Но тот не стал ждать, выпил из ее бокала. Бэкки вспыхнула, но сдержалась, пододвинула ему стул и предложила сигарету. Он закурил, но сел прямо на стол:

— У тебя славная кожица… — Он хотел погладить Бэкки, она увернулась.

— Ух ты, змейка! Думаешь, ты такая знаменитость, что и потрогать тебя нельзя простому парню? Не бойся. Я тебе ровня. Я Херли Чвай, программист Верховного ведомства. Ты должна была обо мне прослышать, это я составлял ту программу… — Он горделиво повел подбородком.

— Хорошо, только сядь на стул, — нервно ответила Бэкки.

— Я холост. Я на тебе и жениться могу. Я четыре ночи не спал. Ты знаешь, сама об этом написала. Закончили мы ее только утром… Ну, наши и дали! — Он повертел в воздухе пальцем. — Только я в это не верю.

— Поверишь! А замуж я не собираюсь. Так что считай наш разговор оконченным, — у Бэкки зло блестели глаза, — ты уже выпил свое?

— Слушай, я устал. В голове пусто. Мы все там как взмыленные.

И тут парень обратил внимание на меня:

— А… Ты с этим типом! — внимательно посмотрел на мой костюм. — Он вроде не наш. Беанец ее уже не устраивает! Конечно, это твое дело, но обидно…

Я рванулся, чтобы отшвырнуть наглеца. Но Бэкки меня остановила. Она решила сама постоять за себя:

— Пойди проспись! Потом поговорим на свежую голову.

— Ах, так! Ты хочешь сказать, что я пьян?! Вон отсюда!

Я схватил негодяя за шиворот, чтобы выбросить его из кафе. И в этот момент он вынул из кармана пистолет. От неожиданности я опустил руку.

— Ты, выматывайся! — крикнул он мне. — Ну! Она идет со мной! Считаю до трех.

И вдруг раздался выстрел. Парень упал. К нему подошел беанец в синем костюме, заглянул в лицо и спокойно вышел из кафе. Я подхватил побледневшую Бэкки и потащил ее к машине. Она нервно рассмеялась:

— Ну вот, началось… Я думала, Верховные сто лет его утверждать будут. — Перевела дух и добавила с непонятной мне холодной, злой интонацией: — Неплохое начало для репортажа…

— Что утверждать? — не понял я.

— Верховное ведомство приняло новый закон. Возьми газету — я там все в подробностях расписала. — Она бросила мне на колени вчерашний номер «Вечернего Эпсилона» и пошла в Верховное ведомство.

На первой полосе под крупной шапкой «Мы хотим оздоровить общество» стояло интервью Бэкки с одним из Верховных министров.

«Разнузданность наших нравов, — читал я, — давно требует принятия самых безотлагательных мер. И вот власти планеты, внимая многочисленным жалобам ее жителей, вынесли четкое и строгое решение: за всякое отступление от норм нравственности и морали — смерть!»

Что это такое? — меня будто кипятком облили. Я отказывался верить своим глазам. Что за страшный сон? Мракобесие, средневековье, инквизиция…

— Грандиозное начинание, — сказала Бэкки, вернувшись с пресс-конференции, — я всегда верила в прогресс и его достижение любыми средствами. Цель абсолютно благородна.

— Я ничего не понимаю. Это странно, Бэкки! — Она не слушала меня. Все это… Как можно?…

— Забавный случай, — она явно не слушала меня, поглощенная собственными мыслями, вчера, когда прессе рассказали о новом законе, редактор газеты «Производственный континент» назвал его необдуманным и антигуманным. Вчера же его избили до полусмерти. Ой! Мне сегодня везет! Это он! — И с этими словами Бэкки выскочила из машины.

Обернувшись, я увидел беанца в синем костюме. Бэкки о чем-то оживленно поговорила с ним и вернулась в машину весьма довольная.

— Он согласился.

— Кто и на что? — неодобрительно отозвался я.

— Элдар Крауф, член комиссии семнадцати, тот, что спас нас от негодяя… Он согласился. Понимаешь, я получила в редакции разрешение на серию репортажей. — Она прилегла на руль и повернула ко мне голову. — Это признание, милый, когда журналисту отдают целую тему, это великолепно… И я хочу, чтобы у этой серии был герой, как бы тебе лучше объяснить… ну, единый тематический стержень.

— По-моему, у этой темы уже есть стержень. Дуло пистолета.

