Когда они вернулись к домику, было не столь уж темно, как они ожидали. Заглянули к лошадям, оказалось, о них уже позаботились, а потом навалились на острую смесь бобов, овсянки и разных приправ, которой жена крестьянина наполнила дубовые чаши. Запивать ее пришлось молоком в странных резных дубовых кубках. Ужин был вполне годным, а дом изнутри — чистым и опрятным, хоть утоптанный пол был земляным, а низкие балки то и дело заставляли Фафхрда пригибаться.

В семье оказалось шестеро. Старик, столь же худая и морщинистая старуха, старший сын, мальчик, девочка и что-то бормочущий дед, которого крайняя древность приковала к креслу возле огня. Наибольший интерес представляли двое последних членов семьи. Девочка была как раз в самой поре нескладного подросткового возраста, но длинными ногами и тонкими руками с острыми локотками орудовала с изяществом необъезженного жеребенка. Она была очень застенчива, казалось, в любой момент может пуститься наутек, в лес.

Чтобы позабавить ее и заинтересовать, Мышелов приступил к фокусам: принялся доставать медные монетки из ушей озадаченного крестьянина и костяные иглы из носа его хихикавшей жены. Он превращал бобы в пуговицы и обратно, проглотил большую вилку, заставил крошечного резного поросенка отплясывать джигу на его ладони и наконец совершенно ошеломил кота, достав у того мышку из носа.

Старшие лишь открывали рты и ухмылялись. Мальчик быстро разошелся. Сестра же его со вниманием и интересом следила за происходящим и даже тепло улыбнулась Мышелову, когда тот подарил ей квадратик зеленого тонкого полотна, извлеченный на ее глазах прямо из воздуха, но заговорить так и не решилась.

А потом Фафхрд гремел морские баллады, сотрясавшие крышу, и страстные песни, от которых удовлетворенно забурчал и старый дед. Тем временем Мышелов извлек небольшой бурдючок с вином из седельных сум и как бы волшебством наполнил дубовые кубки. Напиток быстро одолел крестьян, не привыкших к крепкому зелью, и когда Фафхрд заканчивал ужасающую историю о замерзшем севере, все уже сонно кивали головами — все, кроме девочки и старого деда.

Он поглядел на забавлявших хозяев любителей приключений, старческие водянистые глаза его вдруг повеселели, словно в них проглянул бесенок, и пробормотал:

— А вы, пара умников, должно быть, конокрады. — Но прежде чем последовало какое-нибудь пояснение, глаза его вновь обрели отсутствующее выражение, и через пару минут он уже храпел.

Все скоро уснули, Фафхрд и Мышелов держали оружие под рукой, но лишь разноголосый храп и резкое потрескивание угасающих угольков в очаге нарушали тишину в доме.

Рассвет в день Кота выдался прохладным и ясным. Мышелов с наслаждением потянулся, по-кошачьи изгибаясь мускулистым телом, и втянул ароматный росистый воздух. Сегодня он чувствовал себя по-особенному свежим и просто рвался в путь. Разве сегодня не его день, не день Серого Мышелова, в который удача не посмеет оставить его?

Легкие движения Мышелова разбудили Фафхрда, вдвоем они осторожно выбрались из домика, чтобы не разбудить все еще не проспавшихся после вина крестьян. Освежив руки и лица росистой травой, они отправились к лошадям. Пожевали хлеба, залив его сдобренной вином водой, и собрались выступать.

На этот раз все приготовления были продуманы. Мышелов нес с собой молот и прочное железное зубило — на случай, если придется иметь дело с каменной кладкой. Развязав мешок, проверил, на месте ли свечи, кремень, клинья, стамески и прочий инструмент. Фафхрд позаимствовал у крестьянина кайло, прицепил к поясу моток тонкой и прочной веревки. Не забыл прихватить свой лук и колчан со стрелами.

В этот ранний час лес был прекрасен. Над головами щебетали перекрикиваясь птицы, они даже заметили на суку какого-то черного, похожего на белку зверька. Пара бурундуков скрылась под кустом, увешанным красными ягодами. То, что было вечером темной тенью, теперь представало пред ними во всей своей зеленой красе. Кладоискатели мягко шагали вперед.

Не углубившись в лес и на полет стрелы, они заслышали позади тихий шелест. Он быстро приближался, и вдруг перед ними оказалась крестьянская девочка. Она напряженно замерла и, словно не дыша, прикоснулась рукой к стволу, готовая удрать при малейшей опасности. Фафхрд и Мышелов застыли в полной недвижности, словно перед ними вдруг оказался олененок… или дриада. Наконец ей удалось осилить свою застенчивость и заговорить.

— Вы идете туда? — спросила она, быстро кивнув в сторону сокровищницы. Темные глаза ее были серьезны.

— Да, туда, — улыбнулся Фафхрд.

— Не надо. — Словам этим сопутствовало энергичное покачивание головы.

— Почему же, детка? — певучим и благородным голосом, как приличествовало в таком лесу, спросил Фафхрд. Слова его словно нашли какую-то пружинку, сделавшую ее вдруг разговорчивой. Она глубоко вдохнула и начала:

— Потому что я слежу за ним от края прогалины и никогда не подхожу близко. Никогда, никогда, никогда. Я говорю себе — там есть магический круг, который нельзя пересечь. И я говорю себе — внутри там великан. Странный и страшный. — Слова полились теперь потоком, словно прорвало плотину. — Целиком серый, как камни этого дома. Весь серый — и глаза, и волосы, и пальцы. В руках у него каменная дубина с целое дерево, он очень большой, раза в два выше тебя, — тут она кивнула Фафхрду, — и ею он убивает, убивает, убивает. Но только если подойти слишком близко. Каждый день, почти каждый, я играю с ним. Я прикидываюсь, будто собираюсь преступить магический круг. А он следит за мной из двери, где мне его не видно, и ждет, когда я осмелюсь войти. Но я бегу по лесу вокруг дома, и он все следит за мной — поглядывает через маленькие окошечки. И я подхожу к кругу все ближе, ближе и ближе. Но не переступаю. Никогда. Тогда он свирепеет и скрежещет зубами, словно камнем о камень, так что трясет весь дом. И я убегаю, убегаю, убегаю. Но внутрь нельзя входить. О, нельзя!

Она остановилась, словно испуганная собственной смелостью. Глаза ее теперь беспокойно глядели на Фафхрда. Ее словно притягивало к нему. В ответных словах его не было ни капли пренебрежения и насмешки:

— Но ты никогда не видела этого серого великана, не так ли?

— О нет. Он слишком хитер. Но я говорю себе: он должен там быть. Я знаю, он там. Разве это не одно и то же? Дед знает о нем. Мы частенько говорили с ним о доме, когда я была маленькой. Дед называет его тварью. Но остальные просто смеются, поэтому я ничего не говорю им.

Вот и еще один потрясающий парадокс с этими крестьянами, внутренне ухмыльнувшись, подумал Мышелов. Фантазия — редкий дар, так что стоит ли удивляться, если девочка, не колеблясь, приняла ее порождение за реальность.

— Не беспокойся о нас, детка. Мы позаботимся, чтобы твой серый великан не застал нас врасплох, — начал он, но в отличие от Фафхрда ему не удалось заставить свой голос звучать совершенно естественно, и отголоски слов загремели по лесу, нарушая утреннюю тишь.

Девочка выдавила еще одно предупреждение:

— Не входите внутрь, о, пожалуйста, — повернулась и метнулась назад.

Кладоискатели с улыбкой переглянулись. Милая старая сказка с непременным людоедом-великаном и пленительная наивность рассказчицы добавили очарования росистому утру. Не говоря ни слова, они вновь двинулись вперед, мягко ступая по траве. И, к счастью, подобравшись к прогалине на расстояние полета камня, они услышали негромко переругивавшиеся ворчливые голоса. Тут же бесшумно сложив под кусты молот, зубило и кирку, они неслышно прокрались вперед, пользуясь естественными укрытиями и старательно выбирая, куда ступить.

На опушке оказалось с полдюжины коренастых мужчин в черных кольчугах, с короткими мечами у пояса. В них легко было узнать разбойников из неудавшейся засады. Двое отправились было к сокровищнице, их позвали назад. И спор возобновился.

— Тот рыжеволосый, — шепнул Мышелов, внимательно приглядевшись. — Клянусь, я видел его в конюшне лорда Раннарша. Я был прав. Действительно, у нас есть соперник.