Перед глазами вспыхнул яркий свет. Затем он начал медленно угасать, и зрение постепенно возвращалось в норму.
Мы оказались в центре круглой каменной башни без крыши. Под ногами располагалась каменная площадка с множеством вычерченных на ней пентаграмм, треугольников и прочих геометрических фигур, испещренных то ли рунами, то ли иероглифами, то ли просто какими-то знаками. Вокруг стояло множество свечей, горящих сине-зелёным пламенем, мисок с неизвестной гадостью и ещё много разного непонятного и довольно неприятного хлама. Всё это было очень хорошо видно, так как солнце стояло в зените прямо над головой, не оставляя в башне никаких неосвещённых мест.
Вслед за постепенно восстанавливающимся зрением, ко мне стали возвращаться и другие чувства. Сперва слух начал улавливать нарастающую суету за спиной, а потом и обоняние учуяло гадкий запах крови, дерьма и ещё какой-то мерзости. Вокруг нас стояли люди в белых рясах с золотой и серебряной вышивкой.
Я смотрел перед собой, и моё внимание привлек худой старик лет восьмидесяти. Он стоял не в одном ряду с остальными людьми в рясах, а вышел вперёд на несколько шагов, осматривая площадку, на которой мы появились. Сразу бросились в глаза его редкие седые волосы, которые когда-то давно, судя по всему, были чёрными, и огромная, сантиметров пять, коричневая волосатая родинка на щеке.
Но не мерзкая родинка привлекала наибольшее внимание во внешности старика. Мой взгляд был прикован к его ушам – длинным, с заострёнными кончиками. Именно с такими ушами изображали в разных фильмах эльфов.
Я кое-как отвёл взгляд от этих ушей, чтобы понять причину суеты, всё усиливающейся за моей спиной. А когда обернулся – пришёл в шок от увиденного.
По краям круга стояли Лера, Джон, Лексус и Мириям, а в центре лежали – в прямом смысле слова! – скрученные и вывернутые наизнанку Азалия, Саид, Нонна и Алина. Саид был ещё жив, но вывалившиеся из разорванного живота органы и бьющая фонтаном кровь недвусмысленно говорили, что это ненадолго. Через пару секунд Саид издал последний болезненный хрип, устремив свой невидящий взгляд на солнце, бесстрастно освещавшее башню.
В тот момент я почувствовал, что ещё не до конца пришедший в норму рассудок вновь затуманивается. Меня резко затошнило. Сцена была мерзкой настолько, что я не понимал, как тут же не проблевался прямо на себя. Хотя, может быть, и проблевался – не уверен, так как в ушах стоял «белый шум», а сознание было спутанным.
В следующую секунду к телу вернулось чувство осязания, а вместе с ним меня настигла боль. Хотя сказать боль – ничего не сказать. Было ощущение, что во все мои вены, артерии и даже капилляры засунули колючую проволоку и начали её медленно двигать туда-сюда. Это чувство овладело всеми органами, всем телом, но сильнее всего било по мозгам. Казалось, что боль ощущается даже кончиками волос и ногтей. При этом кожа горела огнём, будто я сидел в котле с кипящим маслом. Ни в одном, даже самом страшном кошмаре, не смог бы представить, что может быть так больно. Некоторое время я держался на ногах лишь потому, что мышцы парализовало, и они не могли сделать ни малейшего движения.
Быстро приближающийся к глазам пол дал понять, что мозг окончательно потерял связь с телом. Удар лицом о каменную площадку – это последнее, что я почувствовал перед спасительным обмороком.
Как долго пребывал без сознания – не знаю.
Когда я первый раз стал приходить в себя, то не успел даже открыть глаза. Ощущения, как «колючая проволока» всё ещё ползает в теле, вернули меня в обморок раньше, чем сознание успело проясниться. Повторялось подобное пробуждение несколько раз, и с каждым разом переносить болевые ощущения становилось всё легче.
После очередного возвращения в сознание, в теле ещё присутствовало это незабываемое во всех смыслах чувство, однако на этот раз я не вырубился. С трудом открыл веки и вновь зажмурил: солнечные лучи, падающие через окно прямо в лицо, вызвали резь в глазах.
Судя по ощущениям, я лежал на кровати. Пошевелиться не смог, так как тело на такую попытку отреагировало ударом электрического тока по нервам, и я снова чуть не уплыл в забвение. Пролежав неподвижно несколько минут, я так и не смог найти в себе силы что-то сделать и вскоре уснул. Не сбежал в обморок, как в предыдущие разы, а именно уснул.
Когда я вновь вернулся в реальность, тело жутко болело, глаза резало от любого источника света, а в ушах стоял гул. Очередная попытка пошевелиться показала, что боль была уже вполне терпимой.
Осмотрелся, стараясь понять, где нахожусь. Я лежал в комнате, стены которой были сложены из больших серо-коричневых каменных блоков разных размеров и форм, но при этом хорошо подогнанных друг к другу. В комнате было большое окно без стекла, но с деревянными ставнями и толстой металлической решёткой, через которое лился свет и проникал свежий воздух, пропитанный ароматами леса. Перед окном у стены стоял небольшой, но добротный деревянный стол, а рядом с ним табурет.
Я с трудом повернул шею, преодолевая онемение в застоявшихся мышцах, и увидел, что рядом с кроватью сидит маленькая девочка лет восьми. На ней было коричневое платье, судя по виду, сшитое из старого мешка из-под картошки. Это «платье» было даже не сшито: в мешке из грубой пеньки просто вырезали три дырки, для головы и рук, после чего напялили это безобразие на девчонку.
Она была вся чумазая, и смотрела на меня взглядом мёртвой рыбы. От этого взгляда стало не по себе – будто она на труп смотрит. Возникло сомнение, жив ли я на самом деле, но боль даже не говорила, а кричала, что жив, да ещё как.
Девочка своим тонкими ручками окунала в стоящее рядом с кроватью ведро тряпочку, смачивала её водой и обтирала мою многострадальную тушку. Я хотел было что-то сказать, но не смог. Попытка произнести хоть звук закончилась резью в пересохшем горле и ударом где-то в мозжечке.
Осмотрев себя, я понял, что лежу на кровати голым, а моё тело покрыто кровавым потом, который эта девочка с меня и смывает. Осознав, что нормально функционировать всё ещё не могу, я откинул голову на подушку и снова уснул.
Очередное пробуждение далось гораздо легче. В этот раз я хотя бы проснулся, а не воскрес, как в предыдущие. Стиснув зубы, приподнял голову и, прилагая неимоверные усилия, смог сесть на кровати. Мышцы отказывались исполнять команды мозга.
На этот раз в комнате я был один. Всё так же голый и жутко вонючий. От собственной вони мне хотелось опустошить желудок. Вот только, судя по ощущениям, он и так был пуст.
Было или раннее утро, или поздний вечер. Солнце стояло низко, лишь наполовину выглядывая из-за линии горизонта, поэтому освещение было слабым. Аромат леса, приходящий из окна вместе с лёгким ветерком, гуляющим по комнате, был всё такой же пьянящий, как и при предыдущем моём пробуждении.
Чтобы хоть как-то отстраниться от запаха собственного тела, я с трудом поднялся и в полусогнутом состоянии, придерживаясь за кровать, доковылял сначала до стола, а уже после, облокотившись на него, прильнул носом к окну и вдохнул полную грудь свежего прохладного воздуха. Ещё минуту я стоял, наслаждаясь свежим воздухом. После чего тело устало, поэтому пришлось взгромоздить свою измученную тушу на табурет, стоящий у стола. Я сложил руки на столешнице и положил на них подбородок, придвинувшись поближе к окну.
Всё-таки было утро, потому что солнце неторопливо поднималось над горизонтом, давая всё больше света. Так я и сидел, вдыхая свежий воздух, наполненный ароматами растений, слушая пение каких-то птичек, щебечущих вдалеке, смотря на верхушки деревьев и невысокие серые горы, которые были видны из окна.
Минут через сорок моего маленького умиротворения в замке щёлкнул ключ, и дверь медленно открылась. В комнату зашёл старик-эльф, которого я видел ранее. Он некоторое время смотрел на меня, не говоря ни слова. А я молча разглядывал его, пытаясь понять, настоящие ли это уши, или мне просто пытаются голову морочить.
– Ты пришёл в себя? – задал вопрос старик. – Это хорошо. Меня зовут Арнольд. Я настоятель этого храма. Именно я был ответственным за ритуал, в результате которого тебя и твоих друзей перенесло в наш мир.
Я всё так же молча смотрел на деда, скользя взглядом то по его мерзкой родинке, то по странным ушам. В теле была такая слабость, сочетающаяся с отголосками болевых спазмов, что просто ничего не хотелось говорить. Если честно, после пережитого, в голову приходила странная мысль, что лучше бы на месте Саида оказался я. Сдох бы быстрее и с меньшими мучениями, не проходя через всю ту агонию, которая сопровождала меня вплоть до сегодняшнего дня. Однако каждый раз при появлении в голове этой суицидальной мысли, перед глазами вставал образ седобородого бога-старикана и его предупреждение о том, что будет за преждевременное прощание с жизнью.
Арнольд посмотрел на меня оценивающим взглядом и произнёс:
– Твои друзья сказали, что ты с рождения не слышишь и не говоришь, но читаешь по губам. Это так?
«Ого, а цирк-то продолжается!»
Медленно моргнул, показывая согласие.
– Что ж. Это странно. Такие заболевания в большинстве случаев лечатся магией исцеления. Пока ты был без сознания, на тебя дважды накладывали исцеление, но ты до сих пор не слышишь меня, – старикан обвёл меня подозрительным взглядом.
«Меня, что, раскрыли? Тогда зачем он спрашивал о моей глухоте? Нет, наверное, всё-таки не раскрыли».
– Печально, но такое всё же бывает. В нашем мире, хоть и крайне редко, тоже встречаются подобные врождённые недуги, не исцеляемые магией, – старик сверлил меня всё тем же оценивающим взглядом, но мне было настолько плохо, что я совершенно плевал на его слова, его мнение и него самого. – Когда ты окончательно придёшь в себя, мы попробуем высшее исцеление. Проверим, поможет ли это вылечить твой врождённый недуг.