Бэкки обиженно поджала губы и включила мотор.

— Приготовься к головокружительной езде, постараюсь выжать из него все, — это уже об электромобиле, — надо спешить: я должна успеть еще переодеться.

— Что?

— Мы едем на свадьбу. Не могу же я появиться в высшем обществе в таком виде.

Бэкки свернула на узкую улочку, сияющую витринами. Я опешил, потому что привезла она меня в магазин мужской одежды.

— Неужели ты считаешь, что я соглашусь пойти с тобой в общество, когда ты в такой дурацкой униформе? И так четыре года хожу как с бельмом на глазу! Мне надоело, что на тебя оглядываются, — говорила Бэкки, водя меня среди стеллажей и вешалок. — Надо быть как все, не выделяться.

Заставила меня надеть костюм беанской моды — я чувствовал себя в нем актером, играющим в исторической пьесе. Переубедить Бэкки все равно было невозможно. Мой летный комбинезон она завернула в бумагу и бросила в багажник машины.

— А теперь домой! Я приведу себя в порядок. Знаешь, эта свадьба прямо-таки символична: женятся сын владельца фабрики и дочь хозяина универмага. На свадьбе, кстати, будет Крауф. Я пригласила его. Надо же завязывать отношения. Он симпатичный человек. Я уверена, тебе он понравится. Он преподаватель философии, работает в университете.

Да, Крауф внешне производил весьма достойное впечатление. Но он был членом комиссии семнадцати, он был человеком, который мог убить чудовищно… Я заговорил с ним первым:

— Мне трудно судить о действиях вашего правительства, понимаю, я чужак, но должен сказать: слишком это дорого — платить жизнью за нравственный грех. Конечно, воспитывать людей необходимо, но насилие не та мера. Человек может попасть в такую ситуацию, когда поступок будет иметь двойное толкование.

Мы уже возвращались с «символической» свадьбы, ситуация казалась мне подходящей для разговора.

— Должен быть предел всему, и новому закону тоже, — сказал я.

— Ну, конечно, — с иронией отозвался Крауф, — было бы, наверное, куда гуманнее, рассматривая закон как воспитательную меру, пристрелить нарушителя морали, а потом воскресить, пригрозить пальчиком: «Не делай так больше, мальчик!» Но такого не бывает.

Крауф вдруг резко нажал на тормоз. Впереди на дороге образовалась пробка.

Крауф пошел посмотреть, в чем дело. Вернулся он через несколько минут.

— Предел… — проворчал он, глядя на меня, — предел… Пойдемте, Алексей, вам это будет интересно.

Пробравшись между машинами, мы вышли на перекинутый над мелкой речкой мост. У парапета стояли люди, они, смеясь, смотрели вниз. Мне не понравился их смех. Кое-кто свистел, как на футбольном матче.

— Смотрите! — приказал Крауф.

В воде вверх колесами лежала машина. На берегу в отчаянии бегал невысокий молодой человек.

— Да она давно готова! — крикнул ему кто-то.

Из редких реплик я узнал, что в машине осталась девушка.

Я бросился вниз, понял, что за мной кто-то бежит.

Вытащить из воды малолитражку труда не представило. Взломали замок, открыли дверцу. Молодой человек взял на руки свою спутницу. Я хотел сделать ей искусственное дыхание, но Крауф остановил меня:

— Ты не бог. Иди скорее вперед, пока за нами не увязались. — И потащил за рукав. У дороги толкнул вперед, когда я еще раз оглянулся.

— Иди-иди! Бэкки волнуется.

И тут за моей спиной захлопали выстрелы. Стрелял Крауф. Вернулся в машину как ни в чем не бывало — ровный, спокойный голос:

— Мы слишком поздно подъехали! А эти подлецы нашли себе развлечение, вместо того чтобы… — И он злобно усмехнулся.

— На этом, дорогие друзья, пресс-конференция закончена, — объявил начальник следственного отдела Верховного ведомства Кибрит Эллис.

«Вот и все, — устало подумал он, — сейчас заеду за Ингит и домой… Надо только на минуту зайти в отдел».

— К вам весьма настойчивый посетитель. — Секретарь Эллиса привстала, чтобы открыть перед ним дверь.

На стуле для посетителей сидел высокий довольно плотный человек. Его лицо показалось Эллису знакомым. Человек поднялся навстречу. Эллис сухо сказал: