— Иди к тамбуру. — ТУБ опять замешкался.

— Выполняй! — Высоко поднимая ноги, старательно перешагивая через все лежащие провода, ТУБ зашагал к станции.

Из тамбура вышла Мей в скафандре. ТУБ, не останавливаясь, протопал мимо нее.

— Бедный! — догадалась она.

— Мей, нечего его жалеть. Вы только посмотрите, что наделал этот броненосец. Мне опять будет от Паппино.

— А вам за что?

— Когда ТУБ делает что-то не так, то попадает мне, а не ему.

Мей присела возле Алешкина и ласково поглядела на него через стеклолитовое забрало скафандра.

— Приятно, — сказал догадливый Алешкйн. — Куда вас везти?

— О, тут недальек.

— Недалеко.

— Да, недальеко… Мне нужно поискать новый проба, в Заливе Радуги

Очередная отметка температур все равно была пропущена, а к следующей Алешкйн надеялся успеть сменить сломанный прибор. И притом просил не кто-нибудь, а Мей…

Он подсадил ее к люку танкетки, вскарабкался сам и положил руки на рычаги управления.

ТУБ стоял в тамбуре и следил за танкеткой. Он держал ее в фокусе видеолокаторов, пока она не скрылась за горизонтом. Тогда он включил приемник отраженных сигналов и настроился на частоту радара танкетки.

Алешкин разворачивал танкетку, лавируя среди хаоса скал и скальных обломков, которыми был завален Залив Радуги.

— Тоже мне, придумали название, — ворчал он. — Сплошные радуги. Мей! — позвал он. — Не уходите далеко, а то я потеряю вас.

Шлепая мягкими пластмассовыми гусеницами, танкетка карабкалась по камням. Ежеминутно ее клало то на один бок, то на другой. Даже независимая подвеска кабины не спасала Алешкина от толчков. Мей была где-то там, за скальной грядой, и он пытался разыскать туда проход. В одном месте он было сунулся между скал, но решил, что танкетка, чего доброго, заклинится панцирем, гусеницы повиснут в воздухе…

«Вот будет номер!», — подумал Алешкин.

Он повел танкетку в обход. И вдруг на вершине скалы, которую он огибал, распустился, как цветок, светлый пушистый фонтанчик и опал кучкой пыли.

За ним, подальше, вспыхнул другой. И вся каменистая пустыня внезапно покрылась фонтанчиками, как поле цветами. Они распускались то поодиночке, то по нескольку штук сразу, медленно гасли, а рядом вспыхивали другие.

Все это выглядело очень красиво. Алешкин никогда не видел ничего похожего и не сразу сфобразил, что это такое. Но, поняв, двинул рычажок передатчика на полную мощность.

— Мей! — закричал он. — Мей, метеориты!

Он бросил танкетку прямо на скальную гряду, танкетка встала на дыбы, чуть не опрокинулась.

И тут он увидел Мей.

Она уже бежала навстречу танкетке, прыгая со скалы на скалу, хорошо рассчитывая прыжки — все же она была спортсменкой там, на Земле… Фонтанчики вспыхивали то справа, то слева, то далеко за ней, то впереди. Мей бежала не сворачивая, по прямой, она знала, что летящий метеорит не виден и увернуться от него невозможно. Только случай, — попадет или не попадет… Мей осталось совсем немного, еще три—четыре прыжка.

И тут она упала.

Алешкину показалось, что Мей запнулась. Он ждал, что она сейчас поднимется. А она лежала, перевесившись через гребень скалы. Руки ее неловко откинулись в сторону. Разбиться при падении она не могла, скафандр надежно защитил бы ее от ушибов.

Вот только от удара метеорита он защитить уже не мог…

— Мей… — прошептал Алешкин.

В танкетке было два выхода, два люка — один вверху, в защитном колпаке, другой сбоку, под колпаком. Алешкин побоялся открыть верхний люк — случайный метеорит мог бы попасть в мотор. Он открыл нижний, выбрался через него и выкатился из-под защитного колпака танкетки.

Метеориты продолжали падать, но он уже не думал о них. Он вскочил, сделал длинный прыжок, второй… не рассчитав, пролетел над лежавшей Мей и вернулся.

Поднял ее на руки легко — здесь вместе со скафандром она весила не более двадцати килограммов — и в два прыжка оказался у танкетки.

