— А мы думали, что наш документ — памятная записка, забытая по оплошности, — задумчиво произнес Мышелов, — но существование двух документов подобным образом не объяснишь. — В задумчивости он отвернулся к лестнице и… увидел там еще один череп, скаливший зубы в темном углу. На этот раз он не испугался, но сразу понял, что испытывает муха, когда, дергаясь в паутине, видит вокруг дюжины сухих трупиков своих сородичей. Он быстро заговорил: — Не объяснишь и существования трех, четырех, может случиться, даже дюжины таких документов. Иначе как и зачем явились бы сюда все эти покойники, если у каждого не было бы собственного манускрипта. Быть может, Ургаан Ангарнги и был безумен, но людей сюда он заманивал преднамеренно. Очевидно одно: в этом доме таится или таилась какая-то смертоносная ловушка. Какой-то страж. Может быть, гигантская мерзкая тварь. А может, сами камни здесь пропитаны ядом. А может, потаенные пружины выбрасывают лезвия мечей сквозь щели в стенах, а потом втягивают их обратно.

— Этого не может быть, — проговорил Фафхрд, — все эти люди были сражены сокрушительными ударами. А у третьего… Посмотрим! Разбита нижняя часть тела.

Мышелов хотел было ответить, но тут лицо его неожиданно осветила улыбка. Он понял, к какому выводу, пусть бессознательно, пришел Фафхрд, забавному выводу. Какая тварь способна убивать мощными, сокрушительными ударами? Разумеется, серый гигант, о котором твердила крестьянская девочка. Вдвое выше человека, с каменной дубинкой в волосатых руках — существо из сказок, порождение фантазий.

Фафхрд ответил Мышелову улыбкой. Он полагал, что они строят страхи из ничего. Конечно, вид скелетов красноречив сам по себе, но разве эти черепа и скелеты не принадлежат людям, погибшим многие годы, да что там, века назад? И какой страж проживет три столетия? Да такого времени довольно, чтобы даже демон устал ожидать! А, как известно, таковых не существует. И вовсе нет надобности болтаться здесь, пугая себя древними пугалами и кошмарами, которые давно уже обратились в прах. Все так просто, подумал Фафхрд, два друга пришли в заброшенный дом поглядеть, нет ли там сокровищ.

Согласившись, что страхи надуманные, оба направились по лестнице, что вела наверх, в сумрачное помещение под куполом. Однако при всей уверенности в безопасности двигались они осторожно, внимательно всматриваясь в тени впереди. Это оказалось не лишним.

Едва они добрались до верха, как во тьме блеснула сталь клинка, задевшего плечо Мышелова, который успел вовремя уклониться. Кинжал со стуком ударился о каменный пол. В порыве гнева Мышелов пригнувшись метнулся к дверному проему, откуда вылетело оружие, прямо на источник опасности, какой бы она ни была.

— Кинжальчики мечем впотьмах, а, гладкопузый червь?! — услышал Фафхрд крик Мышелова и кинулся следом за ним.

К стене жался лорд Раннарш. Его богатый охотничий костюм был в пыли; черные волнистые волосы растрепаны; красивое лицо исказил ужас. В первый момент друзьям показалось, что этот ужас, как ни странно, вызвало их появление.

— О Боги! — воскликнул он. — Выпустите меня отсюда! Иначе я погиб. Эта штука играет со мной в кошки-мышки. Я не могу больше. Не могу!

— Запел другую песенку? — огрызнулся Мышелов. — Кинул кинжал и испугался, пощады просишь?

— Грязный трус! — добавил Фафхрд. — Прятался здесь в безопасности, когда его приспешники мужественно умирали.

— В безопасности… В безопасности, говоришь? О Боже! — Раннарш почти визжал. Выражение его лица изменилось. Сквозь ужас проступило отчаянье, сознание позора — того, что он безнадежно запятнал себя. Губы его шевельнулись, обнажив белые зубы. Левой рукой он сделал жест подчинения.

— Пощадите, пощадите! — горестно воскликнул он и, выхватив правой рукой из-за пояса кинжал, метнул его снизу в Фафхрда.

Сильным ударом отбив оружие в сторону, северянин отчетливо произнес:

— Он твой, Мышелов. Убей его.

Теперь это был поединок кота с загнанной в угол крысой. Лорд Раннарш живо выдернул блестящий меч из позолоченных ножен и метнулся вперед. Он рубил, колол, разил. Мышелов слегка отступал, но вот его легкий клинок блеснул в контратаке, пусть отбитой, но смертельно опасной. Наконец он остановил натиск Раннарша. Скальпель сновал теперь так быстро, словно ткал вокруг лорда стальную сеть. А потом трижды взметнулся. При первом выпаде он согнулся почти вдвое, встретив под одеждой кольчугу. При втором выпаде пронзил живот. При третьем пробил горло. Задыхаясь и булькая, лорд Раннарш свалился замертво.

