– А начало напоминало средневековые переговоры геральдов, – продолжал наш лоцман. – Обе стороны выжидали. Норвежцы продемонстрировали рыцарство, достойное их высоких традиций. С заряженными орудиями они ждали, пока немецкий офицер вернётся на свой корабль.

– Норвежцам не повезло тем, – отметил он, – что немцы оказались разворотливее. Психологические расчёты Редера оказались верны применительно к командам кораблей береговой обороны. Норвежцы были слишком неповоротливы, они среагировали слишком поздно.

– Высадка войск была произведена в соответствии с планом, – продолжал рассказчик. – Один за другим эсминцы подходили к германскому судну снабжения «Ян Веллем» и заправлялись горючим. Четыре других эсминца под командованием капитана 1 ранга Бая были направлены в два других фьорда. А тем временем под прикрытием плохой видимости пошли в атаку пять британских эсминцев. На входе во фьорд они развернулись и выпустили торпеды. Военные транспорты «Хайдкамп» и «Шмидт» были потоплены, а с ними и восемь грузовых судов. «Дитер фон Редер» получил сильные повреждения в двух местах. К бою присоединилась группа Бая. Два британских эсминца нашли свой конец в этом бою. «Хантер» протаранили, и он затонул, другой эсминец охватило огнём. Остальные три ушли на большой скорости, – закончил наш лоцман своё сообщение.

После встречи с командующим Четвёртой флотилией эсминцев мы пошли в Нарвик.

На ночь мы остались дежурить в районе Фарнеса. К утру мы вышли в море, но скоро вернулись обратно и пришвартовались к эсминцу «Тиле». На берег сносили убитых. В их числе оказался расчёт одного орудия. На внутренней якорной стоянке мы увидели «Берндт фон Арним». Оба эсминца были слегка повреждены.

Вечером мы снова ушли. Патрулирование закончилось без каких бы то ни было приключений.

12 апреля.

Принято решение, чтобы мы загрузились припасами и топливом. Теперь мы стояли возле эсминца «Людеманн». Меня ждал приятный сюрприз. На борту «Людеманна» я встретил своего флотского товарища Перла.

Сегодня во второй половине дня пришла «U-64». Её командир сообщил: «У входа во фьорд сильный патруль эсминцев противника. Есть опасность, что Нарвик превратится в мышеловку».

«U-49» сообщила о вражеских самолётах, идущих курсом на восток. Вскоре после этого была объявлена воздушная тревога. Весь личный состав, кроме тех, кто был необходим на борту лодки, отправили на берег. Я остался на борту с артиллерийским расчётом. Прилетели самолёты, они стали сбрасывать бомбы над нами и эсминцами. Мы стреляли, как сумасшедшие. Но с неба так ничто и не упало. Бомбы – да. Одна упала в пятидесяти метрах от нас. Мои ребята были изумлены. Я тоже. И оружие что надо, и делали всё как по нотам – и хоть бы что.

Одно нам было утешением: эти ребята наверху тоже были здорово огорчены, видя, как их бомбы падают мимо целей. Одну цель им, правда, удалось поразить – укрытие, которое охватил огонь. Рядом лежало несколько убитых.

Так это выглядело в Нарвике. Редер направил верховному командованию следующее сообщение:

«Задействованы все имеющиеся корабли германских ВМФ. В боевых действиях участвуют все имеющиеся подводные лодки. Три лодки находятся в Нансен-Фьорде, три лодки – в Вест-Фьорде, три идут с боеприпасами и снаряжением в Нарвик. Одна находится на пути в Нансен-Фьорд, ещё две лодки готовятся выйти в Нансен-Фьорд и Фолден-Фьорд. Три находятся в районе Тронхейма. Одной приказано следовать в Ромсдальс-Фьорд, пять действуют под Бергеном и две – под Ставангером».

Там же находилась и «U-48».

«Папаша» Шультце по-прежнему командовал лодкой, а старпомом у него был Тедди Зурен. Тогда матрос Хорст Хофманн тоже был на борту членом команды. «U-48» получила приказ поддержать нарвикскую группировку и идти в Нарвик. Когда лодка входила во внутренний фьорд, ему повстречалась лодка Золера, которая шла занимать новую позицию. Шультце сообщил Золеру о своём новом задании. По радиообмену ничего нового никто не сообщал. Дальше слово Хорсту Хофманну:

Мы пошли прямо вперёд, Золер последовал за нами. От Золера мы услышали, что у группировки германских эсминцев дела совсем плохи и что она, видимо, разгромлена.

