Возвращались они севером, через Великие Степи, и едва избежали плена и рабства у безжалостных минголов. В Холодных Краях искали они Снежный Клан Фафхрда, но узнали только, что в минувшем году стаей леммингов на него нагрянули ледяные гномы, и хорошо, если сразу вырезали всех до единого, а значит, погибли и мать его Мор, и брошенная невеста Мара, и его первенец, если таковой успел появиться на свет.

Какое-то время им пришлось прослужить Литквилу, Безумному Герцогу Уул Хруспа, развлекая его поединками, изображая убийства, словом, по всякому теша властителя. А потом по Внешнему Морю они направились к югу, на корабле сархинмарских торговцев перебрались в Тропический Клиш, где по окраинам джунглей искали приключений на свою голову. А потом снова отправились к северу и, обойдя стороной таинственнейший Квармолл, страну теней, направились к озерам Плин, где начинаются воды Хлала, и к городу попрошаек Товилинсу, где, по мнению Серого Мышелова, он родился, впрочем, уверенности в этом он не имел, да и не приобрел после того, как они оставили захолустную метрополию. Пересекая на барже с зерном Восточное Море, они размечтались было о золоте в Древнем Хребте — ведь похищенные самоцветы давным-давно разошлись на забавы и по пустякам. Потерпев неудачу на этом пути, они вновь устремились на запад, к Внутреннему Морю и Илтамару.

Пропитание себе они добывали воровством, грабежом, иногда подрабатывали охраной какого-нибудь лорда, или выполняли мелкие поручения. И всегда — ну или почти всегда — они выполняли свои обязанности с тщанием… Еще они давали представления, Мышелов демонстрировал ловкость рук, был шутом и жонглером, а Фафхрд при его способностях к языкам и опыте скальда блистал как сказитель — перелагал на все языки легенды своей насквозь промерзшей и окоченевшей родины. Но никогда не работали они поварами, чиновниками, плотниками, лесорубами и просто слугами и никогда, никогда, никогда не записывались в наемники — их служба Литквилу носила характер личной услуги;

Они обрели новые раны и новые знания, новые устремления и переживания, а еще цинизм и тайну… насмешливую холодность, жесткой броней прикрывавшую их невзгоды, а с ними и варвара в Фафхрде и трущобного юнга в Мышелове. Внешне они были веселы, — беззаботны и холодны, но горе и чувство вины не покидали их, призраки Ивриан и Вланы по-прежнему тревожили сновиденья друзей, посещали их наяву. Поэтому с другими девицами они имели дело лишь изредка, да и то не на радость. Дружба их стала прочнее скалы, тверже стали, заслонив прочие человеческие чувства. Вечная грусть была уделом обоих, и каждый таил свои переживания от друга.

Так настал полдень дня Мыши месяца Льва года Дракона. Они пережидали жару в прохладной пещере вблизи Илтамара. Снаружи над раскаленной землей, покрытой редкой бурой травой, подрагивал воздух, а в пещере было просто приятно. Кони их, серая кобыла и гнедой мерин, держались в тени у входа. Фафхрд бегло оглядел каменные закоулки в поисках змей. Он так и не приучился терпеть этих холодных чешуйчатых обитательниц юга, столь непохожих на теплокровных мохнатых рептилий Холодного Края. Он прошел под сводами пещеры в глубь скалы до тех пор, пока не стало совсем темно, вернулся — змеи не попадались.

Друзья уютно устроились, разложив скатки с походными подстилками. Сон не шел, и они лениво переговаривались. Наконец Серый Мышелов подвел итог последней тройке лет.

— Мы обошли весь свет, но забвения не обрели.

— Согласен, — буркнул Фафхрд, — только со второй половиной твоей мысли: увы, я, как и ты, все еще привязан к призраку… Однако мы пока не пробовали пересечь Внешнее Море и поохотиться на том континенте, который легенды помещают на западе…

— Возражаю, — не согласился Мышелов, — начало твоих слов справедливо, да, но какой же толк в новых скитаньях по морю? Когда мы с тобой были в самых дальних восточных пределах и стояли на берегу Великого Океана, оглушенные его могучим прибоем, думается, от Ланхмара отделяли нас лишь бушующие воды.

— Где ты увидел там океан? — возмутился Фафхрд. — И могучий прибой? Озеро да и только, и легкая рябь на воде. Я видел оттуда противоположный берег.

— Значит, ты видел мираж, друг мой, будучи в том настроении, когда весь Нихвон кажется крошечным пузырем, который легко проткнуть ногтем.

— Возможно, — согласился Фафхрд. — О, как устал я от этой жизни!

Во тьме за их спинами кто-то легонько кашлянул, слегка прочистив горло. Друзья не шевельнулись, хотя каждый волосок поднялся на теле: столь близким и задушевным был этот звук, столько было в нем рассудительности, так призывал он к вниманию и вопрошал.

И тогда они как один обернулись назад к черной расселине в скалах. И им обоим показалось, что перед ними во тьме светятся семь слабых зеленых огоньков, облачком плавающих в глубокой тьме, лениво меняясь местами, будто семь светлячков, но свет их был ровнее и расплывчатей, словно на каждого светлячка набросили несколько слоев кисеи.

А потом голос приторный и елейный, древний, но четкий дуновением флейты повеял откуда-то из этого созвездия огоньков:

— О сыны мои, не станем вспоминать сомнительный Континент, ибо я не намерен просвещать вас, но есть место на Нихвоне, которое вы еще не посетили по забывчивости, поразившей вас после жестокой кончины ваших возлюбленных.

— Что же это за место? — тихо отозвался Мышелов, и поразмыслив немного, добавил. — И кто ты?

— Сыны мои, это город Ланхмар. И не столь важно, кто я, достаточно знать, что я ваш духовный отец.

— Великой клятвой поклялись мы не возвращаться в Ланхмар, — в глубокой задумчивости тихо проговорил Фафхрд, словно оправдываясь перед близким другом.

— Клятвы сотворены были лишь для того, чтобы преступать их, когда цель зарока исполнена, — флейтой отозвался голос. — Каждый обет придется нарушить, каждое придуманное самому себе ограничение — отменить. Иначе порядок станет преградой росту, дисциплина становится цепью, а целеустремленность — кандалами и злом. Вы уже узнали об этом мире все, что могли. Вы закончили обучение на этих безграничных просторах Нихвона. Надо учиться дальше, следующий класс — в стенах Ланхмара, высочайшей школы разума в этих краях.

Семь огоньков потускнели и сблизились, словно удаляясь.

— Мы не вернемся в Ланхмар, — в один голос выпалили Фафхрд и Мышелов им вслед.

Огоньки погасли. Тихо-тихо, едва различимо, но так, что было слышно обоим, голос исчезая пропел: “Вы боитесь?” — и что-то слабо коснулось скалы, едва-едва, но мощь слышалась в легком скрежете камня о камень.

Так закончилась первая встреча Фафхрда и его друга с Нингоблем Семиглазым.

Не минуло и нескольких сердцебиений, как Серый Мышелов обнажил свой тонкий в полтора локтя меч, по прозванию Скальпель, которым его рука привыкла отворять кровь с уверенностью истинного хирурга, и за его сверкающим острием последовал в глубь пещеры. Он шагал решительно и уверенно. Фафхрд следовал за ним, но с расчетливой осторожностью, не без неуверенности, книзу, к каменному полу, обратив Серый Жезл, меч свой, которым умело пользовался он в битвах, и поводя им из стороны в сторону. Ленивое блуждание семи огоньков навело его на мысль о головах кобр, вскинутых для удара. Ведь пещерные кобры, буде они существуют, вполне могут оказаться светящимися, словно глубоководные угри.

Так они углубились в гору дальше, чем Фафхрд в свой первый заход. Друзья не слишком спешили, чтобы глаза успели привыкнуть к здешней тьме, но вдруг Скальпель лязгнул о камень. Они молча замерли и не двигались с места, пока без всякого прощупывания мечами их наконец привыкшие ко тьме глаза с полной уверенностью не обнаружили, что проход кончается именно там, где они находились, а для исчезновения говорящего змея, и уж тем более существа, по праву наделенного речью, требуется хотя бы узкий лаз. Мышелов нажал плечом на скалу, Фафхрд раз за разом обрушил на нее весь свой вес — все напрасно, камни не подавались. Боковых ответвлений они пропустить не могли, даже самого узкого, не говоря уже о провалах под ногами и колодцах в потолке, — выходя, они оба еще раз проверили это.