Хотя нам эта мысль может показаться нелепой, она была не так уж плоха. В конце концов, разве иудеи не искали постоянно «знамения» (1 Кор. 1:22; Мф. 12:38), по которому можно было бы опознать Мессию? Прыжок с крыши храма, возвышавшегося на 120 метров над долиной Гинном, произвел бы большое впечатление. «Разве неожиданное появление с небес. — размышляет Джон Йоудер, — не было бы наиболее убедительным способом для вестника завета явить Себя людям? Ведь, согласно пророку Малахии (Мал. 3:1-4), Христос должен был «внезапно прийти в храм Свой», чтобы «очистить сынов Левия»![11]

Для иудеев ничто не было так важно, как исполнение пророчеств Библии. Люди могли бы быстро сплотиться вокруг Такого Мессии; ведь Он был Тем, Кого они так желали. Прыгнуть с храма на глазах у народа было сильным искушением, потому что это более легкий и безболезненный способ одержать победу, чем распятие на кресте. Плодами этой победы можно было бы насладиться сразу. Третье искушение можно назвать попыткой сыграть на человеческом тщеславии Иисуса. Князь этого мира предложил Христу политическую власть над всем миром, если только Он примет его сатанинскую программу (Мф. 4:8-10). Если бы Христос принял сатанинские ценности, все перешло бы в Его руки. Христос получил бы все царства мира, если бы только выразил Свою преданность искусителю. Следует помнить, что предложение всемирного владычества вполне согласовывалось с основными темами ветхозаветных пророчеств о Мессии. Разве пророки не учили, что все народы потекут в Израиль и что «все народы ради имени Господа соберутся в Иерусалим»? (Иер. 3:17; Ис. 2:2). В планы Мессии входило господство над миром.

Народ израильский готов был принять политического Мессию. Всех иудеев охватила ненависть к Риму — своим завоевателям и угнетателям. «Если бы Он возглавил восстание, — писал Лесли Уэзерхед, — тысячи мечей были бы извлечены из ножен»[12]. Иудеи ждали политического Мессию. Если бы только Иисус пошел по этому пути, весь народ последовал бы за Ним. В этом искушении также содержался намек на то, что есть более легкие пути к мессианству, чем дорога на Голгофу.

Таким образом, третье искушение открывало короткий путь к мировому господству. Рауль Дедерен правильно писал, что особое искушение Христа на протяжении всей Его жизни состояло в том, чтобы «уклониться от исполнения Своей миссии Искупителя и сойти с пути страданий и смерти, которые были неотъемлемой частью Его мессианского служения»[13].

Следует заметить, что все искушения Христа сводились к тому, чтобы не полагаться на Отца, но распоряжаться жизнью по Своему усмотрению, то есть отказаться от добровольного самоуничижения. Все они были нацелены на то, чтобы отвлечь Его от абсолютного повиновения, чтобы Он не был послушен «даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:8).

Искушение в пустыне представляет собой квинтэссенцию тех искушений, которым Христос подвергался на протяжении всей жизни. Основные моменты этого искушения упоминаются и в других местах Евангелий, например в эпизоде, когда Иисус накормил 5000 человек несколькими «хлебами». На иудеев это чудо произвело большое впечатление. «Когда люди увидели совершенное Им знамение, — сообщает Иоанн, — то сказали: "Это истинно Тот Пророк, Которому должно прийти в мир!"» Сразу после этого иудеи решили «нечаянно взять Его и сделать царем» (Ин. 6:14, 15).

Народ признал Христа за «Пророка, Которому должно прийти», после того, как Он сотворил это убедительное «знамение». Иосиф Флавий (37-100 гг. по Р. X.) сообщает нам, что почти во всех иудейских политических бунтах первого столетия, поднимаемых мнимыми освободителями. присутствовал мотив великого пророка, творящего знамения[14]. Основываясь на мессианском пророчестве о том, что Бог «воздвигнет» им «пророка», подобного Моисею (Втор. 18:18), иудеи, ставшие свидетелями чудесного насыщения 5000 человек, решили, что пророчество исполняется.

Здесь явно просматривается параллель между Христом и Моисеем, великим избавителем, который дал «отцам… манну в пустыне» (Ин. 6:31). Теперь среди них был Некто, похожий на второго Моисея, второй Избавитель — еще один Пророк, Который, подобно Моисею, мог подавать им хлеб с небес. Отсюда побуждение сделать Его Царем. Даже ученики были захвачены подобными настроениями. Матфей сообщает, что Иисус «вынудил» их сесть в лодку и отправиться восвояси, тогда как Сам остался, чтобы распустить народ (Мф. 14:22). Ученики ясно увидели возможности, скрытые в мессианстве. «Сейчас самое время Иисусу, — должно быть, думали они, — нанести решающий удар».

Однако для Иисуса это было сильнейшим искушением. Он в самом деле мог превращать «камни» в хлеб, и народ находился под столь сильным впечатлением, что готов был немедленно сделать Его Царем. Даже «группа поддержки» Христа не осталась в стороне от этих настроений, что также было наивысшим искушением. «Создай Свое Царство на хлебе, — гласило оно, — сделай главным пунктом Своей программы борьбу с голодом. Все время умножай хлеб и рыбу, и люди будут любить Тебя»[15].

Речь шла все о том же старом искушении установить Царство без креста, вместо того чтобы идти путем отверженного раба. Насколько оно было серьезно, можно судить по тому, что, отпустив народ, Иисус немедленно «взошел на гору помолиться наедине» (Мф. 14:23; Ин. 6:15). Ему надо было заново посвятить Себя исполнению Божьей воли и особо помолиться за Своих учеников, которые хотели видеть Мессию, не повинующегося этой воле. Исполнение воли Божьей и осуществление возложенной на Него миссии должно было оставаться главной целью Его жизни. Об этом Он неустанно молился.

Но еще более сильное описание Христова искушения «избежать» неприятных последствий порученной Ему миссии мы находим в 16-й главе Евангелия от Матфея. В Кесарии Филипповой Иисус попытался выяснить, за Кого почитают Его ученики. После нескольких неверных ответов Петр наконец предположил, что Иисус есть Христос (по-еврейски — Мессия; ст. 16).

Иисус похвалил Петра за ответ, отметив, что признание Его Божественного мессианства должно стать основанием Его Церкви (ст. 18). Проблема состояла в том, что, хотя ученики верили в Божественное мессианство Иисуса, они не вполне понимали, что означает этот факт. «Для них, — пишет Уильям Баркли, — это означало нечто совершенно отличное от того, что оно означало для Иисуса. Они все еще представляли себе Мессию победоносным царем-воителем, который выгонит римлян из Палестины и передаст власть Израилю»[16].

Поэтому Иисус начал объяснять ученикам, что Ему надлежит быть отвергнутым иудейскими вождями «и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (ст. 21). Для Петра, который уже видел себя премьер-министром или вице-президентом нового царства, это было уже слишком. Он выпалил бестактно, что Христу нет необходимости умирать. Вот здесь-то Иисус высказал одно из самых суровых Своих обличений, какие нам известны. Он сказал Петру: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (ст. 22, 23).

Так резко Иисус отреагировал потому, что на карту было поставлено почти все. Много путешествуя. Он видел распятия, и, как любой нормальный человек, не хотел совершать исход из этого мира на крест. Кроме того, любому человеку нравится, когда его ценят. У нас появляется ощущение благополучия, когда люди хорошо думают о нас и высоко оценивают наши достижения. Иисус был подобен нам, как видно из Евангелий. Он не жаждал быть отверженным людьми и умереть на кресте. Но, как мы вскоре увидим, крест Христов означал нечто несравненно большее, чем просто смерть или отвержение, и это делало Его смерть еще более тягостной. Сатана все время искушал Его идти более легким путем. А тут еще один из самых доверенных учеников Христа стал подыгрывать сатане, выполняя роль искусителя.