— Риа, а это твои двоюродные братья.

Взгляд Риа скользил от одного к другому, когда их представляли ей, начиная со старшего. Гервалт был всего на год старше ее, и озорной блеск в его глазах помог ей расслабиться. Крег был на год моложе и сильно похож на свою мать. Но двое младших, семилетний Рос и двухлетний Дункан, так же как и их старший брат, имели сильное сходство со своим отцом и дядей.

— Мама, можно я покажу Риа замок?

Анна радостно улыбнулась своему старшему сыну:

— Только быстро, Гервалт. Нашим гостям надо поесть и отдохнуть. Присоединяйтесь к нам, когда все будет накрыто на стол.

Риа не забыла сделать реверанс, приветствуя своих дядю и тетю, прежде чем ушла.

Вид Атдаира просто лишил ее дара речи. Она всегда считала Галлхиел огромным, но их фамильный замок не шел ни в какое сравнение с размерами и богатством этого приграничного владения.

Гервалт заметил, как она восхищалась серебристыми гобеленами.

— Моя мама говорит, что Атдаир не был так богато украшен, когда она только что вышла замуж за моего отца. Она привезла гобелены и прекрасную посуду из Кермичил-Кип. И отец кое-что привез из Эдинбурга.

— Твой отец, должно быть, очень богат.

— Не мой отец, — честно ответил Гервалт, — а твой. Все в Атдаире принадлежит Макамлейду.

— Он не нужен ему, — с юношеской непосредственностью заверила Риа. — Он любит только Галлхиел. И я думаю, что моя мама совсем не любит Атдаир. — От ее взгляда не ускользнула бледность на лице матери, когда они въезжали в ворота замка.

Лицо Дары вновь порозовело, когда дети присоединились к своим родителям в большом зале. Она улыбнулась дочери, и не только Лаоклейн мог бы сказать, что она уже перестала страшиться разлуки.

Когда через несколько недель этот момент наступил, Анна постаралась успокоить свою золовку, насколько это было возможно, но сама она знала, как будет пусто у нее на душе, когда Гервалта отошлют на воспитание к родственникам. А время для этого уже наступило. Он был на год старше Риа.

Анна была благодарна Риа, что та своим веселым поведением и разговорами успокоила Дару, и мать девочки покинула Атдаир с легким сердцем. Однако она удивилась, когда улыбка исчезла с лица ее племянницы в тот самый миг, как ее родители скрылись из вида.

Прошло несколько дней, и Анна окончательно признала тщетность своих усилий воскресить эту улыбку. Она говорила об этом с Ниаллом, когда однажды поздним вечером они сидели в своей уютной спальне.

— Девочка тоскует, — Анна подняла на мужа обеспокоенные глаза. У нее были необыкновенно красивые глаза — единственное достоинство в сравнении с неброскими чертами лица. Ее вышивание лежало нетронутым на коленях.

— Дара и Лаоклейн уехали неделю назад, и она с тех пор не улыбнулась ни разу. Может быть, она действительно еще слишком маленькая, чтобы жить отдельно от них.

Ниалл удобно вытянулся в глубоком кожаном кресле. День был длинным, и он устал. Атдаир был тяжелой ношей. Он удовлетворенно оглядел комнату. Она соответствовала его натуре, и ему никогда не приходило в голову, что оформление в мужском спартанском стиле могло быть не очень подходящим для его жены.

Он долго раздумывал над ее словами, прежде чем ответить.

— Я думаю, маленькая Риа тоскует не о моем брате или Даре. Гервалт рассказывал мне, что она говорит только о Галлхиел и ни о чем другом. Что Галлхиел во всех отношениях лучше, чем Атдаир. — В его тоне проскользнуло удивление, потому что по богатству и удобству никакой северошотландский замок не мог сравниться с Атдаиром.

Брови Анны удивленно поднялись под аккуратной челкой ее светлых шелковистых волос.

— Ее страсть к этому месту просто невероятна для маленькой девочки. Не перестаю удивляться, о чем думала Дара, давая ей знания по ведению счетов и хозяйства. Даже Гервалт не знает так много об Атдаире.

В ее словах послышалась гордость. Четверо ее сыновей были смыслом ее существования, и бывали моменты, когда Ниалл особенно остро ощущал это. Сейчас, однако, его мысли были заняты Риа.

— Сомневаюсь, что именно Дара привила ей эту любовь, скорее всего, этим занимался Лаоклейн.

— Мужчина должен иметь сына. — В этих словах чувствовался налет тщеславия. Как бы красива ни была Дара, и как бы страстно ни любил ее Лаоклейн, Дара оказалась неспособной сделать то, что сделала она, Анна. У Макамлейда не было прямых наследников по мужской линии.

— Ты должна радоваться, что у него его нет, — произнес ее муж, — иначе у нашего сына не было бы никакого наследства.

Ниалл любил Атдаир, и он содержал его в порядке для своего брата почти половину жизни, но никогда не злоупотреблял этим. Атдаир, по его мнению, принадлежал брату.

Анна с готовностью подхватила его слова:

— Неужели Лаоклейн сказал, что Атдаир будет принадлежать Гервалту?

— Да. Сказал и подписал.

Несколько недель назад, наблюдая, как Лаоклейн поставил свою подпись под документом, Ниалл почувствовал умиротворение, которого ему так не хватало. Гервалт любил Атдаир так же, как и он сам, и хотя Ниалл никогда не позволял мальчику считать, что в будущем он станет владеть им, сердце Гервалта было бы разбито, если бы Атдаир перешел другому. Даже титул — граф Атдаир, по велению Господа и короля, перейдет к Гервалту.

Ниалл поднялся:

— Мне нужно просмотреть бумаги. Не жди меня, Анна. Я могу задержаться допоздна.

Анна искала повод, чтобы задержать его. В эти дни он редко сидел и беседовал с ней, хотя все еще часто делил с ней ложе.

— Да, горничная для Риа. Я немного обеспокоена, что она задерживается. Ты не думаешь, что нам следует послать кого-нибудь посмотреть на дорогу в Эдинбург?

Ее муж приподнял бровь:

— Она сильно опаздывает?

— Она должна была прибыть две недели назад.

— Подождем еще день или два, а потом пошлем гонца. — Он направился к двери.

— Ниалл…

Он остановился:

— Да, любимая?

Анна улыбнулась немного печально:

— Не засиживайся допоздна. Тебе нужно отдохнуть.

Ниалл улыбнулся в ответ, подумав, что она разговаривает с ним, словно с одним из своих сыновей.

— Спокойной ночи, Анна.

— Спокойной ночи, Ниалл.

Оставшись одна, Анна не могла сосредоточиться на вышивании и прошла по длиному каменному коридору в спальню своей племянницы.

Света не было, но запах горячего воска все еще витал в воздухе.

— Риа?

— Да, тетя Анна.

— Еще рано спать.

— Да, мадам. Я немного устала.

Сердце Анны сжалось при этих словах ребенка. Ведь не усталость держала ее узницей в темной комнате, в то время как шумные двоюродные братья хохотали в большом зале внизу.

— Ты не хочешь поговорить?

— Нет, мадам.

Анна улыбнулась в темноте:

— Ты не против, если я поговорю? Мне кажется, я не засну сейчас.

— Вы не заболели? — В голосе Риа послышалось участие.

— Нет. Просто не спится. — Анна присела на краешек кровати и почувствовала, как ее племянница подвинулась, освобождая для нее место. — Ты знаешь, что в первый раз я увидела твою мать здесь, в Атдаире?

— Она была с моим отцом?

Анна обрадовалась неуловимому изменению в тоне голоса Риа, в котором до этого не было никаких эмоций.

— Да. Она была с Лаоклейном, но не хотела быть с ним. Это было немного спустя после того, как Руод похитил ее.

— Дедушкин ублюдок.

Анна изумилась, когда Риа произнесла это слово. Она никогда не привыкнет к тому, чему научили Риа.

— Да, сводный брат Лаоклейна и Ниалла, — согласилась она. — Мне кажется, что с самого дня его рождения в нем не было ничего хорошего.

— Потому что он был незаконнорожденным? — Мысли Риа обратились к Гавину.

— Нет, хотя это и не помогало, когда он начал подрастать. Он рос в том же самом доме, где Лаоклейн и Ниалл, но не так, как они.

— С ним плохо обращались?

Анна вздохнула:

— Не то чтобы плохо, но трудно было быть добрым с ним, когда он был злым и неприятным. Пока была жива мать Ниалла и Лаоклейна, Руод видел каждый день, с какой любовью она относилась к своим сыновьям, это было постоянным напоминанием о том, что у него не было настоящей семьи. Позже, когда Ниалл и твой отец переехали в Атдаир, Руод приехал сюда тоже. И хотя Атдаир принадлежал только твоему отцу, он не гнал Руода прочь. — Почти для себя Анна добавила: — Хотя было бы лучше, если бы он это сделал.