Теперь от библейского принципа мы обратимся к примеру из истории.

Взаимоотношения между Писанием и преданиями были одной из главных причин разногласий во времена Реформации. Обе стороны принимали божественное происхождение и авторитет Библии. Спорили они не об этом. Вопрос заключался в том, является ли Библия единственным авторитетом, достаточно ли будет ее учения, без каких–либо внебиблейских дополнений, для спасения и превосходит ли ее авторитет даже самые древние предания и традиции церкви.

Рим утверждал, что нет. Подобно фарисеям, он сильно полагался на так называемые «неписаные предания». Действительно, во взглядах на предания и традиции у фарисеев и римских католиков тогда было много общего. И те, и другие верили, что их предания богодухновенны, как и Писание. Фарисейские предания начинались со времен Моисея; католические — со времен Христа. Таким образом, в Мишне раввин мог провозглашать следующее: «Моисей принял (устный) закон на горе Синай и передал его Иисусу Навину; тот передал его старейшинам, старейшины — пророкам, а пророки — мужам великой синагоги». Точно также в Риме утверждали, что его предания были «приняты апостолами из уст Самого Христа или из уст самих апостолов, когда им говорил Святой Дух»[67]. Четвертое собрание Трентского Собора в 1546 году постановило: «Писание и предания должны приниматься церковью как равные по авторитету». Далее сказано, что Собор «принимает и почитает с равным восхищением» как Писание, так и предания. В результате Римско–католическая церковь не попыталась измениться согласно требованиям Писания и исключить из своей системы предания и традиции, касавшиеся, например, девы Марии, мессы, священнослужителей, чистилища и индульгенций, — предания, которые разрослись за много столетий, хотя в Писании их либо нет вообще, либо есть прямые им опровержения.

Приверженцы Реформации думали иначе. Sola Scriptura — «только Писание» — было одним из камней, на котором они строили свое учение. Они знали, что у первой церкви было достаточно оснований для того, чтобы раз и навсегда определить и закрыть канон Нового Завета. Утверждение этого канона (причем, делая это, церковь не наделяла книги Библии каким–то дополнительным авторитетом, а просто признавала авторитет, присущий им изначально) означало, что между апостольским преданием и преданиями церковными была проведена четкая граница, что апостольские предания книг Нового Завета являются каноном, стандартом, меркой, по которой всегда нужно проверять церковные предания и традиции. Приверженцы Реформации также знали, что отцам первой церкви это тоже было известно. «Все споры отцов первой церкви с еретиками касались того, что сказано в Писании, — писал Кранмер, — …но когда речь шла о том, чего нет в Писании, они никогда не обвиняли человека в ереси»[68]. Значит, их меркой была Библия.

Тот же самый вопрос о Писании и предании был упомянут Хью Латимером в его знаменитой «Проповеди о плуге», прочитанной возле собора св. Павла 18 января 1548 года. В ней он назвал дьявола «самым усердным епископом и прелатом во всей Англии», который «никогда не покидает своей епархии» и является «наиусерднейшим проповедником во всем королевстве». И везде, где бы ни поселился дьявол, продолжал Латимер, «где бы ни проходил его плуг, там выносятся книги — и вносятся свечи, убираются Библии — и достаются четки… провозглашаются человеческие предания и законы — и отменяются предания Божьи и Его святое Слово»[69].

Однако процитированные мною документы Реформации и антиРеформации принадлежат XVI и XVII столетиям. А что происходит сейчас? Остались ли Римско–католическая и Протестантская церкви на тех же самых позициях, что и триста–четыреста лет тому назад?

Сначала давайте взглянем на позицию Римско–католической церкви. Одним из самых важных документов, принятых II Ватиканским собором (1962–1965), была догматическая конституция «О Божественном откровении». В шести главах конституции содержится учение совета о самом откровении, о том, как оно было передано людям, о богодухновенности Писания и его толковании, о Ветхом Завете, Новом Завете и о Писании в жизни церкви.

Многое там можно только горячо приветствовать. Например, туда включено прямое подтверждение о полной богодухновенности Писания. Согласно параграфу 11, Римско–католическая церковь «верит, что книги как Ветхого, так и Нового Завета во всей их полноте, во всех их частях являются священными и каноническими, поскольку они были написаны под вдохновением Святого Духа… и, значит, автором их является Бог… Следовательно, поскольку все, написанное вдохновенными авторами библейских книг, должно приниматься нами как сказанное Святым Духом, то нужно признать, что книги Писания твердо и верно и без ошибки преподают нам истину, которую Бог пожелал включить в Священное Писание ради нашего спасения».

Еще одной особенностью догматической конституции является то, что она с новой силой призывает верующих посвящать себя изучению Библии. На протяжении столетий чтение Библии простыми прихожанами Римско–католической церкви не поощрялось, а порой даже и запрещалось. Однако теперь Писание получило в этой церкви свободу — и последствия этого предсказать трудно. Параграф 22 гласит: «Все верные христиане должны иметь свободный и легкий доступ к Священному Писанию». В сноске к нему мы читаем следующий комментарий: «Это, пожалуй, самое крупное нововведение в конституции. Это первый официальный документ, принятый церковью со времен первых столетий, который провозглашает доступность Библии для каждого»[70].

В следующем параграфе конституции богословов призывают «посвятить свои силы… исследованию и толкованию Божьего Слова», чтобы «как можно больше служителей Божьего Слова могли наилучшим образом нести духовную пищу Божьему народу…».

Последний параграф (26) заключает: «Итак, именно таким образом, через чтение и изучение священных книг, пусть „Слово Господне распространяется и прославляется" (2 Фес. 3:1) и да наполняются сердца людей все больше и больше сокровищами откровения, вверенного церкви». Кроме того, совет выражает надежду на «новую волну духовного оживления благодаря возросшему благоговению перед Божьим Словом, которое „пребывает вовеки"».

Итак, Римско–католическая церковь, самая консервативная церковь мира, несмотря на все ее уверения в своей неизменности, несмотря на упомянутые выше реакционные заявления и уверения папы римского, все–таки замесила библейскую закваску в свое древнее тесто. Вполне возможно, что она окажется неспособной остановить ее полное действие. Что ж, посмотрим!

На первый взгляд кажется, что II Ватиканский собор подтверждает концепцию Трентского собора о том, что Писание и предание являются двумя отдельными и независимыми частями Божьего откровения. Параграф 10: «Священные предания и Священное Писание составляют одно священное Слово Божие, переданное церкви». Параграф 21: «Церковь… всегда считала Писание вместе со священными преданиями высшим авторитетом веры и будет считать так всегда».

В то же самое время, если копнуть поглубже, можно увидеть незаметную, но значительную перемену. Автор введения к конституции Р. А. Ф. Маккензи рассказывает, что «появление этого документа на свет было весьма драматичным». По всей видимости, предварительный вариант конституции, представленный совету Богословским комитетом, был подвернут такой суровой критике на первом заседании (в ноябре 1962 года), что папа Иоанн назначил новую, объединенную комиссию для переработки текста. Этот пересмотренный текст, подвергнувшийся дальнейшим изменениям на третьем заседании, был принят почти единогласно на четвертом заседании в 1965 году.