Когда он осторожно проталкивал Мей в люк, в камень рядом ударил метеорит. Алешкин заметил белую искорку пламени, и пыльное облачко хлестнуло по стеклолитовому щитку скафандра. Он положил Мей на заднее сидение. Голова ее бессильно перекатывалась внутри прозрачного шлема.

Глаза были Закрыты. Алешкин не стал искать место удара — метеоритик, вероятно, был маленький, вязкий пластик скафандра затянул пробитое отверстие, нужно снимать скафандр, а, это займет много времени?

Волчком развернув танкетку, он погнал ее к станции. Управляя рычагами, он то и дело оборачивался к Мей. Лицо ее бледнело все более и более, он подумал, что она умирает, и прибавлял обороты мотора. Танкетка перелетала через скалы, прыгала, как лягушка, шлепалась на каменистые россыпи, и камни веером разлетались в стороны. На склоне ее занесло, несколько метров она скользила боком, Алешкин давнул педаль, и танкетка выровнялась.

Мелкие метеориты ударяли по колпаку, по стеклолиту текли струйки беловатого дыма.

Вот-вот над ломаной линией горизонта должен был показаться купол станции, тогда можно будет связаться с ней по радио, и станция поползет к ним навстречу. Только бы подняться из кратера на гребень…

Метеорит на этот раз оказался побольше — вероятно, с детский кулачок. Скорость его была огромная, стеклолитовый купол не выдержал удара. Алешкин почувствовал, как вздрогнула танкетка, услыхал в шлемефоне резкий щелчок… Тут же из мотора хлестнула струя пламени, и Алешкин уже больше ничего не видел и не слыхал…

Открыв глаза, он увидел лицо врача Моро, а выше над собой надежный купол станции.

— Вот и отлично! — сказал Моро. — Ничего серьезного. — Он положил пустой шприц в ванночку. Алешкин поморгал глазами, как после тяжелого сна, вспомнил и приподнялся на локте.

— Мей?.. Где она?..

— Я здесь, Альешкин…

Она лежала укрытая простыней, на обнаженном плече голубела наклейка бакопластыря. Голос ее звучал слабо, она улыбнулась Алешкину глазами.

— У нее немножко серьезнее, — сказал Моро. — Метеорит пробил плечо. Полсантиметра от сонной артерии — еще бы чуть-чуть… Но, как говорите вы, русские, «чуть-чуть не считается», и мисс Джексон через недельку будет о’кей!

— А где Паппино?

— Синьор Паппино в радиорубке. Пытается связаться с Землей.

Алешкин приподнялся и сел. Грудь немножко побаливала от удара взрывной волны, но двигаться он мог свободно.

— Как мы сюда попали?

— Вас принес ТУБ.

Алешкин непонимающе уставился на Моро.

— Что вы говорите! Он сумел вытащить нас из танкетки? Двоих?

— Нет, он притащил танкетку вместе с вами. О, на это стоило посмотреть!.. Тут у нас метеоритом заклинило перископ кругового обзора, и нам пришлось крутиться на гусеницах, мы же не знали, в какой стороне вас искать. И вдруг видим, на гребень кратера поднимается танкетка… А гусеницы у нее не двигаются. Мы с Паппино вначале ничего понять не могли, потом уже разглядели, что Под танкеткой шагают башмаки ТУБа. Он тащил танкетку на спине.

— Десять тонн…

— Ну, здесь около двух…

— Да, я и забыл, — сказал Алешкин. — Но все равно много.

— Много. Но ТУБ тащил. Он уже поднялся на гребень и там упал. И больше не двигался. Вплотную к вам мы подъехать не могли, оставалось еще метров пятьдесят. К счастью, метеориты стали падать пореже, и мы вытащили вас обоих через верхний люк.

— А ТУБ?

— Он остался там. Лежит под танкеткой. Нам было не до него.

Алешкин тут же встал.

— Вы куда, Алешкин?.. Слушайте, это рискованно. Метеориты еще падают…

— Нельзя же оставить его там.

— Что ему сделается, пусть полежит… Не глупите, Алешкин. Это не живое существо, вы понимаете. Это же машина. Такая же машина, как танкетка.

Алешкин молча смотрел на Моро. Потом взглянул на Мей. Она подозвала его кивком головы. Он подошел, наклонился, и Мей поцеловала его в щеку.

— А ну вас! — сказал Моро. — Делайте как хотите,