Здесь автор хроники прибегает к авторитетам Августа Седлачека, Иозефа Пекаржа и других признанных историографов, разделяющих ту точку зрения, что важнейшим источником познания исторической истины являются события местного значения, в которых, словно в капле воды, отражаются процессы, происходящие в целом мире.

Так вот, одна такая капля под названием Градец Кралове памятна автору хроники тем, что он в детстве, будучи простейшим организмом, первоклашкой тамошней гимназии, словно живчик, носился по ее улицам, и она представлялась ему огромным миром; впрочем, довольно об этом.

В Величайшую из Войн Градец Кралове вступил, имея на вооружении один-единственный карбюратор, да и тот располагался в пивной, что по сей день прячется за храмом Святого духа неподалеку от домов святых каноников. Очевидно, святое соседство повлияло на Абсолют — пиво там варили на редкость густое и отъявленно католическое, так что вследствие его употребления у градецких жителей возникло удивительное состояние, доставлявшее покойному епископу Брыниху истинную радость.

Поскольку Градец Кралове был расположен как-то слишком уж на виду, он вскоре очутился под властью пруссаков, которые в порыве лютеранской нетерпимости разбили карбюратор на пивоваренном заводе. Тем не менее Градец, верный исторической традиции, сохранил прежний накал религиозного чувства, особенно после того, как тамошнюю епархию заполучил его преосвященство епископ Линда.

Несмотря на бесконечную смену властителей в стране, переходившей от гвардейцев Бобинэ. к туркам, затем к китайцам, градецкие обитатели не утратили гордого сознания того, что у них: 1) лучший в восточной Чехии любительский театр, 2) самая высокая в восточной Чехии колокольня и 3) страницы его истории отмечены крупнейшей битвой, имевшей место в восточной Чехии. Укрепленный сознанием своего превосходства, Градец Кралове выдержал страшнейшие испытания Величайшей Войны.

Как только империя китайских мандаринов развалилась, во главе магистрата Градца Кралове стал осмотрительный староста Скочдополе. Его правление в пору повсеместной анархии было отмечено относительным спокойствием, чему немало благоприятствовали мудрые наставления епископа Линды и уважаемых господ старейшин.

Но вот возвратился в город какой-то портняжка, по прозванию, кажется, Гампл, тоже — увы! — градецкий уроженец; с малых лет шлялся он по свету, даже в Алжире служил в иностранном легионе; одним словом — авантюрист. Он участвовал в походах Бобинэ на Индию, но дезертировал где-то у Багдада, ужом проскользнул мимо башибузуков, французов, шведов, китайцев и снова юркнул в родной город.

Так вот, портняжка этот, по прозванию Гампл, набрался идей «бобинизма» и, не успев войти в градецкие врата, стал помышлять, ни больше ни меньше, как о том, чтобы встать у кормила городской власти. Шить платья — это ему не улыбалось; вот и принялся он бросать камешки в чужой огород да критиковать порядки: дескать, то да се нехорошо, в магистрате сидят одни долгополые попы, казна пуста, господин Скочдополе ни на что не способен, старая он развалина и так далее и так далее. Ничего не поделаешь — войнам обычно сопутствует падение нравов и крушение авторитетов — вот и у нашего Гампла нашлись приверженцы; с их помощью он основал новую социально-революционную партию.

Однажды — дело было в июле — Гампл собрал толпу людей на Малой площади и, взгромоздясь на борт городского водоема, разглагольствовал между прочим о том, что народ категорическим образом требует лишить этого подлеца, мракобеса и поповского прихвостня Скочдополе его полномочий.

В ответ на это Скочдополе развесил повсюду объявления, гласившие, что ему, старосте, законно избранному народом, никто не указ, а меньше всего пришлый дезертир; что в нынешней, напряженной обстановке новые выборы проводить не след и что наш рассудительный народ останется верен себе.

Именно этого-то Гампл и поджидал. Чтобы осуществить свою авантюру в духе императора Бобинэ, он вышел из своей квартиры на Малой площади со знаменем в руках; а за ним шли двое мальчишек, которые что есть мочи колотили в барабан. Обойдя Большую площадь, он постоял немного возле резиденции епископа, после чего под грохот барабанов отступил на поле у реки Орлицы, или, попросту говоря, на «Блюдечко». Там он воткнул древко знамени в землю и, усевшись на барабан, сочинил объявление о войне. Потом послал мальчишек в город, чтобы барабанили по всем улицам и всех оповещали о новом манифесте, в котором значилось:

Обращение это было прочитано и произвело всеобщее смятение, особенно после того, как пономарь костела Святого духа ударил на Белой башне в набат. Господин Скочдополе нанес визит епископу Линде, но тот высмеял его; затем староста созвал чрезвычайное заседание городского совета, где предложил выдать ключи от городских ворот генералу Гамплу. Обнаружилось, что таковых ключей в природе не имеется: несколько старинных ключей и замков в качестве исторической реликвии прихватили с собой шведы. Среди этих хлопот градоправителей застигла ночь.

Всю вторую половину дня и особенно усердно вечером по дивным градецким аллеям обитатели Градца двигались к «Блюдечку». «Знаете ли, — говорили знакомые друг другу при встрече, — надо бы посмотреть, что за лагерь у этого безумца Гампла». Придя на «Блюдечко», они убеждались, что таких любознательных полным-полно и что под барабанный бой Гамплов адъютант принимает присягу на верность императору Бобинэ. Кое-где горели костры, а вокруг них мелькали тени — словом, все выглядело чрезвычайно живописно; кое-кто из любопытствующих вернулся в Градец в явно подавленном настроении.

Ночью зрелище было еще великолепнее. В полночь староста Скочдополе взобрался на Белую башню и увидел, что на востоке, неподалеку от речки Орлицы, полыхают сотни костров, тысячи фигур мечутся возле огней, отбрасывающих свой кровавый отсвет далеко в широкое поле. Сомнений не оставалось: на «Блюдечке» рыли окопы. Староста сполз с колокольни, заметно озадаченный. Как видно, генерал Гампл не врал, расписывая свою военную мощь.

На рассвете генерал Гампл вышел из своего походного шатра, расположенного на «Блюдечке», где он провел целую ночь, склонившись над планами города. Несколько тысяч солдат, преимущественно в гражданском платье, уже выстроились колоннами по четыре; по крайней мере каждый четвертый из них был вооружен; толпы женщин, стариков и детей теснились поодаль.

«Вперед!» — приказал Гампл и в эту минуту зазвучали фанфары духового оркестра всемирно известной фабрики духовых инструментов пана Черненого, и под бодрые звуки марша («Шла девица по дорожке») Гамплова рать двинулась на город.

Возле города генерал Гампл остановил свои полки и выслал вперед трубача и глашатая — призвать мирное население выйти из своих домов. Однако никто не вышел. Дома были пусты. Малая площадь пустовала. Большая площадь пустовала. Весь город был пуст. Генерал Гампл подкрутил усы и направился к ратуше. Двери ее были распахнуты настежь. Он вошел в зал заседаний и уселся на место старосты. Перед ним на зеленом сукне аккуратной стопкой лежали чистые листки, и на каждом каллиграфическим почерком уже было выведено: «Именем его величества императора Бобинэ». Генерал Гампл подошел к окну и возгласил: