Дарья обернулась и демонстративно долго смотрела стюардессе в лицо сквозь темные очки. Обозначила улыбку углами рта и характерным, известным всем радиослушателям страны, голосом попросила пепси.
Пока стюардесса лихорадочно открывала ключом маленькую бутылочку, Константин извлек из внутреннего кармана куртки фляжку с коньяком и, нарушая все запреты авиакомпании, отхлебнул из горла. Девица покосилась на него, но, ничего не сказав, наполнила стакан бурливой темной жидкостью. Протянула стакан Дарье, пожелав пить на здоровье.
Дарья поблагодарила, но пить не стала. Она держала стакан в руке и ждала. Ждала, чтобы ушла стюардесса. Стюардесса покраснела и кинулась за самолетные кулисы.
— Может, прежде чего покрепче хлебнешь? — предложил Константин.
— Давай, — согласилась Дарья, передала ему стакан с пепси, взяла фляжку. Вздохнула глубоко и сделала три полноценных глотка.
— Водичкой запей! — поспешно посоветовал Костя, и они вновь поменялись сосудами. Алкоголь быстро подействовал, и Дарья освобожденно откинулась в кресле. Решив ее не беспокоить десяток минут, Костя еще раз отхлебнул из фляжки, запил водичкой и протянул фляжку с остатком в два пальца Артему.
— На работе, — отрезал охранник.
Константин сам допил остатки и притих в ожидании монолога захмелевшей, если захмелеет, Дарьи. Он хорошо помнил все про характер, темперамент и непредсказуемые эмоциональные всплески бывшей своей жены.
— Костя, — тихо позвала Даша. — Костя.
И уставилась на него черными, как у черепа, глазницами. Он, осторожно вытягивая дужки из-под платка, снял эти кошмарные очки. Заглянул в бездонно мрачные, голубые ее глаза и предложил.
— Говори. Ты же говорить хочешь.
— Не говорить. Спросить, — поправила она.
— Спрашивай, говори. Делай что хочешь!
— Значит, тебе все равно и нет никакого дела до меня?
Вот и началось. Уверил ласково:
— Ты же знаешь, что не все равно, дорогая.
— Дорогая! — злобно передразнила она.
— О господи! — Не зная, что делать, в ярости он нацепил себе на нос ее очки. — Я слушаю тебя внимательно.
— А мне теперь все равно: слушаешь ты меня или не слушаешь. Просто надо же к кому-то обращаться.
— Обращайся, — он был согласен. Даша закрыла лицо ладошками, согнулась к коленям и сквозь ладошки заунывно протянула:
— А то, если не я, а та, убитая, — настоящая Дарья?
Всего ждал Константин, но такое застало его врасплох. В растерянности неубедительно возразил:
— Она же под твою фонограмму просто рот раскрывала!
— А если бы по-настоящему запела? И лучше меня?
— Ее застрелил псих! — прошипел Константин. — Она не спела и больше не споет!
— А я живая, — поняла Даша. — И бездарная?
Костя тихо завыл. Она погладила его по щеке. Он резко отвел ее ладонь от своего лица и спросил про то, про что спрашивал ее тысячу раз в их совместной жизни:
— Долго еще ты меня терзать собираешься?
— Я больше не буду петь, Костя, — спокойно сообщила она и откинулась в кресле.
— Не хочешь петь — не пой, — разрешил он. — Только что ты завтра запоешь без музыкального сопровождения — вот вопрос.
— Спать хочу, — сказала Даша и закрыла глаза.
— А я что — не хочу?! — в запале прокричал Константин и тоже смежил веки. Как ни странно, почти сразу к нему пришел успокаивающий сон. Они спали до Москвы.
Михаил Семенович Кобрин прорвался на летное поле потому, что за пятьдесят баксов завербовал нечто плюгавенькое из обслуги аэропорта. Обнимая плюгавого за форменные синие плечи, менеджер и продюсер поп-звезды ждал у трапа, когда явит себя яркому утреннему московскому солнцу его непредсказуемая подопечная.
Первыми дробной рысью сбежали по трапу летчики, инженер и штурман, потом хлынул, неизвестно зачем торопясь и толкаясь, путешествовавший люд. Толпа на трапе рассосалась минут за пять и соединилась вновь у двух подкативших автобусов. И только после этого на верхней площадке трапа воздвигся Артем. Постоял, посмотрел вдаль.
