Положение было теперь совершенно ясно. Тиссен стал не на жизнь, а на смерть бороться с Банка Коммерчиале, бывшим союзником своего предшественника Стиннеса, за индустриальную гегемонию во всей дунайской и Южной Европе. Стратегия его была следующей: экономически — полная монополизация штирийской железной руды для домен Рура, захват Вены и Дуная как транзитных станций для нового наступления германского экспорта на Балканы и Ближний Восток, постоянный шантаж Италии и угрозы по ее адресу, возможные благодаря абсолютному контролю над угольными и железными запасами, жизненно необходимыми Италии; политически — продолжающееся укрепление австрийского национал-социализма, необходимое для того, чтобы окончательно гарантировать эти экономические цели, и, кроме того, поощрение нового балканского фашизма с германским «оттенком» («Железная гвардия» в Румынии, «Михайловцы» в Болгарии, «Усташи» в Хорватии и т. д.), чтобы оккупировать политически для Германии всю Юго-восточную Европу вплоть до самых границ Италии.

Этой стратегии противостояла стратегия Теплица — Муссолини: смысл операций тот же, но наступление должно развиваться не с севера на юг, а с юга на север, с Дольфусом вместо Габихта во главе; «Ильва» вместо Апольда, австрийские клерикалы вместо австрийских национал-социалистов, хеймвер вместо СА, слава Рима вместо германизма и «цивилизованные» средиземные фашио против «варварской» северной свастики.

Это был в основном бой, данный тяжелой промышленностью, подобный тому, который на другом фронте, на западе, шел между Руром и стальными королями Лотарингии и политическим выражением которого был антагонизм между Германией и Францией. До сих пор соотношение сил в области тяжелой промышленности на Дунае было более или менее неустойчивым и изменчивым. Пока Муссолини не мог обеспечить себя железом из Центральной Европы, потому что, шантажируя Италию, Альпийская горная компания систематически сокращала свой экспорт железа, «чтобы не конкурировать с германским стальным синдикатом»,[31] и потому что в то же время международный стальной синдикат, контролируемый Германией и Францией, регулярно заваливал рынок самой Италии, продавая железо по бросовым ценам; до тех пор и Тиссен не мог должным образом мобилизовать свою австрийскую железную руду и эффективно использовать ее для Германии, так как Муссолини постоянно сидел в засаде у ворот Вены. Теперь дело должно было решиться.

Если бы Теплицу удалось создать объединение Альпийская горная компания — Ильва — Терни — Ансальдо — Коне и одновременно влиять на венгерскую угольную промышленность, то он мог бы основать новый южноевропейский стальной трест с продукцией в 2 млн. или 3 млн. т, это смешало бы карты во всей европейской стальной и военной промышленности, а следовательно, во всей европейской закулисной политике. Вслед за Руром и Лотарингией, до сих пор абсолютно контролирующими континент (Южный Уэльс не имеет влияния на континенте), вырос бы новый южноевропейский гигант, требующий равных прав при распределении власти и прибылей.

Такое объединение южноевропейской тяжелой промышленности не только вооружило бы Муссолини до зубов и превратило бы его в военный фактор совсем иного значения, чем ныне, не только добилось бы прибыльных поставок военного снаряжения и железнодорожных материалов дунайским и балканским странам и опрокинуло бы все германо-французские пулы по продажам; оно угрожало бы также всем остальным существующим на юго-востоке Европы сталелитейным и военным заводам и, вероятно, поглотило бы их. Такие важные заводы военных материалов, как Шкода (24 тыс. рабочих) — оплот правительства Бенеша в Праге, «Берг-унд Хюттенверке» и «Витковиц» в Чехословакии, «Решица» (собственность бухарестской династии и правящей либеральной партии) в Румынии и т. д., которые были вовлечены до сих пор в сферу влияния короля французских вооружений Шнейдера-Крезо и частично в сферу британского Виккерса и играли крупную роль во всей системе «Малой Антанты» и «Балканской Антанты», — все они должны были рано или поздно быть раздавлены неумолимо двигающимся вперед паровым катком Теплица, Вольпи, Медичи и марширующей за ними дипломатией Муссолини; это создало бы совершенно новые условия в этой зоне как для Франции, так и для Германии.

С этой точки зрения острая схватка между Тиссеном и Муссолини в Австрии в 1933 и 1934 гг., борьба за штирийское железо и за власть в Вене была только частью великой европейской стальной битвы, бушевавшей со времен войны, битвы, которая долго определяла историю континента в столь же значительной степени как и борьба за нефть между Англией и Америкой в другой, атлантической, зоне земного шара. Различные стадии этой битвы были отмечены такими потрясениями в мировой политике, как рурская интервенция 1923 г., саарский конфликт и бурный рост национал-социализма в Германии в 1929–1933 гг.

Борьба за континентальную стальную гегемонию, начатая Стинне—сом, продолженная Тиссеном и доведенная до крайнего напряжения Гитлером, стоит на переднем плане всей политики германского капитализма; и от нее зависит все его существование, так как она представляет собой существо самой жгучей империалистской проблемы германского фашизма и даже вызвала его к жизни. Тиссен произвел свой переворот против Брюнинга, Отто Вольфа и республиканцев, имея в виду именно эту проблему; поэтому вмешательства Муссолини в эту битву, не говоря уже о его победе, совершенно достаточно, чтобы со скоростью взрыва вызвать антагонизм между «дружественными» Германией и Италией и превратить эту дружбу в непримиримую враждебность.

Но на этом дело не кончается. Этот антагонизм начинает неудержимо проникать глубже и глубже, поражая все части и органы германского и итальянского капитализма. Где железо становится яблоком раздора между интересами крупного капитала, там не может быть мира. Начинается всеобщее потрясение, которое захватывает не только итало-германскую торговлю: германский экспорт в Италию составил в 1933 г. только 38 % рекордной цифры 1927–1929 гг. и в 1934 г. упал еще больше; вся внешняя торговля между этими странами упала с 4,5 млрд. марок в 1929 г. до 1,89 млрд. марок в 1933 г.; мало того, что идет упорная ожесточенная борьба за экспортные рынки Центральной и Южной Европы, борьба, в которой Германия систематически бомбардирует и расчленяет итальянский «блок Стрезы» (Италия, Австрия, Венгрия) своими товарами, чтобы демонстрировать «невозможность какой-либо комбинации в дунайской зоне без Германии»; мало того, что объявлена открытая война между германским и итальянским судоходством, между Гамбургом и Триестом. Триест (а также и Фиуме), чтобы отвлечь поток центрально-и восточноевропейских товаров от германских портов на Северном море, направив его в Средиземное море, предоставляет всевозможные открытые и тайные скидки и привилегии для этих товаров, в то время как Гамбург и Бремен со своей сто—роны забрасывают итальянских клиентов с Адриатики предложениями неслыханных премий. От этой конкуренции теряют обе стороны, но тем не менее борьба продолжается с большей силой, чем когда-либо.[32]

Но помимо всего это столкновение достигает своего высшего развития как в политическом, так и в военном отношении в Центральной и Юго-восточной Европе. В то время как начинает шататься старая «восточноримская» система сателлитов, в то время как ревизионистская Венгрия отвернулась от своего «самого преданного» союзника, а в Болгарии пало про-итальянское правительство Мушанова — Волкова — Михайлова, в то время как Румыния под властью Дука и Татареску охладела в своей дружбе к Риму и даже полуколониальная Албания пыталась бунтовать против своего покровителя (морская интервенция Муссолини в Дураццо в 1934 г.), Гитлер, Геринг и Розенберг прибегали к непосредственным военным угрозам по адресу Италии.

В то самое время, когда национал-социализм наводняет Австрию, когда в Штирии готовится покорение Вены, Гитлер делает через посредство тайных эмиссаров предложение Югославии о том, что в случае победы национал-социалистов в Австрии) и их поддержки белградским правительством, он передаст Каринтию — провинцию Южной Австрии — в руки Югославии! Именно это предложение было целью неоднократных поездок Геринга и господина фон-дер-Гогенэстен в Белград.