— …И вот, — рассказывает Ратко, — выпал снег, но сборная Югославии победила западных немцев со счетом 2:0. Сразу после игры маршал Тито произвел директора института из полковников в генералы. Увы, югославы слишком любили маршала, и никто не осмелился сказать ему правду, которая была известна всем, кроме него. Так Тито и умер, считая, что в области управления осадками Югославия оставила все страны мира далеко позади…

Ратко ржет так, что его лицо становится багровым. Он уже не может сдерживаться. От смеха у меня на глаза тоже наворачиваются слезы. Бриджит глядит на меня и целует еще раз, а я думаю, что нам действительно следовало бы убежать, уехать куда-нибудь вдвоем. Тут Ратко прав на все сто.

Потом мы опрокидываем еще по одной. Должно быть, с утра Ратко уже успел принять на грудь, потому что он ни с того ни с сего заводит тоскливую сербскую песню о каком-то Вороньем поле.

— Ты тоже спой что-нибудь, Майкл, — просит Бриджит. Петь мне совершенно не хочется, к тому же сейчас не время и не место для песен, но разве я могу ей отказать?

— Ах, Дэнни-бой, зовут волынки, их голос по долам плывет… — старательно вывожу я. Впрочем, после первых двух куплетов я останавливаюсь, не допев песню до конца. Я зол и разочарован. Почему Бриджит никогда меня не слушает? Ведь я совершенно серьезно предлагал ей уехать куда-нибудь вместе. Что нам здесь делать? Что нас ждет?

Продолжая загадочно улыбаться, Бриджит ложится на диванчик, но Ратко чувствует, что мое настроение изменилось, и в свою очередь мрачнеет. Теперь уже я должен как-то его подбодрить. К счастью, я знаю один верный способ.

— Вот ты всегда говоришь, Ратко, что наш Дэнни-Алкаш гений или что-то в этом роде, — начинаю я. — Так вот, сегодня утром я столкнулся с ним в «Макдональдсе», и он отпустил одно любопытное замечание об императоре Валериане…

— Почему здесь так грязно? — перебивает меня Бриджит, садясь на диванчик. Это еще больше действует мне на нервы, и я обиженно замолкаю. Быть может, думается мне, мы с Бриджит не так уж хорошо подходим друг другу…

Ратко со вздохом встает.

— Я, пожалуй, пойду, — медленно говорит он трагическим голосом, словно он какой-нибудь Тополь или другой советский диссидент, которого под конвоем везут в Сибирь. Я, впрочем, вижу, что ему действительно пора, поэтому я его не задерживаю.

— Ладно, еще увидимся, — говорю я, закрывая за ним дверь.

Потом я возвращаюсь к Бриджит.

— Хорошо посидели, правда? — говорю я.

Она медленно поднимает голову и глядит на меня в упор. За последние несколько минут Бриджит не произнесла ни слова, и я уверен, что она собирается сообщить мне что-то неприятное. Что-то такое, что способно напугать меня до потери сознания. Господи, сделай так, чтобы она не была беременна! В противном случае Темный наверняка на ней женится, но если ребенок окажется похожим на меня… Не попусти, Господи! Только не это.

— Давай уедем в эти выходные, — говорит она. — Вместе, ты и я…

— Куда же мы поедем? — спрашиваю я, подавляя вздох облегчения.

Она пожимает плечами и принимается раздирать спутавшиеся волосы. Сейчас Бриджит действительно похожа на мышь — маленькую рыжую мышку.

— Что произошло вчера вечером, Майкл? — спрашивает она, не глядя на меня.

Я не знаю, то ли Бриджит просто не хочет отвечать на мой вопрос, то ли тема нашего совместного отъезда успела ей наскучить. Не исключено, что она вдруг вспомнила, что всегда предпочитала возможное невозможному, а может быть, ей снова пришел на память тот ужас, который она пережила меньше двенадцати часов назад.

— С Энди? — переспрашиваю я.

— Нет, после… Что вы делали потом?

— Мы все или конкретно я? — Я продолжаю тянуть время.

— И ты, и остальные. Вы решили отомстить за Энди, правда? Когда ты вернулся, у тебя была кровь на рубашке, и… И я кое-что слышала… — Она не договаривает, и я смотрю на нее. Этот детский лепет раздражает меня сверх всякой меры. Он раздражает меня даже больше, чем я ожидал, но я ничего не могу с собой поделать.

— О'кей, Бриджит, если уж мы начали играть с тобой в эту игру, позволь и мне задать тебе один вопрос. Чем, по-твоему, занимается твой распрекрасный Темный?

— Он работает, — небрежно роняет она. — У него свое дело.

— А чем в таком случае занимаемся мы — я, Энди, Скотчи, Большой Боб и его ребята? Да, у нас есть профсоюзные билеты, но я, к примеру, не каменщик, не стропальщик и не сварщик. Кстати, жаль, что я не сварщик — в этом случае я бы получал не в пример больше.

— Я знаю, чем вы занимаетесь. Во всяком случае, мне кажется, что знаю… Темный платит мистеру Даффи, а мистер Даффи дает ему строительные контракты. Потом Темный нанимает вас, чтобы вы следили за соблюдением всяких там правил и инструкций.

Она говорит очень убедительно, но меня не обманешь. Тут что-то нечисто. Бриджит все прекрасно знает, знает во всех отвратительных подробностях, и это снова заставляет меня задуматься, что за игру она затеяла. Зачем ей знать детали наших вчерашних похождений? Нужны ли они ей для того, чтобы дать мне в руки козырь против Темного или, наоборот, дать Темному козырь против меня?

— В общем, ты говоришь верно, — смущенно бормочу я.

— Так что же случилось вчера вечером? — снова спрашивает Бриджит.

— Никто не умер, если тебя это интересует, — говорю я.

Бриджит с шумом выдыхает воздух, и ее строгое лицо сразу становится мягче. Похоже, именно этого она от меня и добивалась. Ей нужно знать, как далеко способен зайти Темный. Убийство — вот граница. И покуда эта черта не перейдена, она будет спать спокойно. Темный еще не самый худший вариант.

— Тебе пора ехать, — говорю я после небольшой паузы. — Поезжай домой. Я тоже поеду в «Четыре провинции», но другим поездом.

Она глядит на меня. Сейчас ее глаза кажутся зелеными. Изумрудными, если точнее.

— Скажи, Майкл, как ты собираешься жить дальше?

— А ты? — отвечаю я.

— Я первая спросила, — говорит Бриджит, накручивая на палец огненно-рыжую прядь.

— Пока не знаю. Видишь ли, мне приходится много ездить в поездах, — неуверенно начинаю я. — В дороге я читаю разные книги, много книг, и…