Так буду ждать…
Ива – говорят -
Девушкой была,
Милого ждала,
Милый не пришел.
Стан склонив, как ствол,
Ивой у реки
Сделалась она,
Высохла с тоски…
Шелестя листом
Тонким над водой,
Все стоит она,
И дрожит она,
И скорбит тайком
Вечно об одном,
Лишь о том, как яр
Милую забыл…»
«Ах, Ануш, Ануш! – упрекаешь ты,
А не знаешь ты -
Для кого свою песню я пою,
С кем я говорю?..
И свирель моя, жалуясь без слов,
Чью зовет любовь…
И, когда в мечтах застываю я,
С кем бываю я…
И тоской о ком весь я полонен.
И о ком мой стон…
Ах, Ануш, Ануш! сердца нет в тебе!» -
Юноша пастух,
Пал на грудь Ануш, застонал в мольбе
Замолчал, потух.
«Ануш! Эй, Ануш! – скорее иди!» -
Старуха нани вздыхает, кричит.
«Иду я, нани! Иду! Подожди!» -
Ответ в глубине ущелья звенит.
Рассыпались косы у ней по спине,
И пряди упали на щеки в огне,
И вышла из пропасти, сквозь облака,
Как лань, убегающая от стрелка,
Кувшин на плече притащила пустой
И нет на плече у ней для кувшина
Подстилки. В ущелье осталась она.
Эх, горе – беспечность души молодой.
«Нани, испугалась я!» – дочь говорит.
И хочет всплакнуть, да слеза не бежит. -
«Внизу я людей увидала вдали,
Подумала – турки купаться пришли…»
Старуха клянет, досады полна,
Трусливую глупую дочку свою.
И сходит, бранясь, в ущелье она
С кувшином пустым обратно к ручью.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Амбарцум настал. Горы зацвели,
Дно долин горит, как ковер, вдали.
Девушки пошли на горы гулять,
Собирать цветы, песни петь, гадать.
«Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Тени гор, яйла,
Яйла-джан, яйла!»
Запах трав смешав
С песней молодой,
Девушки бегут,
Пестрою толпой,
Роем мотыльков
Реют меж цветов.
«Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Вешний день, яйла
Яйла-джан, яйла!»
Амбарцум настал,
На горах крутых
Сердцу загадал:
Кто же твой жених?
Ай, джан-пастух, ай, розы-цвет, – чей ты есть?
Нет! видит бог и видит свет, – мой ты весь!
Вот и ты берешь
Скрытый жребий свой
Будет всем хорош
Яр твой удалой!
Усы – два нежные ростка, стан красив,
Не горевать тебе – пока яр твой жив!
«Амбарцум, яйла,
Яйла-джан яйла,
Жар сердец, яйла,
Яйла-джан, яйла!»
Голоса звенят. Девушки поют,
И, храня обряд, жребий достают.
Счастье и любовь выпадут одной,
Горе на душе ляжет у другой.
И жребию вновь по кругу бежать
Велит Мать Цветов, накрывшись фатой.
И все «Джан-гюлум» запели опять,
И эхо звенит вдали за горой.
«Эй, выросшая средь гор
Красавица, ночь – твой взор!
Но, милого твоего
Ждет гибель – пуля в упор!»
«Ой, горе тебе, сестрица Ануш!
Пал жребий тебе несчастий и мук!
Отсохни рука, что достала его!..» -
И смолкнул весь круг смущенных подруг.
«Сестрица, все – ложь! гаданью не верь!
Беги от тоски – от горестных дум;
Иди, не грусти – и с нами теперь,
Как прежде, играй и пой «Джан-гюлум!»
«Ах, счастья мне нет – и не суждено!
Всегда от меня бежало оно…
Не дружит оно с судьбою моей;
Проклятье на мне – с младенческих дней.
К нам нищий старик, говорят, приходил, -
А я еще малым ребенком была, -
Он песню пропел, подаянья просил,
Но мать ни куска ему не дала.
«Прочь! крикнула, прочь от наших дверей!
