— Говорю вам, нет! — Она внезапно поднялась. — Я... я не позволю и дальше докучать себе, джентльмены. Я сказала вам правду — насколько могла. Я была слишком... слишком расстроена, чтобы идти за ним. Я... никому не могу это сказать. Я... я сразу пошла спать и больше не видела его живым.

Трое мужчин не могли не поверить искренности и глубине переживаемых ею чувств.

— Хорошо. Пока все, — объявил инспектор.

Стелла Годфри вышла из комнаты, держа спину чрезвычайно прямо. Весь ее облик выражал облегчение.

— Из чего следует, — заметил Эллери, — что она еще не готова сломаться, инспектор. Вы выбрали неподходящее время. Эта женщина не обладает интеллектуальным оружием, но у нее крепкий позвоночник. Я пытался предупредить вас.

— Меня этим не возьмешь! — рявкнул инспектор. — Этот... — И тут он дал себе волю, гневно выплевывая все, что думал по поводу извращенности натуры, привычек, темперамента и предпочтений (вероятных) Джона Марко, с такой яростью и в таких ярких красках, что до глубины души шокировал судью Маклина и вызвал искреннее восхищение Эллери.

— О, превосходно, — с восторгом заявил Квин, когда Молей сделал паузу, чтобы передохнуть. — Бесподобный наглядный урок по владению бранной речью. А теперь, когда вы немного облегчили душу, инспектор, как насчет того, чтобы воспользоваться приглашением миссис Бурлей и удовлетворить наши животные потребности?

Во время ленча — королевского пиршества, подаваемого под присмотром хрупкой миссис Бурлей помощником дворецкого в великолепной «маленькой столовой», обставленной в сарацинском стиле, — инспектор Молей олицетворял собой полное уныние. Однако подавленное душевное состояние, не помешавшее ему с жадностью наброситься на пищу, заметно подействовало на окружавших. Он то хмурил брови, то глотал еду, то шумно вздыхал при каждом глотке кофе. Обслуживающий персонал, явно впечатленный его вздохами, тактично хранил молчание у дальнего края стола. И только Эллери и судья Маклин были полностью поглощены едой как таковой. Они страшно проголодались, а перед голодом пасует даже смерть.

— Хорошо вам обоим, — проворчал Молей, уплетая фруктовый пирог. — Вы здесь на отдыхе. И если я провалю это дело, то от вашего пирога ничего не убудет. Какого черта люди позволяют себя убивать, а?

Эллери проглотил последний кусок и, отложив в сторону салфетку, удовлетворенно откинулся назад.

— У китайцев есть верная поговорка: только королевской отрыжке под силу воздать должное эдакому пиршеству... Нет-нет, инспектор, вы ошибаетесь насчет нас. Если вы провалите это дело, то тем самым сведутся на нет все наши совместные усилия. Честно говоря, эта загадка не из самых банальных. И еще этот нудистский акцент...

— У вас есть точка зрения?

— У каждого божьего стручка есть своя точка зрения, инспектор. А на это дело можно посмотреть с разных точек зрения. Именно это меня и нервирует. К тому же у меня такое чувство, что ни одна из них не верна.

— Возьмем, к примеру, эту записку... — начал Молей.

— Я бы лучше немного вздремнул, — объявил судья, ставя на стол кофейную чашку.

— Так почему бы вам этого не сделать? — донесся от мавританской арки холодный голос.

Мужчины поспешили встать, когда в комнату вошла Роза Годфри. Она переоделась в шорты, и теперь они могли любоваться загорелой кожей ее стройных ног. Лишь синяк на виске девушки напоминал о происшедшем в коттедже Уоринга.

— Чудесная мысль, дитя мое, — сонно протянул судья. — Если бы вы могли отвезти меня обратно в коттедж на машине... Я уверен, ты не стал бы возражать, мой мальчик. Я чувствую себя немного...

— Я уже послала машину, — прервала его Роза, слегка тряхнув головой, — в ваш коттедж — в сопровождении патрульных — за вашими вещами. Да будет вам известно, что вы оба остаетесь у нас.

— Но в самом деле... — начал пожилой джентльмен.

— Воплощенная доброта! — бодро воскликнул Эллери. — Мисс Годфри, это так благородно с вашей стороны. Должен признаться, я без особого энтузиазма мечтал о яичнице-болтунье. Особенно после этой трапезы. Мой дорогой Солон, ты выглядишь совершенно измочаленным, тьфу! Мистер Молей и я продолжим дело без тебя.

— Возможно, даже лучше, — задумчиво изрек инспектор, — если в поместье кто-то останется. Неплохая идея. Идите, судья, отдыхайте.

Судья Маклин почесал подбородок и моргнул.

— А все запасы провизии в машине... Что ж, я не могу отказаться, не покривив душой.

— Конечно, не можете, — твердо заявила Роза. — Тиллер! — Маленький слуга возник словно из-под земли. — Проводи судью в голубую комнату в восточном крыле. Мистер Квин займет смежную спальню. Я уже обо всем договорилась с миссис Бурлей.

Когда судья исчез вместе с Тиллером, инспектор Молей проговорил:

— А теперь, после того как вы проявили доброту к пожилому джентльмену, мисс Годфри, не будете вы так же добры ко мне?

— Что вы имеете в виду?

— Покажите нам библиотеку вашего отца.

Через путаный лабиринт великолепных комнат она провела их к сокровищам библиотеки.

В ней царила атмосфера настоящего букинистического магазина, и у Эллери захватило дух от восхищения. Здесь, так же как и везде, повторялся испанский мотив, смешанный с превалирующим марокканским. Это была высокая комната, наполненная полумраком, как и всякая достойная уважения библиотека, с неожиданными укромными уголками и альковами, в которых можно было зарыться в подушки и обрести покой с книгой в руках.

Но в огрубевшей душе инспектора не осталось места для эстетического любования. Его жесткие, маленькие глазки первым делом обшарили все углы.

— А где пишущая машинка? — угрюмо спросил он.

Роза была поражена.

— Пишущая машинка? Я не... Где-то здесь.

Она провела их в альков, где стоял стол с пишущей машинкой, несколькими ящичками с картотекой и другими канцелярскими принадлежностями.

— Это папина «контора», если так можно выразиться. По крайней мере, здесь он занимается всякой деловой ерундой, когда живет на Испанском мысе.

— Он сам печатает на машинке?

— Очень редко. Он терпеть не может писать письма. Большинство деловых вопросов он решает здесь по телефону. У него прямая связь с Нью-Йорком.

— Но он умеет печатать?

— По-своему, да. — Роза приняла от Эллери сигарету и опустилась на кожаный диван. — Почему вы так интересуетесь моим отцом, инспектор?

— Он часто проводит здесь время? В этом алькове? — холодно продолжил задавать вопросы Молей.

— Где-то около часа в день. — Она посмотрела на него с пристальным любопытством.

— А вы когда-нибудь печатали для вашего отца?

— Я? — Она засмеялась. — Разумеется, нет, инспектор. В нашей семье — я трутень. Я ничего не умею.

Молей встал. Сунув сигару в пепельницу, он как можно небрежнее спросил:

— О, значит, вы не умеете печатать?

— Извините. Я не обязана отвечать вам. Мистер Квин, к чему все эти вопросы? Вы нашли новую улику? Что-то... — Она неожиданно выпрямилась. В ее голубых глазах мелькнул странный блеск.

Эллери развел руками:

— Этот орех принадлежит инспектору Молею, мисс Годфри. Так что он имеет право первым расколоть его.

— Извините меня, я на минутку, — сказал инспектор и вышел из библиотеки.

Роза снова откинулась на спинку дивана, затягиваясь сигаретой. Взгляду Эллери представилась ее обнаженная загорелая шея, пока она мечтательно разглядывала потолок. Он изучал ее с полуулыбкой. Эта девушка была хорошей актрисой. На первый взгляд могло показаться, будто перед вами холодная, уверенная в себе молодая женщина. Но у самого основания ее горла, словно пленница, нервно билась маленькая голубоватая жилка.

Эллери устало подошел к столу и сел на стоящий за ним шарнирный стул, ощутив разом все свои кости. Это был долгий бег с препятствиями, и он ужасно устал. И тем не менее вздохнул, снял пенсне и тщательно протер линзы, намереваясь продолжить работу. Роза искоса наблюдала за ним, не опуская головы.