–Почему именно я? – недоверчиво посмотрел на Олега Петровича Андрей.

–Мамонтов не зря называет тебя бунтарем. Ты и есть бунтарь. Он чувствует тебя, чувствует, что ты можешь разрушить его маленькую страну. И ты это сделаешь. Ведь перед тобой цель. Олеся.

–Вы даже не знаете, что с ней стало. Вы торгуетесь со мной размытой категорией, – возразил Андрей.

–А что тебе подсказывает? Что с ней случилось, – Олег Петрович потушил очередную сигарету.

Андрей замешкался от такого вопроса. Он отвернулся, посмотрел на синюю лампу, горевшую так ярко, как она могла.

–Молчание часто сильнее слов, – вздохнул Олег Петрович.

–Вы не можете вмешиваться в ход развития событий в Земстве, – Андрей посмотрел прямо в глаза Воеводе.

–Я и не буду вмешиваться, но ты можешь это сделать. Ты есть участник всех процессов, которые тут происходят. Ты и определишь ход истории.

–И что же мне нужно делать, – Андрей не хотел соглашаться на это дело, но для себя нужно было знать, в чем суть предложения.

–Собери вокруг себя людей. Самых отстраненных. Они лучшие помощники. Протяни им руку. Они потеряны здесь, не понимают, что происходит. Когда ты соберешь их, покажешь, что ты лидер, к тебе перетекут те, кто тайно недоволен Мамонтовым. Такие есть в его окружении. И их немало. Потом осуществи переворот. Я тебе буду помогать, – Олег Петрович давал четкие инструкции, – если что пойдет не так, я могу тебя прикрыть. Но наша связь с тобой не должна быть явной. Ты понял?

–Я еще не согласился выполнять то…

–Ты согласился. Иного пути у тебя нет, – Олег Петрович глубоко уселся в кресло, – я буду давать тебе знак, когда ты можешь прийти ко мне. Сейчас ступай. И начинай работу.

***

Андрей шел по улице и думал о разговоре, который произошел у него сейчас. С момента своего приезда в Земство он еще не изучил всю зону, которая была занята под проект. Как оказалось, Земство № 5 занимало часть заброшенного моногородка, откуда толпами уезжали люди, когда развалился градообразующий завод. Улицы были совершенно серыми, словно в этом городе не знали о палитре красок. Серое небо, серые дома, грязь и вонь – вот, из чего состояло Земство № 5.

Андрей резко остановился и вернулся на несколько шагов назад. Его внимание задержал рисунок краской на первом этаже панельного дома. Большое красное сердце со стрелой. И подпись снизу: «Лена+Дима».

Он подошел к рисунку и провел рукой по нему. Краска давно застыла, надпись была сделана еще до появления здесь Земства № 5. И вдруг перед Андреем возник вопрос: а любит ли он Олесю? И что такое – любовь.

Он стал вспоминать свои чувства к ней, как они менялись и развивались. Как он трепетал, когда только они познакомились. Как оберегал ее, когда Москва стала Московией. Поначалу это была симпатия к хрупкой, нежной, красивой девушке. Андрей вспоминал, как складывались его отношения с девушками до Олеси. Они были другими. Нервными, эмоциональными. С ней же он обрел внутреннее спокойствие. Андрей стал меняться изнутри, и меняла его любовь. Да, он любил Олесю. Она была для него больше, чем просто девушка, с которой можно заниматься любовью, вступить в брак и завести семью. Она была его энергией. Допингом. Воздухом.

Воспоминания прокатились по нему приятной волной с головы до ног так, что взмокла спина. Но эти эмоции быстро переросли в иные. Внутри что-то сжалось, словно через тело прошел ток. Андрей вспомнил ту встречу. Их последнюю встречу, когда они разошлись в разные стороны. Любил ли он ее тогда? Если бы любил, уехал тайно из Московии? И Андрей не мог понять себя. Что он чувствовал тогда к Олесе? Была ли это любовь или она сменилась чем-то другим? И Андрей ответил себе: «Нет, это уже не любовь»!

Это было уважение, привычка к человеку, как привыкают к табаку или соли. И от привычки сложно избавиться. Люди подсаживаются на нее и порой сидят всю жизнь. Так и он. Привык. Но она была невредной для него. Наоборот, рядом с ней он черпал силы, внутри него каждый раз рождался новый человек. Рядом с ней, он чувствовал себя словно с Богом. Словно тот мир, который был за окном квартиры, перестал существовать. Они придумывали свой, новый, где царили спокойствие и гармония. Но это была не любовь.

И даже приехав в Волгоград, он помнил ее. Каждый раз, когда Андрей был с девушкой, каждый раз, когда целовал ее, обнимал, губы просили другого поцелуя, а руки требовали другой талии. И он ужасался. Приходил домой, включал планшет и смотрел на ее фото. И ужас с каждым разом рос, пока не сломал его совершенно.

Все цели в жизни были перечеркнуты, как и перечеркнута сама жизнь. И любовь к Олесе превратила его в раба. Он хотел получить ту эмоцию, когда она целовала его в шею. Заставлял себя вспомнить, но не мог. Он потерял свой допинг, и так стал терять себя.

Оказавшись здесь, в Земстве № 5, Андрей проснулся. И понял, что он один. Без нее. Навсегда. И даже если Олеся окажется перед ним, голая и прекрасная, он пройдет мимо, отдав ей в руки свой пиджак, чтобы не замерзла. Он просто хотел ее спасти, хотел знать, что она в безопасности. Хотел с ней поговорить. Но не как шепчутся с любимой, а как разговаривают с другом.

Андрей понял свои чувства. Он должен ее отблагодарить за то, что она подарила. За те минуту, за то время. Он почувствовал себя ответственным за нее.

Андрей убрал руку с надписи, поднял голову, взглянул на облака и пошел быстро с улицы. Надо было начинать работать.

Глава 15.

Москва

Белослав долго не решался, чтобы войти в комнату, где содержался под стражей Зуйков. Он переминался с ноги на ногу, пожимал плечами, потряхивал головой, пытаясь совладать с собой, мыслями, которые кружили в его голове. В конце он дал знак охране, чтобы дверь была открыта.

Солнцев не стал сажать своего родственника в тюрьму по нескольким причинам. Рассуждал он так. Тюрьмы были переполнены, и все камеры были забиты людьми. Появление там такой фигуры, как Владимир Зуйков было нежелательно. Мог подняться очередной бунт. Тем более ситуация требовала быстрой реакции власти Московии, и близость расположения Зуйкова была кстати.

Владимир сидел на кресле и писал что-то в книге карандашом. Он никоим образом не дал виду, что ему интересно, кто зашел в комнату.

– Почему ты пишешь карандашом, – начал неловко разговор Солнцев, стоя около двери.

– Потому что твой ненаглядный Новогородцев велел удалить из помещения все вещи, при помощи которых я могу покончить жизнь самоубийством. Он решил, что стержнем от ручки я смогу проколоть себе горло. Поэтому оглянись по сторонам – я превратился в аскета.

Белослав послушался совета Владимира и стал оглядывать комнату. Не было зеркал, были сняты шторы, письменный стол был совершенно пуст, никаких канцелярских принадлежностей.

– Да я и не собирался кончать жизнь самоубийством. Должен же я видеть, как падет великое государство Московия, – Владимир пристально посмотрел на Белослава.

– Ты думаешь, это конец? – сев за стол, спросил Белослав.

– Или начало…Тут одно из двух. Это может быть концом Московии как государства. Знаешь, когда государство прекращает существовать для граждан? Когда оно готово убивать их. Когда власть готова убивать. Или может получиться так, что вы уничтожите всех неверных. И начнете воспитывать новое поколение. У которого в памяти сотрутся воспоминания о том, что Москва была столицей России. Но знаешь, что для этого нужно. Нужно сильно испугать свой народ. Так сильно, как это возможно. Новгородцев тебе в этом поможет, – Владимир говорил медленно, не отрываясь от своей тетради.

– Скажи, чтобы ты сделал, будь на моем месте сейчас, Владимир? – спросил Белослав приторным голосом.

– Ты попал в ловушку, Сереж, ты в ловушке. Какой бы ты путь не выбрал сейчас, результат будет один. Тебя либо засудят, либо тебя убьют.

– И других вариантов ты не видишь, – Белослав на секунду заробел.

– Нет, – мощным толчком ответил Зуйков, – их нет. Новгородцев кинул тебя в пропасть, ты летишь сейчас глубже и глубже. Единственное, он сам пока не знает, на какие вилы ты упадешь. Но то, что это будут острые вилы – это точно. Захочешь сейчас сдаться, открыть ворота – ООН тебя засудит, все мировое сообщество будет на тебя показывать пальцем и говорить «Диктатор»! Решишь остаться Главой Московии и строить будущее – ты недолго будешь возглавлять строительные работы. Тебя скинут, как когда-то скинули Пугачева. Потому что ты станешь тем, на ком сорвут всю ненависть.