— Ну конечно же! Газета права! Ну зачем мистеру Форсайту и папе понадобилось открывать этот проклятый булыжник, бороздящий пространство? Не вмешайся они, всё прошло бы незамеченным, как и множество других вещей, не наделавших столько зла!

И это зло, вернее, несчастье, о котором думала девочка, было не чем иным, как соперничеством, возникшим между дядей Фрэнсиса и отцом Дженни. Это были последствия подобного соперничества, причем непосредственно накануне заключения союза, который должен был сделать еще крепче узы, объединяющие оба семейства.

Можно смело утверждать, что они нисколько не волновались, нисколько не беспокоились о столь маловероятном падении болида на Уэйстон. Этому городу угрожала не бóльшая опасность, нежели тем, что располагались под траекторией, описываемой метеором[72] при его движении вокруг земного шара. То, что он мог однажды упасть, представлялось возможным, но отнюдь не неизбежным. Почему бы ему не сохранить навсегда положение спутника, подчинявшегося, как некая другая Луна, законам земного притяжения? Нет! Уэйстонцам не оставалось ничего другого, как смеяться над шутливыми предсказаниями «Панча». И они смеялись, не имея, в отличие от семейств Форсайт и Хадлсон, серьезных причин для огорчения.

То, что должно было случиться, случилось. Пока мистер Дин Форсайт и доктор Хадлсон лишь смутно подозревали друг друга, пока не существовало доказательств, что они двигались по одной и той же дороге, гром не грянул. Конечно, их отношения стали более прохладными. Ну и пусть! Они избегали встречаться, но невелика беда! Но теперь, после публикации писем, пришедших из двух обсерваторий, было во всеуслышание заявлено, что честь открытия одного и того же метеора принадлежит двум наблюдателям из Уэйстона. Что же теперь они собирались делать? Будет ли каждый из них отстаивать первенство открытия на страницах газет, а возможно, и в компетентном судебном органе? Возникнут ли по этому поводу ожесточенные споры? Не следовало ли опасаться, что «Панч» своими фантастическими статьями и бесстыдством газеты-шутника довела честолюбие обоих соперников до крайности, подлила масла в огонь, даже не масла, а нефти, поскольку дело происходило в Америке, где находятся неисчерпаемые источники этой минеральной жидкости?[73] Несомненно, вскоре к россказням репортеров присоединятся карикатуры, и отношения между донжоном на Моррис-стрит и башней на Элизабет-стрит станут еще более напряженными.

Поэтому не следует удивляться, что мистер Дин Форсайт и доктор Хадлсон более даже не упоминали о свадьбе, день которой приближался слишком медленно, к величайшей досаде Фрэнсиса и Дженни. Дело обстояло так, будто бы о ней и вовсе никогда не заходила речь. Стоило заговорить о ней с тем или другим, как они тут же вспоминали о каком-нибудь обстоятельстве, требовавшем их немедленного присутствия в обсерватории. Впрочем, там они и проводили всё время, приняв еще более озабоченный вид и целиком погрузившись в свои мысли. Приходилось даже сомневаться, были ли они в курсе неуместной прискорбной болтовни сатирической газеты. Но как внешний шум мог проникнуть на высоты башни и донжона? Фрэнсис Гордон и миссис Хадлсон прибегали к многочисленным уловкам, только бы не допустить его туда, поскольку боялись, что это только усугубит положение дел, а у обоих противников имелись другие заботы, нежели чтение местных газет.

Несмотря на то что метеор был замечен обсерваториями Огайо и Пенсильвании, мистер Дин Форсайт и Стэнли Хадлсон напрасно старались вновь увидеть его на привычной траектории. Неужели он удалился, причем на столь значительное расстояние, что стал недоступен для их приборов? В конце концов, это была весьма правдоподобная гипотеза. Однако астрономы-любители не отказались от постоянного наблюдения, а денно и нощно пользовались малейшим просветом на небе. Если так будет продолжаться, они заболеют. А если один увидит метеор раньше другого, трудно предсказать, как он воспользуется этим, пусть и случайным, обстоятельством.

