Посольство во главе с Готье, архиепископом Сансским, и Жаном де Нель отправилось в путь, дабы сделать торжественное предложение графу Прованскому; обратно посланцы вернулись с королевской невестой. В свите было шесть трубадуров и менестрель графа Прованского. Миновали Турню, где кортеж встречал аббат. Незадолго до праздника Вознесения прибыли в Санc, где их уже ждали Людовик Святой и Бланка Кастильская с многочисленной свитой. Маргариту сопровождал ее дядя Гийом, епископ Валенсии. Свадьбу сыграли в Сансе, вероятно, в субботу 27 мая 1234 г. В воскресенье, 28 мая, Маргарита была миропомазана и коронована в соборе Готье епископом Сансским. Нам известно, что корона королевы была сделана из золота и стоила 58 ливров. Затем устроили пир и празднество, в течение которого король посвящал в рыцари и исцелял золотушных. Лошадь одного бедного человека погибла в праздничной толчее, и король велел выдать ему 40 ливров в возмещение ущерба.
Гийом де Сен-Патю, францисканец, исповедник королевы Маргариты, рассказывал, несомненно с ее слов, что Людовик Святой, удалившись в покои со своей женой, принялся молиться. «Он предавался молитве три ночи и, как потом рассказывала упомянутая дама, побудил ее следовать его примеру. И еще благословенный Людовик Святой не притрагивался к жене весь Рождественский пост и все сорок дней, и вместе с этим в некоторые дни каждую неделю, а также в канун праздников и в праздничные дни, когда он обычно получал причастие».
Бланка правила вместе с сыном. Она с суровостью относилась к Маргарите и с трудом привыкала к близости супругов. Мать так тщательно присматривала за Людовиком, что не будь он святым, то, в конечном счете, взбунтовался бы. Все же Жоффруа де Болье сообщил нам анекдот, который, вероятно, возник под влиянием похожего рассказа, где прославлялось целомудрие Людовика VIII: «Случилось, что один монах, поверив некоторым клеветникам, сказал однажды королеве Бланке: "Я сильно удивлен, что вы позволяете молодому королю вступать в преступные связи". Но королева скромно защитила свою честь и честь своего сына и изрекла прекрасные слова, кои не раз слыхали из ее уст: "Король, сын мой, дороже мне всякого смертного создания; однако если бы он тяжко захворал и в моей власти было бы вернуть ему здоровье, позволив ему смертельно оскорбить Бога, я предпочла бы, чтобы он умер, нежели совершил подобное деяние". Это правда, я узнал сие из уст самого короля».
Жуанвиль, питавший, кажется, к Бланке Кастильской некую неприязнь знатного сеньора, униженного и оскорбленного, сообщает о ее ссорах с невесткой: «Жестокость, проявляемая королевой Бланкой по отношению к королеве Маргарите, заключалась в том, что королева Бланка препятствовала, насколько это возможно, пребыванию своего сына в обществе его жены, правда, не вечером, когда он шел спать с ней. Дворцом, где более всего нравилось пребывать королю и королеве, был Понтуаз, потому что покои короля находились над покоями королевы.
И они договорились так, что вели беседы на винтовой лестнице, соединявшей обе комнаты, и устроились так, что когда стражники замечали королеву Бланку, идущую в покои своего сына, то стучали в дверь жезлом, и король убегал в свои покои, дабы матушка застала его там; и так же, в свою очередь, поступали привратники королевы Маргариты, чтобы королева Бланка, шедшая к ней, нашла ее у себя.
Однажды король находился подле своей жены, а она была в смертельной опасности, получив травму от своего ребенка, [которого носила в то время]. Королева Бланка явилась туда и, взяв своего сына за руку, сказала: "Пойдемте отсюда, вам нечего здесь делать". Когда королева Маргарита увидела, что мать уводит короля, она воскликнула: "Увы! Вы не дадите мне увидеть моего господина ни живой, ни мертвой!" И тут она лишилась чувств, и все подумали, что она умерла; и король, решив, что она умирает, вернулся; и с великим трудом ее привели в чувство.
Так что у молодой королевы было достаточно поводов, чтобы испытать свою добродетель. Но она любила Людовика Святого и была ему всецело предана. Он сумел завоевать ее, уберечь и впоследствии повести с собой тяжкими дорогами судьбы. Монах из Сен-Дени пишет: «По достижении своего двадцатилетия Людовик навсегда отказался от развлечений: он забросил собак и соколов и не одевался более в богатые одежды. Впрочем, зная хорошо, что ничто не отвращает сердце от любви к земному и не укрепляет против искушений так, как изучение Святого Писания, он отныне старательно занимался им все дни, когда не был занят. У него была Библия с комментариями, и он читал ее или заставлял читать ему вслух».
Тем не менее в счетах 1234 г. мы по-прежнему обнаруживаем статьи по королевской охоте, его соколиному двору и игре в шахматы. По-видимому, в целом Людовик Святой хотел вести серьезную и уединенную жизнь, но не отказывался и от развлечений и парадных приемов, вменяемых ему в соответствии с его рангом.
Но даже эта простая умеренность стала тяжким испытанием для молодой королевы. Людовик Святой рассказывал Роберу Сорбоннскому анекдот, героем которого, скорее всего, являлся он сам: «Один государь, имени которого я называть не буду, жил чрезвычайно просто, и сей образ жизни очень не нравился его жене, которая любила роскошь; так что она беспрестанно жаловалась на него своей семье. Под конец муж устал от этих упреков: "Мадам, – сказал он, – вам угодно, чтобы я обрядился в дорогие одежды?" – "Да, конечно, я очень хочу, чтобы вы это сделали". – "Ладно, я согласен на это и готов угодить вам, ибо закон брака требует, чтобы муж старался понравиться своей жене. Только сей закон обоюдный, так что вам придется согласиться также и с моим желанием". – "А каково это желание?" – "Чтобы вы носили самое скромное платье – вы возьмете мое, а я ваше". У супруги, надо полагать, было на сей счет иное мнение. И отныне она воздерживалась поднимать этот вопрос».
Срок перемирия с графом Бретонским истек, и молодому королю спустя несколько недель после своей свадьбы пришлось снова отбыть во главе своей армии на войну. Пьер Моклерк настойчиво домогался у короля короткого перемирия до Дня Всех Святых, и Людовик Святой предоставил его в обмен на три крепости, которые служили гарантом слову графа. Моклерк тут же уплыл в Англию, дабы заставить Генриха III вмешаться в конфликт на его стороне, – но этот демарш оказался бесполезным. После этого графу Бретонскому оставалось лишь вернуться во Францию и принять все условия, которые продиктовали ему Людовик Святой и Бланка Кастильская: графу пришлось поклясться королю и королеве, что он отправится в крестовый поход в Палестину, как только его сын достигнет совершеннолетия; наконец, в залог своей верности, он уступал короне крепости Беллем, Сен-Жак-де-Беврон и Перьер-ан-Перш. Затем король уладил все разногласия между Моклерком и его баронами. Таким образом, регентство Бланки Кастильской заканчивалось полным триумфом над сеньорами, восставшими против короля. Английский король отказался вмешиваться в междоусобные распри во Франции. Император Фридрих II в 1232 г. пообещал, что не позволит ни одному германскому князю заключить союз с английским королем, направленный против Людовика Святого и его вассалов.
Регентша также успешно пресекла разногласия, возникшие между клириками и Парижским университетом. В 1229 г. в последний день карнавала школяры поиздевались над несколькими горожанами предместья Сен-Марсель. Декан Сен-Марселя пожаловался на них епископу и легату. В конфликт вмешались королевские лучники и убили нескольких школяров. В знак протеста преподаватели университета приостановили занятия, а потом разъехались по другим городам – Реймсу, Анжеру, Орлеану, Тулузе, Оксфорду; некоторые из них осели в Италии и Испании. Общими усилиями Папа и Бланка Кастильская упросили магистров вернуться в Париж. Король принял их и пообещал, что они смогут пользоваться своими привилегиями, но взамен потребовал возмещать горожанам причиненные школярами убытки. Именно во время этого долгого отсутствия в Париже магистров университета доминиканцы Святого Иакова создали с одобрения епископа и короля свои знаменитые кафедры теологии, которые впоследствии прославят Альберт Великий и Фома Аквинский.