Поиск
4
Безумцы мелкие, вы правы.
Мы чужды ложного стыда!
· · · · · ·
5
Но честь России невредима.
И вам, смеясь, внимает свет…
Так в дни воинственные Рима,
Во дни торжественных побед,
Когда триумфом шел Фабриций
И раздавался по столице
Восторга благодарный клик,
Бежал за светлой колесницей
Один наемный клеветник.

Когда надежде недоступный…

Когда надежде недоступный,[143]
Не смея плакать и любить,
Пороки юности преступной
Я мнил страданьем искупить;
Когда былое ежечасно
Очам являлося моим
И все, что свято и прекрасно,
Отозвалося мне чужим, —
Тогда молитвой безрассудной
Я долго богу докучал
И вдруг услышал голос чудный.
«Чего ты просишь? – он вещал. —
Ты жить устал? но я ль виновен;
Смири страстей своих порыв,
Будь, как другие, хладнокровен,
Будь, как другие, терпелив.
Твое блаженство было ложно;
Ужель мечты тебе так жаль?
Глупец! Где посох твой дорожный?
Возьми его, пускайся вдаль;
Пойдешь ли ты через пустыню
Иль город пышный и большой,
Не обожай ничью святыню,
Нигде приют себе не строй».
[Когда тебя во имя бога
Кто пригласит на пир простой,
Страшися мирного порога
Коснуться грешною ногой;
Смотреть привыкни равнодушно…»]

1836

Умирающий гладиатор

I see before me the gladiator lie…

Byron.[144]

Ликует буйный Рим… торжественно гремит[145]
Рукоплесканьями широкая арена:
А он – пронзенный в грудь, – безмолвно он лежит,
Во прахе и крови скользят его колена…
И молит жалости напрасно мутный взор:
Надменный временщик и льстец его сенатор
Венчают похвалой победу и позор…
Что знатным и толпе сраженный гладиатор?
Он презрен и забыт… освистанный актер.
И кровь его течет – последние мгновенья
Мелькают, – близок час… Вот луч воображенья
Сверкнул в его душе… Пред ним шумит Дунай…
И родина цветет… свободный жизни край;
Он видит круг семьи, оставленный для брани,
Отца, простершего немеющие длани,
Зовущего к себе опору дряхлых дней…
Детей играющих – возлюбленных детей.
Все ждут его назад с добычею и славой…
Напрасно – жалкий раб, – он пал, как зверь лесной,
Бесчувственной толпы минутною забавой…
Прости, развратный Рим, – прости, о край родной…
Не так ли ты, о европейский мир,
Когда-то пламенных мечтателей кумир,
К могиле клонишься бесславной головою,
Измученный в борьбе сомнений и страстей,
Без веры, без надежд – игралище детей,
Осмеянный ликующей толпою!
И пред кончиною ты взоры обратил
С глубоким вздохом сожаленья
На юность светлую, исполненную сил,
Которую давно для язвы просвещенья,
Для гордой роскоши беспечно ты забыл:
Стараясь заглушить последние страданья,
Ты жадно слушаешь и песни старины,
И рыцарских времен волшебные преданья —
Насмешливых льстецов несбыточные сны.

Еврейская мелодия

(Из Байрона)[146]

Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес,
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля слез —
Они растают и прольются.
Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,
Мне тягостны веселья звуки!
Я говорю тебе: я слез хочу, певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал – теперь она полна,
Как кубок смерти яда полный.

В альбом

(Из Байрона)[147]

Как одинокая гробница
Вниманье путника зовет,
Так эта бледная страница
Пусть милый взор твой привлечет.
И если после многих лет
Прочтешь ты, как мечтал поэт,
И вспомнишь, как тебя любил он,
То думай, что его уж нет,
Что сердце здесь похоронил он.

Великий муж! здесь нет награды…

Великий муж! здесь нет награды,[148]
Достойной доблести твоей!
Ее на небе сыщут взгляды
И не найдут среди людей.
Но беспристрастное преданье
Твой славный подвиг сохранит,
И, услыхав твое названье,
Твой сын душою закипит.
Свершит блистательную тризну
Потомок поздний над тобой
И с непритворною слезой
Промолвит: «Он любил отчизну!»
вернуться
143

«Когда надежде недоступный…»

Датируется предположительно 1834-1835 гг., так как находится в одной тетради с черновыми набросками поэмы «Сашка».

вернуться
144

Я вижу пред собой лежащего гладиатора…

Байрон (англ.).
вернуться
145

Умирающий гладиатор

В копии ИРЛИ (тетрадь XVJ, по которой печатается текст стихотворения, последние две строфы зачеркнуты неизвестной рукой. Под стихотворением – дата: «2 февраля 1836 г.». Год и эпиграф к стихотворению вписаны рукой Лермонтова.

Начало стихотворения представляет свободное переложение строф 139-141 песни IV поэмы Байрона «Чайльд-Гарольд»; но Лермонтов, продолжая традиции декабристской поэзии, значительно усилил здесь гражданские политические мотивы.

Эпиграф – из поэмы Байрона «Чайльд-Гарольд», песнь IV, строфа 110.

Надменный временщик и льстец его сенатор. – Строка навеяна началом стихотворения К. Ф. Рылеева «К временщику» (Надменный временщик… Монарха хитрый льстец…).

Когда-то пламенных мечтателей кумир… Осмеянный ликующей толпою. – Речь идет о гибели надежд, возлагавщихся на революционные движения в Европе (конец XVIII в., первая треть XIX в.), о духовном кризисе, который переживал «европейский мир» в условиях послереволюционной реакции.

вернуться
146

Еврейская мелодия («Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!»)

Печатается по сборнику 1840 г., где датировано 1836 г. Впервые – в ОЗ (1839, №6).

Вольный перевод стихотворения Байрона «My soul is dark» («Hebrew melodies») – «Моя душа темна» из цикла «Еврейские мелодии» (1815).

вернуться
147

В альбом («Как одинокая гробница…»)

Печатается по сборнику 1840 г., где датировано 1836 г. Впервые – в ОЗ (1839, №6).

Перевод стихотворения Байрона «Lines written in an album at Malta» («Строки, написанные в альбом на Мальте»).

вернуться
148

«Великий муж! Здесь нет награды…»

Печатается по автографу из тетради Чертковской библиотеки. Впервые – в «Русской старине» (1875, №9).

В рукописи оторвана часть листа, на котором были написаны первая строфа и название стихотворения и где, возможно, значилось имя «великого мужа». Высказывался ряд предположений о том, кому посвящено стихотворение. Назывались имена Чаадаева, Барклая де Толли, Радищева, Рылеева, Пестеля. Вопрос этот до сих пор не решен.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: