Добежав до лестницы, воины поняли, откуда он взялся. Над ступеньками клубилось черное облако смога.

Струйки его, материализуясь прямо из воздуха, на глазах удлинялись и принимали омерзительные формы. Они перегородили гигантской паутиной коридор второго этажа — от стены к стене и от пола до потолка, так что Фафхрду и Мышелову пришлось прорубать себе дорогу; по крайней мере именно это померещилось их воспаленным рассудкам. Из седьмой по счету двери впереди снова донесся колдовской звон, который перешел вдруг в насмешливое кудахтанье, не уступавшее в безумии возбуждению друзей. Черная пелена смога сделалась гуще.

На втором этаже Обители Воров тоже не видно было ни одной раскрытой двери. У Мышелова мелькнула мысль, что воры боятся не их с Фафхрдом, а Хрисомило с его колдовскими штучками, пускай он даже защищает Обитель от незваных гостей.

Вход в комнату с картой, из которой вероятнее всего было ожидать нападения, оказалось, преграждала огромная дубовая дверь, обитая сверху донизу железом.

Продвижение воинов замедлилось; струйки смога не пускали их, так и норовили обвиться вокруг ног. Внезапно на полпути между комнатой с картой и логовом колдуна из воздуха возник черный паук ростом с волка.

Мышелов разрубил черную паутину, которая отделяла его от твари, отступил немного назад и прыгнул на паука. Скальпель воткнулся тому промеж восьми только-только проявившихся глаз. Чудище сморщилось, точно проколотый мочевой пузырь, и издохло. В ноздри Мышелову ударила отвратительная вонь.

В следующий миг они с Фафхрдом уже заглядывали в комнату колдуна. Обстановка ее почти не изменилась, разве что кое-чего прибавилось.

На длинном столе яростно фырчали два перегонных куба; их насадки выплевывали змеящиеся струи дыма — не в резервуары, а прямо в комнату. Быстрее болотной кобры, что завидела добычу, эти струи сплетали преграду между воинами и Хрисомило, который опять склонился над волшебным манускриптом; правда, теперь, бормоча, заклинание, он не сводил глаз с Мышелова и Фафхрда, лишь изредка заглядывая в текст.

На другом конце стола, где дыма не было и в помине, устроился Сливикин, рядом с которым восседала громадная крыса. Они походили друг на друга как близнецы, только голова у крысы была поменьше.

В норах у пола сверкали глазки других крыс.

Зарычав, Фафхрд обрушил Серый Жезл на дымный барьер. Но как он ни бушевал, ему не удалось пробиться сквозь паутину смога; мало того, разрубленные им нити потянулись к нему, угрожая запеленать северянина в кокон.

Фафхрд перекинул меч в левую руку, а правой извлек из ножен свой длинный кинжал и кинул его в колдуна. Кинжал пронзил три струи дыма; четвертая и пятая замедлили его полет, в шестой он словно завяз, а седьмая подхватила его, и он бессильно повис в воздухе.

Хрисомило усмехнулся, обнажив крупные резцы; Сливикин заверещал и запрыгал от восторга.

Мышелов швырнул в чернокнижника Кошачий Коготь. Его попытка закончилась еще более плачевно, ибо, отвлекшись, он не заметил подбирающихся к нему струек смога, и те обвились вокруг его боевой руки и шеи. Крысы в норах зашевелились и полезли наружу.

Фафхрду тоже приходилось несладко. Дымные струйки оплели его колени и левую руку и едва не повалили на пол. Пытаясь устоять на ногах, он выхватил из-за пояса кинжал Вланы и поднял его над плечом. В свете факелов призрачно засеребрилась рукоять оружия, тускло замерцало покрытое засохшей крысиной кровью острие.

Усмешка сползла с лица Хрисомило. Он вскрикнул, отшатнулся и заслонил глаза руками-культяшками.

Кинжал Вланы пронзил черную паутину, которая как будто расступилась перед ним, проник между рук колдуна и вошел по рукоять в его правый глаз.

Хрисомило взвизгнул и вцепился в рукоятку оружия.

Черная паутина вздрогнула.

Перегонные кубы нежданно-негаданно разлетелись вдребезги, а их содержимое пролилось на стол. Массивная столешница задымилась. Горящая голубым пламенем жидкость потекла на мраморный пол.

Испустив сдавленный хрип, Хрисомило рухнул навзничь, крепко стиснув пальцами серебряную ручку кинжала.

Паутина сделалась прозрачной, будто политое водой свежее чернильное пятно.

Мышелов рванулся вперед и одним ударом рассек надвое Слевикина и крысу, прежде чем они успели осознать грозящую им опасность. Остальные крысы опрометью кинулись в норы.

Исчезли последние следы колдовского смога, и Мышелов с Фафхрдом остались в компании трех трупов. В Обители Воров царила мертвая тишина. Пролившаяся на пол жидкость застыла; древесина стола так и не вспыхнула.

Приступ безумия и ярости миновал, жажда крови и мщения исчерпала себя. Воинам уже не нужен был ни Кровас, ни кто другой из воров. Фафхрд с содроганием припомнил лицо мальчишки, которого он поразил в припадке бешенства.

Но горе их не уменьшилось и боль не притупилась, а стала, пожалуй, еще острее; вдобавок их переполняло растущее отвращение ко всему, что их окружало: к трупам у ног, к разгромленной комнате колдуна, к Обители Воров как таковой и к городу Ланхмару со всеми его улицами, площадями и закоулками.

С гримасой отвращения Мышелов вытер Скальпель о какую-то тряпицу и вложил меч в ножны. Фафхрд последовал его примеру. Потом они подобрали свои кинжалы, которые упали на пол, как только исчезла черная паутина, но ни один из них не потрудился вытащить из глазницы колдуна кинжал Вланы. На столе Хрисомило лежали черная с серебром бархатная сумка Вланы, ее пояс и голубая эмалевая шкатулка Ивриан. Эти предметы они прихватили с собой.

Как и в уничтоженном огнем обиталище Мышелова, им не требовалось слов, чтобы понять друг друга, чтобы ощутить родство душ и единство целей. Сгорбившись, медленным шагом покинули они логово колдуна, миновали запертые комнаты и спустились по гулкой лестнице; шаг их постепенно убыстрялся. Они прошли пустынным коридором первого этажа, под сводами которого гуляло эхо их шагов, проскользнули под выгоревшей сторожевой нишей, оставили за спиной Обитель Воров и повернули сначала налево, на север, чтобы сократить путь по улице Богов, а потом — направо, на восток. Единственным, кто попался им по дороге, был хилый и сутулый мальчуган, который с несчастным видом возил шваброй по мостовой перед дверью винной лавки в первых лучах восходящего солнца; остальные горожане мирно храпели в своих постелях. Да, они свернули направо, на восток, вниз по улице Богов, ибо она выводила к Болотным Воротам, за которыми начиналась гать через Великое Соленое Болото. Ворота эти были ближайшим выходом из веселого города Ланхмара, который сделался друзьям отвратителен, стал для них городом утраченной любви, пребывание в котором сулило отныне Фафхрду и Серому Мышелову отчаянье и тоску.

© перевод на русский

язык, Соколова Ю.Р., 1992