— Вы уже во второй раз врываетесь в мой кабинет. Я этого не потерплю. Меня сдерживает только мое отношение к Маргарет, но я предупреждаю вас, Кэртис, мое терпение на исходе. Выметайтесь отсюда — или я звоню в полицию.

— Я здесь для деловой беседы, — проигнорировал я угрозу.

— Мне нечего с вами обсуждать. Нечего.

— Это хорошая сделка, Рэйнхэм, — прервал я его. — Мое молчание о деле Колстона в обмен на ваше содействие в эвакуации находящихся в опасности районов Лондона.

— Это ваш последний шанс, Кэртис! — тем же тоном ответил он. — Вы уходите?

Я был потрясен. Не станет же проклятый дурак рисковать разоблачением? Даже в эту секунду я считал его больше мерзавцем, чем дураком.

— У меня есть доказательства, — продолжал я. — Копия полного текста теории Колстона. Уотчетт сознался и выдал вас. Профессор Ятс подписался под тем, что теория Колстона научно обоснована, и это не та теория, которую Уотчетт представил на конференции. Все это завязано в тесный узел. Я предлагаю вам их все в неопубликованном виде и гарантирую молчание немногих людей, знающих всю историю.

Он поднял трубку. Несмотря на потрясение, меня хватило на то, чтобы вырвать у него трубку и положить на соседний столик, до которого он не мог дотянуться. При этом у меня выпала папка, и бумаги вывалились на стол. Но Рэйнхэм даже не смотрел на них. Он глядел только на меня.

— Вы слишком далеко зашли, Кэртис, — наконец обрел он дар речи. — Вы заплатите за это.

— Проклятый дурак! — воскликнул я. — Почему вы меня не слушаете? Я предлагаю вам место премьер-министра!

— Переживу как-нибудь без вашего подарка, — холодно заметил Рэйнхэм.

Он смерил расстояние между нами, как бы прикидывая шансы на побег.

— Вы уничтожили репутацию Колстона! Вы позволили погибнуть девяноста пяти тысячам человек в Арминстере.

— Все так. — За закрытыми дверями и без телефона он был вынужден поддерживать беседу. — У Колстона не было репутации, которую я мог бы разрушить. Я не санкционировал гибель людей в Арминстере, потому что было невозможно предсказать непредсказуемое.

Это было потрясающе.

— Но, ради бога, вы же знаете, что теория Колстона справедлива. Вы ведь читали ее перед тем, как зарезать!

— Не читал. У меня хватает других забот, важнее всякой чуши.

— Чуши? Это не чушь! У меня здесь…

— Это бред, вздор. Всем известно, что землетрясения непредсказуемы. Тем более, в Англии не бывает землетрясений.

— Тогда чем же был Арминстер? — возмутился я. — Или кто-то слишком сильно чихнул и подорвал его?

— Причуда природы, — спокойно парировал Рэйнхэм. — Насколько мне известно, сейсмологи все еще ищут причины.

— Колстон предупреждал о катастрофе заранее.

— Кроме того, Англия расположена вдалеке от пояса землетрясений.

— Но не от землетрясений такого рода, черт побери!

— А, вы об этом слышали? Видите ли, Кэртис, даже если бы Колстон был прав, его бы, наверное, стоило заставить молчать. Не думаю, что было бы целесообразно сообщить миру, что мы не можем больше доверять земле, по которой мы ходим. По счастью, он ошибался, и такой вопрос не встал.

— Но, послушайте, Колстон был-таки прав. У меня есть доказательства. Они лежат у вас под носом. Посмотрите их!

Пока я, второй раз за день, пытался воззвать к его здравому смыслу, он возился с сигарой, явно нервничая.

— Я убежден, что Колстон ошибался.

— Убежден! Как вы можете быть убеждены, когда вы не читали его? Прочтите же сейчас!

— Нет, не хочу! Все это абсурдно. Абсурдно и политически опасно. Я приказал Уотчетту изъять не подлежащие разглашению материалы. Это было все, что я мог сделать. Колстон был вне моей юрисдикции.