— Тема! — позвал его Михаил Семенович.
Артем опустил глаза и увидел внизу отца-командира. Обрадовался страшно:
— Михаил Семенович! А я стою, думаю: что делать?
— Ты не думай, Тема, — посоветовал многоопытный продюсер. — Тебе это не нужно. Где она?
— Идет. Сей час выйдет.
— С футболистом?
— С футболистом, — подтвердил сверху футболист. Они с Дарьей уже встали рядом с охранником. Не отпуская плечи труженика пятого океана, Михаил Семенович возликовал:
— Здравствуйте, родные мои! Уж как я рад, даже и не знаю!
— Мишка, а это кто? — спросила Дарья, глазами указав на плюгавенького.
— А это — наш благодетель, Дашенька. И проводник. Он нас отсюда тайными тропами выведет. У основного выхода тебя уже порядочная кодла поджидает.
— Откуда узнали? Я же тебя просила, чтобы ни одного журналиста…
— Я думаю, что кто-то из моих молодцов им отстучал. Ну да ладно, потом с ними разберусь. А сейчас — огородами, огородами и к Котовскому.
Михаил Семенович, как в полонезе, подхватил протянутую ручку спустившейся на асфальт Даши, а местный служитель хриплым от волнения голосом попросил у его партнерши:
— Товарищ Дарья, можно у вас автограф взять?
— Можно, можно. Только побыстрее, — за Дарью ответил Михаил Семенович. Пока Даша расписывалась в замызганной записной книжке, продюсер уже отдавал распоряжения Артему:
— Квитки багажные у тебя? Тогда за багажом. С чемоданами поедешь на «Волге». Она на стоянке стоит. За рулем Володька. Мы тебя ждать не будем. Мой «линкольн» у служебной калитки. Заберешь багаж и сразу ко мне на Ломоносовский.
— Будет сделано, босс, — радостно подчинился приказу Артем и побежал через поле прямиком к главному входу.
А получивший автограф проводник повел их огородами. У малозаметной калитки Михаила Сергеевича, Дарью и Константина ждал неумеренно длинный «линкольн». Но не только он. Двое, один из которых был с фотоаппаратом, нетерпеливо топтались в малом отдалении от машины.
— Вот ведь паразиты! — не столько огорчился, сколько восхитился Михаил Семенович. — И здесь достали!
— Дарья! — завопил тот, что без аппарата. — Несколько слов для нашей и вашей газеты!
— Да пошел ты! — за Дарью ответил Константин. Дарья же рванулась к задней дверце «линкольна».
Но тот, что с фотоаппаратом, был опасен и быстр. Он перекрыл Дарье путь к лимузину и стремительно отщелкал три ее крупных плана. Даша оттолкнула фотографа и, уже не спеша, устроилась на заднем сиденье. Фотограф сделал свое дело и успокоился. Но тот, что должен был сочинить подписи под фотографиями, не унимался. Бесстыдно заглядывая в салон автомобиля, он прокричал, чтобы было слышно через толстое стекло:
— Дарья, ты случайно не знаешь, кто соорудил для тебя этот гениальный рекламный трюк?!
Константин левой рукой за плечо развернул голосистого, а правой на полную силу врезал ему в челюсть. Журналист, отлетев от машины, упал. Поднявшись, осторожно пощупал свою больную челюсть и, с трудом раскрывая рот, пообещал Константину, который уже устраивался рядом с Дашей:
— Я еще припомню тебе это, футболист!
А из-за угла громадного багажного склада уже высыпало неизвестно кем проинформированное основное журналистское стадо. С микрофонами, с портативными магнитофонами, диктофонами, кинокамерами, видеокамерами…
— Гони! — в ужасе завопил Михаил Семенович, стремительно рухнув на переднее сиденье. Водитель рванул с места и, не церемонясь, проложил путь сквозь шалую толпу.
Когда выехали уже на Киевское шоссе, первым заговорил Михаил Семенович.
— Со всеми разберусь, — совсем тихо пообещал он и обернулся к заднему сиденью. — Много о вас наслышан, Константин, но вот увиделись мы в первый раз. Теперь будем знакомы по-настоящему.
— А ведь мы с тобой давным-давно знакомы, Мишаня, — элегически вспомнил Константин. — И ой как по-настоящему.