Нэнси Уилер потупилась, разглядывая свои руки, унизанные кольцами.

— Как он?.. — тихо спросила она.

В ее голосе была такая мука, что у Клаудии защемило сердце. Жалость к этой симпатичной женщине захлестнула ее. Чем-то их судьбы схожи: обе потеряли ребенка, обе много страдали. Нэнси совсем не похожа на бессердечную мать, хладнокровно бросившую сына, какой представил ее Тайлер.

— У него все хорошо, — мягко ответила Клаудия. — Вы можете гордиться своим сыном.

Пожилая женщина подняла глаза и горько усмехнулась:

— Я им горжусь. Долгие годы я слежу за тем, как складывается его жизнь, и знаю, что он сделал отличную карьеру.

— Значит… вы не отвернулись от него? Он вам по-прежнему дорог? Клаудия не могла сдержать удивления.

Нэнси слегка повела плечами:

— Я люблю его, миссис Петерсон. Иначе наша с вами встреча не состоялась бы.

— Простите, что задала вам такой вопрос. Просто я должна была знать наверняка, — смущенно проговорила Клаудия. — Я тоже люблю его.

— Это я уже поняла. Вы говорили, что вам нужна моя помощь. Чем же я могу вам помочь?

Клаудия наклонилась вперед, сжимая руки и пытаясь собраться с мыслями.

— Сама толком не знаю. В одном я уверена: необходимо что-то делать, хотя бы попытаться… Видите ли, мы с Тайлером познакомились восемь лет назад и сразу полюбили друг друга. Я люблю его до сих пор. — Она тяжело вздохнула. — Я думала, что его чувство ко мне столь же глубоко, но я ошиблась. Он бросил меня… Вот как это вышло: однажды он показал мне журнал с вашей фотографией и сказал… Это очень длинная и запутанная история, так что я, пожалуй, начну с самого начала. С того дня, когда я познакомилась со своим будущим мужем, Гордоном Петерсоном.

Поминутно сбиваясь, Клаудия поведала миссис Уилер свою грустную историю. Это оказалось труднее, чем она думала, рассказ пробудут тяжелые воспоминания, но Клаудия не утаила ничего. Когда ее исповедь подошла к концу, она почувствовала неимоверное облегчение, словно очистилась от всего, что так долго угнетало ее. На ее измученную душу снизошел покой и умиротворение. Нэнси слушала очень внимательно, не перебивала и только иногда всплескивала руками. Ее глаза, полные искреннего сострадания, ни да секунду не отрывались от бледного лица гостьи.

Когда Клаудия умолкла, некоторое время обе женщины молчали, потом Нэнси встала и, подойдя к бару, налила немного виски в два стакана. Протянув один стакан Клаудии, которая с благодарностью взяла его, она снова села и сложила на коленях руки. Она не торопилась комментировать рассказ Клаудии, тактично ожидая, когда та придет в себя. Заметив, что Клаудия вздохнула и откинулась на подушки, Нэнси сочувственно сказала:

— Мне жаль, что вам пришлось воскресить в памяти печальное прошлое.

Увы, я и не думала, что Тайлер так тяжело пережил мой уход. Конечно, я понимала, что причинила ему боль, но не представляла себе, что он будет так страдать. Я вообще надеялась, что мы расстаемся ненадолго, однако события вышли из-под моего контроля, и я уже была не властна что-либо изменить. Я писала Тайлеру, пыталась объясниться… В первые годы я отправила много писем, но ответа так и не дождалась.

Клаудия нахмурилась:

— Но он не получал ваших писем.

В глазах Нэнси мелькнуло удивление.

— А он писал мне?

— Да, он говорил мне, что писал, — подтвердила Клаудия.

По лицу Нэнси пробежала судорога боли.

— Странно… Я была уверена, что под влиянием отца…

— Как же это могло получиться?

Нэнси Уилер натянуто улыбнулась.

— Я отправляла письма по адресу деда Тайлера, который забрал внука к себе после смерти Кита. Старик меня терпеть не мог. Очевидно, он и его жена уничтожали и мои письма, и письма Тайлера. О Господи, как же они могли так поступать? Бедный мой сын, представляю, как он ожесточился… Он отталкивает вас, потому что больше не верит в любовь. Его жизнь загублена…

По бледным щекам Нэнси заструились слезы, она неловко вытирала их пальцами. Вне себя от жалости Клаудия бросилась к ней и взяла ее дрожащую руку в свои.

— Прошу вас, расскажите мне все, вам будет легче.

Нэнси ласково потрепала Клаудию по щеке и улыбнулась сквозь слезы.

— Возможно, вы и правы. Может, если я это сделаю, прошлое наконец перестанет терзать меня… С Китом, отцом Тайлера, я познакомилась в Африке. У него там была ферма и небольшие охотничьи угодья. Он был очень красивый и представительный мужчина, и я влюбилась во все сразу: и в него, и в окружающую природу, такую живописную, романтическую… Приехав в Африку в отпуск — меня очень интересовало сафари, — я осталась там надолго. Мы с Китом поженились.

Сначала все шло прекрасно. Оторванность от цивилизации не тяготила меня, ведь мы любили друг друга, а потом родился Тайлер. Мы были очень счастливы… по крайней мере, так мне казалось. Нашу ферму часто посещали любители сафари. Кит занимался животными, а я готовила гостям еду. Дела шли неплохо, но, как ни странно, именно это и разрушило наш брак. Понимаете, я знала с самого начала, что Кит ревнив, что он собственник по натуре. Рождение сына не изменило его, скорее наоборот: его раздражало, что я уделяю ему меньше внимания. И все же я думаю, мы сумели бы преодолеть временное отчуждение, если бы не обстоятельства.

Мне приходилось часто общаться с гостями — в этом и состояли мои обязанности, — причем мужчин среди них было раза в три больше, чем женщин. Муж начал ревновать меня ко всем подряд. Сначала я лишь смеялась над его положениями, но вскоре мне стало не до смеха. Дело дошло до того, что Кит бросался на меня с кулаками, осыпая грязными ругательствами, стоило мне только спросить у гостя, что ему приготовить на завтрак. Он стал совершенно невыносим: под каким-нибудь предлогом неожиданно возвращался домой, надеясь убедиться в моей «неверности», везде, где только можно, поставил телефоны и, если я не сразу отвечала на звонок или подбегала, слегка запыхавшись, воображал Бог знает что.

Это было ужасно. Кит не стеснялся в выражениях и с каждым днем распоясывался все больше. Он стал всеобщим посмешищем, отчего пострадал и наш бизнес. Порой он даже затевал драки с клиентами. Я была в отчаянии, не знала, что делать, к кому обратиться за помощью. Мои родственники остались в Англии, своих денег у меня не было, подруг тоже. Кит пресекал все мои попытки сблизиться с кем-нибудь. Его болезненная ревность медленно, но верно сводила меня с ума. Единственным моим утешением было то, что Тайлер уже находился к тому времени в школе-интернате. Я не хотела, чтобы мальчик знал, что происходит между родителями. Думаю, Кит не обидел бы сына, если бы тот подвернулся ему под горячую руку. Я боялась другого: он мог бы настроить сына против меня. Тогда я осталась бы одна в целом свете… Кит хотел, чтобы у меня не было никого, кроме него.

Долго так продолжаться не могло. Чтобы сохранить рассудок, я решила уехать. Я искренне любила Кита, и он тоже любил меня, но его патологическая ревность, с которой он не мог справиться, убила нашу любовь. К сожалению, о разводе не могло быть и речи. Кит ни за что не отпустил бы меня. Поэтому я улучила удобный момент, собрала чемодан, села в машину и уехала. Я собиралась забрать Тайлера из интерната и поселиться вместе с ним у моих родных в Англии. О деньгах я думала меньше всего, считала, что все как-нибудь устроится.

Однако моим планам не суждено было осуществиться. Я добралась до дома своей единственной знакомой в округе, которую Кит еще не успел отвадить, и там мне вдруг стало плохо. Я потеряла сознание и почти не помню, что было дальше. Следующие несколько месяцев я провела в больнице, а выйдя оттуда, узнала, что муж взял Тайлера из интерната и теперь мальчик живет, с ним. Вернуться на ферму я не осмелилась… Нашла себе работу и жилье в соседнем поселке.

Вскоре до меня дошли слухи, что Кит запил. Бедный Тайлер, наверно, без конца выслушивал пьяные жалобы отца на мою неблагодарность. Мать, мол, нас ограбила и бросила на произвол судьбы. Что должен думать десятилетний мальчик, если его мать отсутствует больше полугода? — В тоне Нэнси не было горечи, только глубокая печаль.