— Вы не компетентны судить об обоснованности теории. Вы ведь не ученый. Вы не показали ее ни одному специалисту.

— Зачем? Ее заслушала целая сейсмологическая конференция и сочла чепуховой.

У меня волосы встали дыбом.

— Но это вы превратили ее в чепуху!

— Нет, нет! Она была нонсенсом с самого начала.

— Вы изъяли связующие нити между аргументами!

— Естественно. Не мог же я допустить, чтобы сверхсекретная информация о наших ядерных испытаниях дошла до Москвы и Пекина. — Он выпустил кольца дыма и устало добавил: — Сколько вы еще собираетесь тянуть этот мерзкий фарс?

Я предпринял последнюю попытку.

— Сэр Гай, ради бога, выслушайте меня! Говорю вам, теория Колстона обоснована. У меня есть свидетельство этому, данное ведущим сейсмологом Англии. Из него явствует, что сегодня в восемь часов вечера в Лондоне произойдет землетрясение. Просто прочтите доказательства — это все, о чем я прошу.

— А я прошу вас только об одном — уйти, — ответил Рэйнхэм.

Меня трясло. Я почувствовал физическую боль от разлившейся в животе желчи. Мой мозг был изнурен битьем головой об стену, которой оказалась тупость Рэйнхэма.

— Старый глупец! — вышел я из себя. — Вы не станете слушать. Вы вбили себе в голову, что Колстон сумасшедший, и не сдвинетесь с этого, не станете смотреть доказательства обратного. Вас не прошибешь фактами. И, черт возьми, вы «доказываете» свою точку зрения реакцией ученых на документ, вами же и сфальсифицированный.

В его глазах загорелись злые огоньки.

— Вы поступаете, как расист, который держит негра в нищете, болезнях и страхе, а затем «доказывает», что тот дикарь, когда последний восстает. Как французские колонисты в Алжире, сопротивлявшиеся будущему, пока их не выкинули из истории в крови и мучениях. Вы смотрите через плечо в Золотой Век, который никогда не существовал, а из-за этого мы погибнем.

— Убирайтесь! — побледнел Рэйннхэм.

— О, я ухожу, — сказал я с глубоким вздохом. — И видит бог, когда я с вами покончу, ваше имя будет втоптано в грязь. Читатели «Телеграм» узнают всю эту отвратительную историю. Они со свистом прогонят вас из вашего кресла. — Никогда в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным и униженным, и, зажмурившись, я нанес удар в самую болезненную точку:

— И они также узнают, что ваш сын погиб как трус! Сверкая глазами, он вскочил на ноги.

— Вы возьмете свои слова обратно, Кэртис!

— Он погиб в двадцати метрах от своей жены, на террасе отеля. Маргарет спас незнакомец. У меня есть заверенные показания спасенных и спасателей. Я отвечаю за свои слова.

Его губы беззвучно шевелились, а ноздри побелели от ярости. Но на какой-то момент показалось, что я победил. Мне хотелось верить, что забота о сохранении доброго имени семьи перевесит в нем глупость.

— Теперь вы прочтете эти бумаги и станете действовать? Он перевел взгляд на меня.

— Вы жестокий и злой человек, Кэртис. Не понимаю, чем я вызвал такую вашу враждебность по отношению ко мне. Всю свою жизнь я работал ради одной-единственной вещи: ради интересов моей страны. Я хочу восстановления ее былой власти и величия. Разве это недостаточная цель? — Взмахом руки он отмел возможные возражения. — И сегодня, когда, кажется, меня уже должны попросить нести самое ответственное бремя в королевстве, вы пытаетесь уничтожить меня.

Он был невозможен. Он был недоступен для аргументов. Было бы простой тратой времени убеждать его, что я тоже работаю для достижения этой цели, что спор между нами — это спор между мистером Глядящим Назад в Ностальгии и мистером Глядящим Вперед в Надежде. Между Прошлым и Будущим, между Старым и Новым.

Побежденный, я собрал свои бумаги и оставил его предаваться стерильным, опасным, самоубийственным мечтам.