Скупцы так много заботятся о богатстве, словно оно их собственное, но так мало им пользуются, словно оно чужое.[291]

Великое несчастье – неумение переносить несчастье.[292]

Старость он [Бион] называл пристанищем для всех бедствий, потому что все несчастья скопляются к этому возрасту.[293]

Агамемнон у Гомера (…) «От горя рвет нестриженые волосы», – строка, над которой посмеялся Бион, сказав, что нужно быть очень глупым царем, чтобы в скорби рвать на себе волосы, как будто лысая голова свободна от горя.[294]

С шуткой обращайся осторожно.

Ты, возможно, будешь понят ложно.

Самомнение – помеха успеху.

Тревожнее живется тому, кто больше всего жаждет благоденствия.

Уродливая жена будет тебе наказанием, красивая общим достоянием.

Не следует бранить старость: ведь мы и сами рады были бы дожить до старости.

Завистник печален или потому, что его самого постигло несчастье, или потому, что кому-то другому повезло.

Если бы счастье заключалось в телесных удовольствиях, мы бы назвали счастливыми быков, когда они находят горох для еды.[295]

Солнце – не только новое каждый день, но вечно и непрерывно новое.[296]

Если бы все существующее превратилось в дым, то органом познания были бы ноздри.[297]

Из всего – одно, и из одного – все.[298]

Все движется.[299]

Не чая нечаянного, не выследишь неисследимого и недоступного.[300]

Родившись, они [люди] стремятся жить и, тем самым, умереть, лучше же сказать – успокоиться, и оставляют детей, порожденных для смерти.[301]

Смерть – все, что мы видим, когда бодрствуем, а все, что мы видим, когда спим, есть сон.[302]

Людей ждет после смерти то, чего они не ожидают и не предполагают.[303]

Космос (…) не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий.[304]

Многознайство уму не научает.[305]

За закон народ должен биться, как за городскую стену.[306]

Границ души тебе не отыскать, по какому бы пути ты ни пошел: столь глубока ее мера.[307]

Один для меня – десять тысяч, если он наилучший.[308]

В одни и те же воды мы погружаемся и не погружаемся, мы существуем и не существуем.[309]

Гармония мира натянута в противоположные стороны, как у лиры и лука.[310]

Вечность есть играющее дитя, которое расставляет шашки: царство над миром принадлежит ребенку.[311]

Война есть отец всего. Она сделала одних богами, других людьми, одних рабами, других свободными.[312]

Скрытая гармония лучше явной.[313]

Путь вверх-вниз один и тот же.[314]

Бессмертные – смертны, смертные – бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают.[315]

Прекраснейшая из обезьян безобразна в сравнении с человеческим родом.[316]

У бодрствующих один, общий мир, а спящие отворачиваются каждый в свой собственный.[317]

В одну и ту же реку нельзя войти дважды.[318]

Не будь солнца, мы бы не знали, что такое ночь.[319]

Без солнца не было бы ночи.[320]

Глаза – более точные свидетели, чем уши.[321]

Для бога все прекрасно и справедливо; люди же одно признали несправедливым, другое – справедливым.[322]

Людям не было бы лучше, если бы исполнялись все их желания.[323]

Болезнь делает приятным здоровье, зло – добро, голод – насыщение, усталость – отдых.[324]

Характер человека есть его демон. (Т. е. характер определяет судьбу.)[325]

Природа любит скрываться.[326]

Холодное теплеет, теплое холодеет, влажное высыхает, сухое увлажняется.[327]

Взрослый муж слывет глупым у бога, как ребенок – у взрослого мужа.[328]

На вопрос, почему он молчит, Гераклит ответил: «Чтобы вы болтали».[329]