Покоя мне нет и от дочки моей!..»
И проклял старик жестокий меня,
Чтоб ей, мол, не знать отрадного дня.
Мой темный удел лишь богу открыт,
На сердце ж моем мрак вечный лежит,
И тьма предо мной; в ее глубине
Таится мой путь – неведомый мне!..»
«Ануш, не грусти, вот ты поглядишь,
Увидишь сама: гадания – ложь!
Какой-то старик безумный, дервиш
По злобе сболтнул, а ты – слезы льешь.
Не бойся, Ануш, знай – счастье придет!
Вся жизнь пред тобой весною цветет.
Ты так молода, – взгляни же, взгляни:
Лежат впереди счастливые дни!
Сестрица, все – ложь, гаданью не верь!
Беги от тоски – от горестных дум;
Иди, не грусти, – и с нами теперь,
Как прежде, играй и пой «Джан-гюлум!»
(Хор)
Счастливая ты -
Счастливая в любви!
Красивая ты -
Без горя живи!
Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Дни любви, яйла,
Яйла-джан, яйла!
С расцветшей весной
Ты схожа, сестра.
Твой яр за тобой
Стоит, как гора.
Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Горы-джан, яйла,
Яйла-джан, яйла!
Ануш (одна)
Куда судьба меня зовет?
Ах, будущее страшит…
От ледяного зова ее
Сердце мое дрожит.
Вот так и горные цветы
Болью безмолвной полны.
Слезами их глаза налиты,
Грустны сердца и черны.
Напрасно краткого весной
Томятся они на лугах
И вянут с горечью немой
В печальных черных сердцах.
Хор (издали)
«Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Пламя мук, яйла,
Яйла-джан, яйла!»
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
На свадьбе гуляли однажды зимой.
Привольно гостям веселиться, шуметь.
Пришли пастухи молодые толпой, -
Бороться, плясать, на красавиц глядеть,
Вот – бурная пляска утихла. И вдруг
Для новой забавы расчистили круг.
И песню борьбы продудела зурна.
Толпа раздалась, любопытства полна,
«Тащи их! тащи!» – суетятся, галдят…
И вот уже друг против друга стоят
Моси – брат Ануш и Саро – наш пастух,
Насильно друзьями притащенный в круг.
Тогда на два стана село разошлось,
Сомкнулось теснее, стеной поднялось.
Себе каждый стан пахлевана избрал,
Теснясь и шумя, за спиной его стал…
Кричат, подзадоривая, все сильней:
«Эй, эй, молодцы! не робейте! смелей!»
А рядом, из-за занавесок цветных,
Невеста с подружками смотрит на них.
Стоят, горячатся борцы-пастухи,
Заправили за пояс полы чухи,
Бьют об землю крепкой ладонью; взвились
Прыжком – в свирепом порыве сплелись,
Есть в темных ущельях обычай седой…
Старинным обычаям верен всегда,
В борьбе удалец удальца пред толпой
Спиною к земле не прижмет никогда.
Саро и Моси, молчаливо сцепясь,
То кажут притворную ярость и прыть,
То хлопнутся наземь, в обнимку катясь,
Никак, мол, друг друга им не победить!
Напрасно толпа в исступленьи кричит,
И девушки с бьющимся сердцем глядят…
Ануш, изваяньем застывши, стоит,
Не в силах отвесть околдованный взгляд.
Стоит… И Саро вдруг увидел ее.
В глазах его – мгла, в голове – забытье,
В нем вспыхнуло сердце, забилось сильней,
Забыл он обычай, и мир, и друзей.
Тогда как Моси, побратима любя,
Боролся шутя и ослабив себя,
Саро его с силой внезапно схватил,
Сшиб с ног и коленом к земле придавил.
Так сделал и сам не заметил того…
Толпа заорала. В толпе торжество.
«Саро-победитель!» – И вот пастуха
С почетом подводят к тахте жениха.
И все рукоплещут, ликуют, кричат,
Качается кровля, и стены дрожат.