Разумеется, знаний мистера Дина Форсайта и доктора Хадлсона не хватало, чтобы установить параметры нового астероида: точное положение на орбите, природу, форму, расстояние, на котором он двигался, продолжительность его обращения. Все это предстояло определить ученым-специалистам. Но капризный метеор не появлялся на горизонте Уэйстона или же, по крайней мере, обоим наблюдателям не удавалось его заметить, глядя в свои маломощные зрительные трубы! И поэтому они постоянно пребывали в прискорбном дурном настроении. К ним просто невозможно было подступиться. Двадцать раз на дню мистер Дин Форсайт обрушивал свой гнев на Омикрона, который отвечал ему в том же духе. Что касается доктора, то он был вынужден обращать негодование на самого себя, и поводов для этого у него вполне хватало.

И кто бы в подобных условиях осмелился заговорить с ними о брачном контракте и свадебной церемонии!

Прошла уже целая неделя после опубликования уведомления, отправленного в газеты обсерваториями Питтсбурга и Цинциннати. На календаре значилось 18 мая. Еще тринадцать дней — и наступит великая дата, хотя Лу утверждала, что она никогда не наступит и что такой день просто не существует в природе. Нет, послушать ее, так в этом году 31 мая исчезло. Девочка говорила это ради смеха, а смеялась она, чтобы рассеять волнение, царившее в обоих домах.

Тем не менее всё же следовало напомнить дяде Фрэнсиса Гордона и отцу Дженни Хадлсон о свадьбе, о которой они больше не говорили, словно она уже и не должна была состояться. При малейшем намеке на свадьбу оба резко уклонялись от разговора и уходили к себе. Итак, встал вопрос о том, чтобы прижать их к стенке во время одного из визитов, ежедневно наносимых Фрэнсисом в дом на Моррис-стрит. Однако миссис Хадлсон полагала, что будет лучше не предпринимать никаких попыток в отношении ее мужа. Ведь он совсем не занимался приготовлениями к бракосочетанию, равно как и не занимался домашним хозяйством. Нет… В назначенный день она просто скажет ему: «Вот фрак, вот шляпа, вот перчатки… Пора ехать в церковь Святого Андрея на брачную церемонию… Подай мне руку. Идем…»

Конечно, он пойдет, даже не осознавая этого. Лишь бы в тот момент метеор не пролетал перед объективом его телескопа!

Но если в доме на Моррис-стрит мнение миссис Хадлсон было решающим, в доме на Элизабет-стрит никто и не думал считаться с мнением Фрэнсиса Гордона. Если доктора оставили в покое и не требовали объяснений по поводу его отношения к мистеру Дину Форсайту, то старая служанка безжалостно теребила своего хозяина, требуя прояснить ситуацию. Митс не хотела ничего слышать. Она обозлилась на хозяина, чувствуя, что положение становится всё более угрожающим и что малейший инцидент может спровоцировать разрыв между семействами. А каковы оказались бы последствия? Свадьбу отложили бы или, вероятно, даже отменили, к отчаянию невесты и жениха, ее дорогого Фрэнсиса, которого мистер Форсайт заставил бы отказаться от руки Дженни. А что мог бы поделать несчастный молодой человек после публичного скандала, сделавшего бы любое примирение невозможным?

И вот после полудня 19 мая старая служанка, оказавшись наедине с мистером Форсайтом в столовой, остановила его в тот момент, когда он уже собирался подняться по лестнице, ведущей на башню.

Как известно, мистер Форсайт боялся откровенных разговоров с Митс. Он прекрасно знал, что подобные объяснения обычно оборачиваются не в его пользу. Он всегда был вынужден отступать. По его мнению, в тот момент, когда понимаешь, что терпишь поражение, благоразумнее всего не подставлять себя под удар.

И поэтому, взглянув снизу вверх на лицо Митс, которое показалось ему бомбой с горящим фитилем, готовой вот-вот взорваться, мистер Дин Форсайт, желавший укрыться от осколков, направился в глубь столовой. Но едва он дотронулся до дверной ручки, как старая служанка преградила ему дорогу. С высоко поднятой головой, устремив взгляд на хозяина, который отводил глаза, чтобы не смотреть ей прямо в лицо, она спросила, нисколько не стремясь унять дрожь в голосе: