– Почти пять недель.

– Вполне достаточно. Если конечность слишком долго находится в одном положении, есть опасность, что сустав останется неподвижным навсегда.

– Я каждый день на некоторое время отвязываю ему ласт, – сказал Клинт, – и массирую сустав.

– Очень хорошо. Ты правильно делаешь.

Доктор, по-видимому, забыл, что сам велел Клинту это делать. Он осмотрел рану на голове Бастера.

– Очень аккуратно зашито.

Рана затянулась, и на голове выросла новая шерсть, только белая. Казалось, по серой голове Бастера кто-то провел мелом.

– Некоторые женщины в городе специально делают себе в темных волосах одну белую прядь. Это модно.

Он опять потрогал шину.

– Как вы думаете, сколько еще он должен носить ее? – спросил Клинт.

Доктор взглянул на него серьезно.

– Будь он моим пациентом, я бы сейчас снял ее.

– Сейчас? – И Клинту вдруг показалось, что наступило рождество: слова молодого доктора были похожи на рождественский подарок. – По-вашему, все будет в порядке?

– Ничего не могу обещать. Может, кость и не срослась. Но если не срослась до сих пор, то уже никогда не срастется.

– Тогда я сейчас сниму шину.

Если что-нибудь не так, то уж лучше выяснить это в присутствии врача.

Он принес щипцы и, вытащив гвозди, снял фанерки. Бастер тотчас же оперся на освобожденный ласт.

– Нельзя, Бастер!

– Пусть попробует. – Доктор наклонился, чтобы осмотреть ласт. – Здесь был перелом?

– Да, – кивнул Клинт.

– Кость срослась еще крепче, чем прежде. Клинт обнял тюленя.

– Слышишь, Бастер? Ты здоров!

Доктор присел на корточки и осмотрел оба ласта.

– Они совершенно одинаковые. – Он встал, отряхивая снег с пальто. – Ну, я пойду.

– Я очень благодарен вам, доктор! Можно прямо сейчас пустить Бастера плавать?

– Самое полезное для него занятие, – улыбнулся доктор.

– Бастер, купаться!

Тюлень приподнялся на передние ласты, словно желая сказать, что рад бы, да не может, не, вдруг почувствовав, что свободен, скатился с салазок прямо в снег.

Они пошли на берег. Бастер ковылял рядом с Клинтом, подавая какие-то звуки, которые должны были означать:

«Сегодня отличный день, и мы идем купаться. Поспешим, пока еще есть вода!»

Клинт помог ему спуститься по заснеженным ступенькам причала и дошел с ним до самой воды. Бастер тотчас же скользнул в воду, но вернулся, как только увидел, что Клинт остался на берегу.

– Я не пойду в воду. Бр-р-р! Я замерзну!

Бастер старался объяснить ему, что он неправ, но Клинт все– таки не пошел. Тогда Бастер уселся в воде на задние ласты и стал упрашивать.

– Нет! – Клинт покачал головой и показал пустые руки.

Бастер изобразил на морде полное отчаяние и упал в воду, словно мертвый. А затем одним мощным движением ушел далеко-далеко. Его пятнистая шкура замелькала под водой. Вынырнул он в пятидесяти ярдах[4] от берега, поднявшись до плеч из воды, чтобы посмотреть на глупого мальчика, который не понимает, как приятно купаться зимой. А потом снова исчез и появился уже почти у берега. Клинт, смеясь, погладил его.

– Куда мне до тебя, Бастер! Но не забывай: научил тебя плавать я.

С этого дня Бастер купался, когда ему удавалось уговорить Клинта пойти с ним на берег; а порой, если Клинт бывал занят, Бастер уходил один. Дважды он пробыл в море весь день.

Клинт всегда тревожился, если Бастер подолгу отсутствовал, но он напоминал себе, что вот так, наверное, беспокоилась и мама, когда он исчезал надолго. Правда, зимой для Бастера безопаснее, потому что рыбаки и охотники в море не выходили.

…В последнюю субботу каникул разразился шторм. Бастер ушел на берег и задержался дольше обычного. Он не вернулся даже к ужину. Впервые, с тех пор как он был ранен, он не явился домой с наступлением темноты – неужели опять с ним что-нибудь случилось? Клинт делал вид, что смотрит в окно на мокрый снег, но в действительности он очень волновался.

– Зов предков, – сказал отец, когда мама подала на стол блюдо жареной свинины и сладкого картофеля. – Бастер растет, сынок, и ты тоже растешь. Если он не станет взрослым тюленем, а ты – мужчиной, будет плохо. А взрослым тюленям по ночам не положено возвращаться домой.