— Плохой конец, — озабоченным тоном произнес Фафхрд, — хотя с ним обошлись достойнее, чем он того заслуживал. Мышелов, его смерть мне не нравится, хотя в ней и больше справедливости, чем в гибели его подручных.

Вытиравший оружие об одежду поверженного Мышелов понимал, что имеет в виду Фафхрд. Победа не принесла ему радости — напротив, какое-то холодное разочарование. Только что клокотавшая в нем ярость улетучилась, теперь он был спокоен. Распахнув свою серую куртку, он поглядел на оставленную кинжалом в левом плече рану. Кровь тонкой струйкой стекала вниз.

— Лорд Раннарш не был трусом, — медленно произнес он. — Он убил себя сам… По крайней мере сам в страхе и ужасе призвал к себе смерть…

И едва отзвучали эти слова, как леденящий ужас пронзил сердца Серого Мышелова и Фафхрда. Словно лорд Раннарш оставил свой страх им в наследство, во владение которым они вступили сразу же после его смерти. И мужества их лишало уже то, что никакого повода, никаких намеков и оснований для этого не было. Страх этот не пускал корни и не рос постепенно. Он обрушился сразу, подавляя и парализуя. И что было еще хуже, для него не было причины. Только что они без участия смотрели на изуродованное тело лорда Раннарша. И вдруг ноги их ослабели, нутро заледенело, вдоль хребта побежали мурашки, сердце заколотилось, волосы встали дыбом.

Фафхрду казалось, что он, не подозревая того, направляется прямо в пасть гигантского змея. Душу варвара разбудило до самых глубин. Он подумал о суровом божке Косе, глубоко задумавшемся в ледяном молчании Холодного Края. Он вспомнил о тайных силах — Судьбе и Случае — о той игре, что они постоянно ведут на человеческую кровь и мозг. Он постарался отмахнуться от таких мыслей. Но, казалось, леденящий страх кристаллизует их и они падают в его сознание снежными хлопьями.

Постепенно он одолел дрожь в конечностях, трепет мышц. Словно в кошмаре медленно огляделся, примечая детали. Комнатка, где они стояли, была полукруглой, частью большого купола. Два небольших окна в изогнутом потолке пропускали свет.

Внутренний голос твердил ему не делать резких движений. Медленнее. Медленнее. И главное не бежать. Те, другие, бежали. И из-за этого погибли. Медленнее. Медленнее.

Он увидел лицо Мышелова. В нем отражался его собственный страх. Сколько еще все это может продлиться? Сколько еще можно выдержать эту муку, не сорвавшись с места? Сколько можно недвижно представлять себе эту медленно и неотвратимо протянувшуюся лапу.

Снизу донесся слабый отзвук шагов, ровных, неспешных. Шаги уже приблизились к лестнице. Вот они уже на ней. На площадке. На следующем марше.

Человек, что вошел в комнату, был высоким и хрупким, старым и весьма изможденным. Редкие угольно-черные локоны падали на высокий лоб. Скулы резко очерчивали впалые щеки, восковая кожа туго обтягивала небольшой нос. В глубоких костистых глазницах фанатическим блеском горели глаза. Он был в одежде святого — простая хламида без рукавов, подпоясанная веревкой, с которой свисал кисет.

Он строго поглядел на Фафхрда и Серого Мышелова.

— Приветствую вас, люди крови, — гулко прогудел он.

Потом взгляд его с неудовольствием опустился на Раннарша.

— Опять пролилась кровь. Не к добру.

Костлявым указательным пальцем левой руки он начертил в воздухе странный тройной квадрат, священный знак Великого Бога.

— Молчите, — спокойно продолжал он, — ваши намеренья мне известны. Вы явились, чтобы унести из этого дома сокровища. Многие и до вас пытались сделать это. И не сумели. Не сумеете и вы. Что касается меня самого — я свободен от алчности. Сорок лет прожил я, питаясь лишь хлебом и водой, посвятив дух свой Великому Богу, — он снова начертил странный знак, — и теперь никакие сокровища, никакие самоцветы, никакие драгоценности и богатства этого мира не могут искусить и совратить меня. Я пришел сюда, чтобы уничтожить зло. Я, — он ткнул пальцем в грудь, — я — Арвлан Ангарнги, девятый потомок Ургаана Ангарнги по прямой линии. Я всегда знал об этом и скорбел — ведь Ургаан Ангарнги предал себя злу. Но лишь пятнадцать дней назад, в день Паука, узнал я из древних документов о том, что Ургаан построил этот дом, вечную ловушку для скудоумных и непоседливых. Ведь он оставил здесь стража… вечного.