Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о своем постыдном физическом отклике и одновременно пытаясь скрыть смущение, она принялась дотошно расспрашивать Ричарда о работе.

Он рассказал, что всегда мечтал писать, но, будучи лектором университета, прекрасно понимал, насколько трудно писателю добиться успеха. Он уже решил, что сочинительство навсегда останется только хобби, когда случай свел его с издателем, которому Ричард и решился представить на суд свою первую рукопись.

– Мне просто повезло, – заключил Ричард.

Мейбл тут же возразила и, преодолев робость, принялась с жаром уверять, что его исторические романы на редкость хорошо читаются и что он один из ее любимых писателей. Ричард улыбнулся. Тут она вдруг спохватилась, смутилась собственной горячности и неловко закончила:

– Наверное, вам уже надоело выслушивать восторги читателей.

– Ну что вы, нисколько, если говорят искренне, – тепло заверил Ричард. – Хотя, признаться, меня несколько смущают незаслуженные похвалы.

Мейбл остановилась и серьезно посмотрела на Ричарда.

– Похвалы вовсе не незаслуженные. Одри, наверное, уже рассказывала, как мне нравятся ваши книги.

– Да, упоминала, – так же серьезно ответил он. – Но я не придал ее словам значения, потому что воспринял их как всего лишь дополнительную морковку перед моим носом.

Мейбл не ответила, поскольку не знала, как понимать последнюю фразу.

– Я очень признателен, что вы разрешили остановиться у вас, – продолжал Ричард. – Писатели и в лучшие времена не самые приятные в общении люди, а когда работают – тем более. Наша братия грешит эгоизмом и порой забывает обо всем и всех. Я, например, иногда засиживаюсь за работой далеко за полночь. Надеюсь, стук моей пишущей машинки вам не помешает…

– Конечно, не помешает.

Уж не пытается ли Ричард в мягкой форме предупредить, чтобы я оставила его в покое? Что ж, его можно понять. Труд художника-иллюстратора отнимает много сил, и для успешной работы мне тоже требуется уединение. Надо сразу же внести ясность и заверить его, что я не собираюсь то и дело заглядывать к нему, предлагая то чашку чая, то какое-нибудь угощение.

– Полагаю, вы хотите, чтобы во время работы вам никто не мешал, – сказала Мейбл. – Если вы захотите приготовить себе чай или что-то перекусить, пожалуйста, не стесняйтесь. Я обычно не завтракаю, а когда работаю, перехватываю между делом бутерброд или яблоко, а уж вечером мы… – И спохватилась: – Наверное, по вечерам у вас будут свои планы.

– То есть, вы предпочитаете, чтобы я ужинал вне дома?

Слишком прямой вопрос. Мейбл замялась. Интересно, какой ответ от меня хотят получить? – с недоумением и даже негодованием подумала она. Ричард выжидающе молчал.

– Э-э-э… я…

– Как бы мне ни было приятно вечерком расслабиться в вашем обществе, ваша насыщенная светская жизнь не даст нам возможности ужинать вместе. Это вы хотите сказать?

Издевается он надо мной, что ли?

– Нет, я имела в виду, что вы не должны чувствовать себя обязанным ужинать вместе со мной, – натянуто улыбнулась Мейбл.

Решив поскорее прекратить разговор, который становился опасным, Мейбл отвернулась и вдруг услышала тихий голос Ричарда:

– Кто говорит об обязанности? Я думал, это было бы скорее удовольствием…

Мейбл вздрогнула. Если бы она не знала, как обстоят дела, то могла бы, пожалуй, принять эти слова всерьез. Чего доброго, она решила бы: Ричард с ней флиртует и дает понять, что считает привлекательной женщиной. Разумеется, этого просто не может быть! У этого мужчины роман с ее дочерью, и в данной ситуации то, что она прямо-таки тает от его прикосновений, просто отвратительно.

Мейбл надеялась, что дочь не слишком сильно влюблена в Ричарда, потому что в противном случае, и Мейбл почти не сомневалась в этом, он не может ответить Одри взаимностью. Меньше всего на свете она желала бы своей девочке страдать от безответной любви. А мистер Барраклоу, без сомнения, рано или поздно заставит ее страдать, рано или поздно на его пути попадется другая женщина, которая в отличие от Мейбл не станет долго раздумывать, стоит ли ответить на ухаживания известного писателя.

Заметив, что она вздрогнула, Ричард нахмурился.

– Вы замерзли. Пожалуй, нам пора возвращаться.

