– Хорошо, что вы приехали, – заговорила она. – У нас тут кража произошла, и я подозреваю одного из мальчиков. Он, конечно, отпирается…

– Я поговорю с ним. Лавиния, подождите меня здесь.

В маленькой комнатушке, которая служила офисом, Френсис ждал мальчик лет семи с растрепанными светлыми волосами. Лицо его выражало вызов.

– Что он украл? – спросила Френсис, оборачиваясь к миссис Томас.

– Сыр, мэм. Фунт, не меньше. И буханку хлеба.

Френсис присела на корточки рядом с малышом.

– Ты был голоден? Мальчик потряс головой.

– Нет, не я, это ма…

– Твоя мама? Значит, ты не сирота? Мальчик молчал. После недолгих уговоров он все же рассказал. Его мать, вдова, отправила его в приют, наказав выдать себя за сироту, потому что здесь он будет сыт и одет. Но сама, скучая по сыну, бродила вокруг приюта в надежде его увидеть. А сегодня, увидев, попросила принести ей поесть.

Миссис Томас была против того, чтобы простить мальчишку, – нельзя потакать воровству. Френсис же решила послать за его матерью и предложить ей место уборщицы. Пока она уговаривала миссис Томас, пока разыскивали женщину, прошло значительное время.

Когда Френсис наконец освободилась, она нашла Лавинию на улице, та сидела, прислонившись к стене приюта, и рисовала детей. Увидев Френсис, она вскочила.

– Все в порядке, миледи?

– Да, поехали домой.

Френсис нисколько не удивилась, когда перед дверями Стенмор-хауса их встретил разгневанный Маркус.

– Войдите, миледи, – сурово проговорил он, – я жду объяснений.

– Итак, миледи, – начал он, когда они вошли в гостиную, – рассказывайте, где вы были и почему так задержали мою дочь.

– Почему же не рассказать, – произнесла Френсис холодно. – Только не кричите.

– Я не кричу, – сказал он, понижая тон. – Однако на вашем месте я бы представил хоть какие-то оправдания. Ведь я доверил вам дочь…

– И с ней ничего плохого не случилось.

– Этого я еще не знаю. – Последний час Маркус был как на иголках, и, когда он увидел их обеих в целости и сохранности, его тревога вылилась в приступ бешенства. – Что я почувствовал, как вы думаете, когда в назначенное время приехал к вам, а оказалось, что ни вас, ни дочери нет? Срочно уехали – так мне сказали. Что могло быть такого срочного, что помешало вам сначала завезти мою дочь домой? Потом ехали бы куда угодно.

– Я так и сделала, но вас не было дома, – ответила Френсис, всеми силами стараясь сохранять хладнокровие. – И миссис Хастингс тоже отсутствовала. В доме были только слуги-мужчины. Поэтому мне пришлось взять леди Лавинию с собой.

– И куда же? – Тут Маркус обратил внимание на ее простецкое серое платье и вспомнил, что Фэнни была как раз в нем, когда он спасал ее на Ковент-Гарден. Неужели ей вздумалось познакомить Лавинию с изнанкой Лондона?

– Мы с графиней ездили в приют, – вмешалась Лавиния. – Было очень интересно, я и представления не имела…

– Тебе и не надо иметь, – сердито оборвал Маркус, – это неподходящее место для тебя.

– Почему? Если оно подходит для графини Коррингам, то что плохого может там случиться со мной? Я сделала несколько набросков наподобие тех, что в мастерской у графини. Знаешь, там был один мальчик, который мне жутко кого-то напоминает, только не могу вспомнить кого.

– Не мели ерунды, Лавиния! Ты там никого не можешь знать. Иди к себе в комнату, я поговорю с леди Коррингам, а потом решу, как быть с тобой.

Девушка послушно направилась к двери, на прощание присев перед графиней в реверансе.

– Леди Лавиния не виновата, – ровным тоном произнесла Френсис, – вы слишком резки с ней.

– Я имею право разговаривать с собственной дочерью, как пожелаю, мадам. – Маркус понимал, что Фэнни права, и от этого ему захотелось схватить ее за плечи и трясти, трясти. А потом обнять и поцеловать. – Одно мне ясно – вы не можете служить ей примером благонравного поведения. Вы слишком долго были самостоятельной, и я жалею о том, что доверил ее вам.

– О чем вы говорите? Сиротский приют, конечно, не лучшее место в городе, но там чисто и дети ведут себя пристойно. – Френсис запнулась. Маркус, казалось, совсем ее не слушал, он перелистывал альбом Лавинии. – Но я искренне сожалею, что мы задержались так поздно. Просто там возникла проблема с одним ребенком…

– С этим? – Он протянул альбом.

На рисунке, очень неплохом, был изображен малыш лет трех, взъерошенный, очень бедно одетый, с четко очерченными бровями и яркими глазами. На лице играла широкая проказливая улыбка.

– Нет, не с этим, тот постарше. А этого я вроде бы никогда прежде не видела, но…

– Что “но”?

– Он мне кого-то напоминает.

– Он из вашего приюта?

– По-моему, нет. Разве что недавно поступил… Хотя это маловероятно, приют переполнен.

– Тогда каким же образом Лавиния его нарисовала?

– Ну, у ворот крутились какие-то дети… – Френсис помедлила, ожидая очередного взрыва возмущения, но Маркус задумчиво разглядывал рисунок. – Это важно?

– Нет, нет, – поспешно ответил Маркус. Этот малыш похож на него, хотя он совсем маленький… Он дал себе слово перевернуть все вверх дном и отыскать своего сына. И он сделает это.

– Тогда извините, мне надо идти, у меня назначена встреча. – Френсис набрала полную грудь воздуха. – Мне очень жаль, что я вызвала ваше недовольство, ваша светлость. Вы, без сомнения, найдете кого-нибудь другого для занятий с вашей дочерью. Она слишком талантлива для меня, ей нужен кто-то более знающий.

– Ерунда! Я сам решаю, кто должен обучать мою дочь. Все остается по-прежнему, но только я не желаю, чтобы Лавиния куда-то с вами ездила без меня. – Что, если муж миссис Пул находился где-то поблизости и узнал Лавинию? Он же может попробовать отыграться на ней.

– Ну, знаешь, Маркус Стенмор, с меня хватит! – наконец не выдержала Френсис. – Может, ты и герцог, но я в жизни не встречала такого самоуверенного и напыщенного типа, как ты! Неужели ты никогда не совершаешь ошибок? Не делаешь ничего такого, о чем потом жалеешь?

– Частенько, – произнес он тихо.

– И никогда не извиняешься?

– Почему же… Ты думаешь, я должен попросить у тебя прощения?

– Нет, но когда перед тобой извиняются, надо по крайней мере принять извинения. Я же сказала, что сожалею, или, может, мне надо в ноги тебе упасть?

Маркус внезапно рассмеялся.

– Нет, вот этого не надо. Я принимаю ваши извинения, миледи, и, со своей стороны, тоже прошу у вас прощения. – Помедлив, он добавил: – Вы как-то говорили о перемирии. Пусть у нас будет перемирие.

– Хорошо.

– Тогда я завтра привезу Лавинию. Френсис повернулась и увидела над камином картину. Женщина в роскошном платье, очевидно, мать герцога, сидела в кресле, держа на коленях малыша лет трех, наверное, Маркуса. У Френсис екнуло сердце – он как две капли воды был похож на мальчика, которого нарисовала Лавиния, только, конечно, был чистенький и прекрасно одет.

Это ничего не значит, говорила Френсис сама себе по дороге домой. Вполне возможно, что Лавиния просто бессознательно скопировала малыша с картины, которую видит постоянно. Но вот Маркус был явно потрясен. А что, если Лавиния, сама того не зная, нарисовала его внебрачного ребенка?

Но что делал этот малыш среди трущоб, в лохмотьях? Маркус, каков бы он ни был, наверняка обеспечил бы свою бывшую любовницу и ее дитя. Может, женщина сама его бросила?

К той минуте, когда коляска остановилась у дома, Френсис уже не сомневалась – она сама постарается побольше разузнать о мальчике.

Наутро Френсис появилась на Монмаут-стрит, когда дети завтракали. Засучив рукава, она стала разносить овсянку и хлеб с маслом, внимательно вглядываясь в каждое детское лицо. Но мальчика, которого рисовала Лавиния, среди них не было.

– Все дети здесь? – поинтересовалась она у миссис Томас. – Никто не заболел, не остался в постели?

– Все здесь, мэм.