Тем не менее в это утро 13 апреля мы направились в главный нарвикский фьорд. То и дело внезапно появлялись самолёты, и то и дело нам приходилось нырять. Я сбился со счёта, сколько раз нам пришлось погружаться.

Неожиданно перед нами показался эсминец. Шультце сразу навёл на него перекрестье перископа, Было туманно, и Шультце словно прилип к перископу, пытаясь распознать эсминец. Внезапно он повернулся.

– Зурен! Зурен! – закричал он. – Поди сюда и посмотри. Этот малый всё время даёт «А».

Зурен посмотрел в перископ. Действительно, странный эсминец давал сигнальным прожектором беспрерывную цепь «А».

На борту «U-48» никто не знал, британский это или германский эсминец. Шультце дал опознавательный сигнал по подводной сигнализации – четыре, пять, шесть. Никакого ответа.

Делать было нечего. Пришлось всплыть и повторить сигнал.

Запутанная ситуация. Могли или не могли болтаться здесь наши эсминцы?

Шультце вылез на мостик, за ним Зурен и верхняя вахта. Зурен дал азбукой Морзе опознавательный световой сигнал. Тем временем эсминец приближался на малом ходу. Но после повторного сигнала от «U-48» он резко увеличил ход. Волна от форштевня стала выше и круче. Так он нам ответил.

– Боевая тревога! Срочное погружение!

Все с мостика посыпались в люк, и тут же «U-48» погрузилась настолько глубоко, насколько позволяла глубина фьорда. Потом началось самое весёлое. Над нашей головой и вокруг стали рваться глубинные бомбы, сотрясая лодку.

Но на этом и кончилось. Хватит и этого.

Было 13 апреля. И сбросили на нас точно тринадцать глубинных бомб, ни больше ни меньше. Шультце улыбнулся, довольный. Ещё бы, ведь известно, что семь и тринадцать – счастливые числа.

Но эти тринадцать взрывов были лишь увертюрой. Последующие дни оказались днями настоящего ада. Каждый день и каждый час следующего дня или мы атаковали эсминцы, или сами оказывались в их ловушках. И так с утра до вечера, с вечера до утра. Ночи были короткими, слишком короткими, чтобы мы могли как следует зарядить батареи и поддерживать лодку в нормальной боеготовности. О сне и говорить было нечего, и мы едва успевали перекусить. Одну за другой мы выпускали наши магнитные торпеды. И ни одна из них не взорвалась.

Что за чёрт с этими проклятыми торпедами?

То же самое произошло несколько дней назад под Бергеном, когда Шультце атаковал британский тяжёлый крейсер и произвёл залп из трёх торпед. И ни одна из этих паршивых железных рыб не попала в цель. Торпедисты не отходили от торпед, проверили эти огромные металлические сигары дальше некуда, но не нашли ничего, что могло бы объяснить неудачи. Единственным утешением было то, что «папаша» Шультце оставался спокоен.

И вот, пожалуйста, опять то же самое! И здесь эти магнитные торпеды отказались взрываться. Такие усилия – и всё попусту.

Нарвикский ад был и нашим персональным адом. Четыре дня мы носились по фьорду вверх и вниз, туда и сюда в подводном положении. Мы израсходовали все запасы кислорода до последней капли. Мы расстреляли все торпеды, которые имели, и ни одна не подала о себе доброй вести. Что случилось? Гироскоп отказал? Что-нибудь с магнитной вертушкой[8]? Или германские секреты больше не являются секретами для англичан?»

Подводная лодка, на которой служил Топп вначале офицером, тоже прошла через этот горький опыт. Но давайте ещё раз заглянем в его дневник:

13 апреля мы направились на новую позицию.

– Вы наша последняя надежда, – кричали нам с эсминцев.

Два тяжёлых немецких самолёта кружили над Нарвиком, сбрасывая пищу и боеприпасы. Люди, все ещё запертые в гавани и отрезанные от всякой поддержки, вздохнули с облегчением.