Возвращаться… Если бы она могла вернуться к тому моменту, когда не подозревала о его существовании. Мейбл знала Ричарда меньше двадцати четырех часов, но эти часы непоправимо изменили ее жизнь. Они изменили ее саму, обнажили грани ее натуры и сокровенные чувства, о существовании которых она даже не догадывалась. Если бы Мейбл чуть больше знала о Ричарде Барраклоу до встречи, у нее была бы возможность как-то подготовиться… но, увы, ничто не защитило бы ее от себя самой.

Нет, подумала Мейбл, все-таки отец был прав, когда потребовал от меня соблюдать строгое безбрачие. Может, он сумел разглядеть во мне то, чего я сама о себе не знала?

Но если эта внутренняя уязвимость, эта непреодолимая потребность… – надо называть вещи своими именами! – потребность в физической близости с мужчиной, существовала во мне все эти годы, то почему не проявилась раньше? Почему только Ричард пробудил во мне эти чувства?

Мейбл была слишком растеряна, чтобы найти ответ на прямо поставленный вопрос. Ричард повернул обратно, и она двинулась следом. Он первым подошел к живой изгороди, но вместо того, чтобы перелезть через нее, повернулся к Мейбл и протянул руки. Мейбл медлила. Она понимала, что рискует выглядеть смешной, но боялась, что если Ричард снова поднимет ее, то предательское тело непременно откликнется. Даже сейчас, глядя на него снизу вверх, она ощущала, как внутри разливается странное тепло, слышала, как сердце забилось чаще, и уже предчувствовала, как ее тело тает в его руках, словно призывая мужчину откликнуться на безмолвный призыв.

В ужасе сознавая, что если сделает хотя бы шаг к Ричарду, то поставит себя в унизительное положение и предаст Одри, Мейбл пробормотала:

– Я сама справлюсь. – Она даже нашла в себе силы улыбнуться. – Я, знаете ли, не ребенок, а взрослая женщина.

Зря она это сказала. Ответный взгляд, которым Ричард медленно обвел ее фигуру, вызвал у Мейбл ощущение, будто внутри у нее все плавится.

– Да, я знаю, – мрачно ответил он прежде чем отвернуться. Когда Ричард уже стоял по другую сторону живой изгороди, Мейбл услышала, как он негромко добавил, словно разговаривая сам с собой: – В конце концов, я тоже не мальчик, а мужчина.

Она тут же сказала себе, что ослышалась. Наверное, воображение сыграло с ней злую шутку, вложив в уста Ричарда слова, которые он, вероятнее всего, и не думал произносить.

Мейбл относительно легко преодолела преграду, но, как только снова оказалась на земле, тут же ухитрилась споткнуться о несуществующую кочку. Позже она могла объяснить себе происшедшее только тем, что слишком сосредоточилась на проклятом препятствии и перестала смотреть под ноги.

Споткнувшись, она невольно вскрикнула. Ричард отреагировал молниеносно: быстро развернулся, обхватил Мейбл и притянул к себе. В результате она оказалась в гораздо более тесном контакте с его телом, чем если бы Ричард просто помог ей перебраться на другую сторону.

Мейбл вдохнула теплый мужской аромат его тела, и сердце ее забилось вдвое быстрее. Порыв ветра взлохматил ее кудри, одна прядка упала на щеку, и Ричард осторожно отодвинул волосы с ее лица и заправил за ухо. Вероятно, поначалу он действовал чисто инстинктивно, но потом замер и внимательно всмотрелся в глаза Мейбл, словно пытаясь что-то прочесть в них.

Позже, задним числом, Мейбл говорила себе, что именно в этот момент ей следовало оттолкнуть Ричарда или каким-то иным способом дать понять, что его близость ей неприятна; именно тогда следовало вспомнить об Одри, но вместо этого Мейбл просто стояла и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Ей вдруг стало не хватать воздуха, и губы сами собой приоткрылись, женщина попыталась дышать глубже, но от этого грудная клетка расширилась и ее груди оказались прижатыми к торсу Ричарда. Совершенно немыслимо предположить, что Ричард мог почувствовать их податливость и уж тем более заметить, как набухли и затвердели соски, ведь их тела разделяло несколько слоев теплой одежды. Но все-таки, как догадалась Мейбл, он что-то почувствовал, прочел молчаливое приглашение если не в реакции ее тела, то во взгляде, потому что движения рук, поправлявших ее волосы, внезапно стали ласковыми, большой палец нежно погладил чувствительную зону за ухом. Гладит меня, словно кошку, подумала Мейбл, тщетно пытаясь справиться с волной сладостных ощущений, порожденных этими прикосновениями.