Но Клинт хотел, чтобы Бастер вернулся. И расти он не спешил, во всяком случае – пока. Сидеть дома с родителями было куда приятнее, чем ходить в школу, – как хорошо было, когда он еще не учился! Нет, взрослым становиться ни к чему. Пусть лучше поскорее наступит лето, и они с Бастером отправятся в очередную экспедицию в море…

Мама, по-видимому, уже вторично задавала ему какой-то вопрос.

– Клинт, ты ответил тете Гарриет?

– Нет еще, – пробормотал он. – Успеется.

– Послезавтра ты снова пойдешь в школу, – продолжала мама, – и тебе некогда будет писать письма. А Гарриет заинтересовала твоей работой профессора Уиллса…

– Я напишу сегодня вечером, – пообещал Клинт.

На крыльце раздался шум, и в окне появилась забавная морда Бастера. Он радостно смотрел на Клинта, и Клинт сразу стал самым счастливым человеком на свете.

– Еще свинины с картофелем, сынок?

– Да, спасибо.

Отец улыбнулся, передавая ему тарелку.

Ужин, который начался в тревоге, превратился в праздник. Клинту хотелось есть, ему нравились свинина и картофель. Теперь все стало на свои места: на море шторм, но в кухне тепло и вкусно пахнет. И они все вместе: во главе стола – улыбающийся отец, а напротив Клинта – мама, которая больше не беспокоится и не говорит о письме тете Гарриет. А в дальнем конце стола, за окном, – Бастер, он четвертый член семьи. На улице снег с дождем, крыльцо мокрое, но Бастеру все это нипочем, он чувствует себя не хуже тех, кто сидит в ярко освещенной кухне.

Праздничное настроение не покидало Клинта до самого конца каникул. Из-за непогоды отец не пошел на лесосплав, и они сели завтракать позже, но так, чтобы Клинт не опоздал на школьный автобус.

Только мама вынула из духовки свежеиспеченный хлеб, как Клинт увидел идущий к берегу, ял Джо Хортона.

– Джо сегодня что-то рано собрался в город.

Но, вместо того чтобы идти на север, баркас свернул к их причалу. Клинт видел, как старик, выключив мотор, направил лодку на берег.

– Поставь еще одну тарелку, Мэри, – сказал отец. – У нас будет гость!

Но Джо, усевшись за стол, согласился лишь на чашку кофе и говорил только о погоде. Наконец он приступил к делу – его глубоко посаженные старые глаза выдавали замешательство.

– В последние дни с моей коровой творится что-то неладное. Обычно она дает много молока, но вот уже дважды с утра оказалась совсем пустой.

У Клинта упало сердце, и он увидел, как отец обеспокоенно нахмурился.

– Вчера вечером во время шторма, – продолжал Джо, – я вошел в коровник и увидел такое, что глазам своим не поверил. Возле коровы сидел тюлень Клинта и сосал, как голодный теленок.

– Извините, пожалуйста, – пробормотал Клинт.

– Он, конечно, очень умный, этот твой тюлень, – сказал Джо, – только мне не хотелось бы, чтобы это вошло в привычку.

– Разумеется, нет, – вмешалась мама. – Я сейчас же дам вам кувшин молока. У нас, слава богу, оно в избытке. Но все равно это нас не извиняет.

Джо пришел в еще большее замешательство.

– Я пришел не за тем, чтобы жаловаться. Я бы ничего не сказал, я просто подумал, что вам следует знать об этом.

– Совершенно правильно, – поддержал его отец. – Больше этого не случится, обещаю вам. Клинт встал из-за стола.

– Пойду запру Бастера, перед тем как уйти в школу.

– Не волнуйся, сынок, – сказал отец, – я присмотрю за ним. А когда ты придешь из школы, решим, как нам поступить.

– И поспеши, пожалуйста, – вмешалась мама, – не то ты опоздаешь на автобус.

– Не беспокойся за своего тюленя, – добавил Джо. – Он очень умный, и мне он ничего плохого не сделал.

Какие все добрые, думал Клинт, поднимаясь по склону холма. Но чудесный праздник кончился скандалом. Участие отца, мамы и Джо можно было сравнить со мхом, растущим на скале. Оно было мягким, приветливым, но под ним таилась твердая, как порода, истина: Бастер начал все чаще попадать в беду, и это могло испортить все.