Амбруаз». Однажды, Ле Герн, вы увидите ее имя на афишах. Лизбета Гластон. И тогда, где бы вы ни были, не забудьте ее.

– Я ее вряд ли забуду, Декамбре. А в это кабаре можно сходить? Ее можно послушать?

– Дамас бывает там каждый вечер.

– Дамас? Дамас Вигье?

– А какой же еще? Он вам не говорил?

– Мы каждое утро пьем вместе кофе, и он ни разу словечком не обмолвился.

– Оно и понятно, он ведь влюблен. О таком не болтают.

– Черт побери, Дамас! Но ведь ему только тридцать.

– Лизбете тоже. Она, правда, несколько полновата для своего возраста.

Жосс на мгновение представил себе супружескую пару Дамас – Лизбета.

– Думаете, из этого что-нибудь выйдет? – спросил он. – Вы ведь разбираетесь в жизни.

Декамбре скептически поморщился:

– Мускулы Лизбету давно не интересуют.

– Дамас хороший парень.

– Этого мало.

– Чего ж Лизбете еще надо от мужчины?

– Не так уж и много.

Декамбре глотнул кальвадоса:

– Мы здесь не за тем, чтобы говорить о любви, Ле Герн.

– А о крупной рыбе, которую вы добыли.

Декамбре помрачнел.

– Неужели все так серьезно? – спросил Жосс.

– Боюсь, что так.

Декамбре окинул беглым взглядом соседние столики и успокоился, потому что в «Викинге» царил такой гвалт, словно на палубе варварского судна.

– Я установил одного из авторов, – сказал он. – Это Авиценна, персидский врач, живший в одиннадцатом веке.

– Понятно, – сказал Жосс, которого гораздо больше интересовала Лизбета, нежели Авиценна.

– В его книге «Liber canonis» я нашел место, откуда взят отрывок.

– Понятно, – повторил Жосс. – Скажите, Декамбре, вы тоже были учителем, как ваш отец?

– Откуда вы знаете?

– Да так, – прищелкнул пальцами Жосс, – я в жизни тоже кое-что понимаю.

– Может, вам неинтересно то, что я вам рассказываю, Ле Герн, но я прошу вас выслушать.

– Ладно, – сказал Жосс, который будто снова оказался в прошлом, когда учился у старого Дюкуэдика.

– Другие авторы всего лишь повторяют Авиценну. Везде говорится об одном и том же. Они ходят вокруг да около, не называя по имени, не касаясь этого, вьются, как грифы над падалью.

– Вокруг чего? – растерянно переспросил Жосс.

– Вокруг одного и того же, Ле Герн, я вам только что сказал. Того, что объединяет все странные записки. Того, о чем они возвещают.

– А о чем они возвещают?

В это время Бертен поставил на стол две рюмки кальвадоса, и Декамбре, прежде чем продолжить, дождался, пока верзила нормандец отойдет.