Бедный Бернард, подумал Майлс, прерывая хлынувший поток мыслей.

Он пришпорил лошадь и, обогнав экипаж, решительно поскакал по дороге, оставляя позади волнения и тревоги. Он действительно хотел лишь одного: пришпорив лошадь, галопом умчаться далеко-далеко, чтобы никогда не оглядываться назад.

На обед они остановились в придорожной гостинице.

— По крайней мере здесь хоть уютно, — сказал Майлс бодрым тоном, осматривая небольшую отдельную столовую. Гостиница была очень старой, но чистой, ветхость постройки лишь придавала ей определенное очарование. Фасадные окна были из толстого старого рифленого стекла, через которое трудно было рассмотреть, что творится снаружи. Тем не менее они пропускали достаточно света, и Майлс заметил, что его жена выглядит неважно.

Аннабелла казалась изнуренной и расстроенной.

— Вы хорошо себя чувствуете? — Он понимал всю нелепость вопроса, поскольку было совершенно очевидно, что она нездорова.

— По правде говоря, я, похоже, немного расклеилась. — Она улыбнулась ему, но это была лишь тень ее обычной очаровательной улыбки. — Думаю, это просто реакция на то, что произошло вчера.

Он озадаченно взглянул на нее.

— Я имею в виду, — сказала она, осознав, что он понял именно то, что она подразумевала, — свадьбу и приготовления к ней. Вы даже не представляете, сколько примерок мне пришлось вынести, чтобы мое платье было готово вовремя. А сколько было приготовлений, нам с мамой надо было обсудить каждую деталь, мы даже порой спорили. Я чувствую себя уставшей даже сейчас, вспоминая, как мы решали, каких родственников и друзей нужно пригласить на свадебное торжество. Ведь у нас все: свадьба, прием, свадебный завтрак и бал — уложилось в один день. Мы создали прецедент, который, как мы надеялись, послужит примером для подражания. Но похоже, я уже не столь юна, как раньше, — добавила она с неожиданной жесткой усмешкой.

— Когда мы доберемся до охотничьего домика, у вас будет достаточно времени, чтобы отдохнуть, — мягко ответил он. — Я именно это имею в виду, —добавил Майлс, удивляясь своим словам. —Думаю, что будет лучше, если мы не станем спешить с интимной стороной нашего брака, по меньшей мере пока.

Она вскинула голову и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

«Что это — восхищение или удивление? — спросил он сам себя, встретив ее лазурный взгляд. — В синеве этих глаз можно утонуть», — подумал он с непонятным разочарованием и продолжил:

— Дело не в вас и не во мне, просто этот аспект нашего брака требует более близкого знакомства, я полагаю. Если мы хотим, чтобы он был успешным. И вы устали, это заметно. Давайте на некоторое время останемся в охотничьем домике и не будем торопиться в Холлифилдс, и вообще не будем торопиться. Медовый месяц дается для того, чтобы узнать друг друга ближе. Так мы и поступим… если вы не против.

Она кивнула.

— Только, пожалуйста, не подумайте, что вы виноваты в моей сегодняшней утомленности.

— Не волнуйтесь, я вам верю. Ведь перед вами образец самонадеянности, значит, я не могу себя ни в чем винить. Итак, — произнес он с улыбкой, — эта легкая закуска выглядит очень аппетитно, не так ли? Особенно картофельная запеканка с мясом, в ней так много подливки. Или вы предпочитаете почки?

— Ни то ни другое, — ответила она, содрогнувшись. — Думаю, что после вчерашних излишеств мне не следует сегодня много есть.

— Как вам будет угодно, — произнес Майлс и взял ломтик баранины.

Накладывая себе порцию картофельной запеканки, он не заметил, как на лице у нее при виде того, что он собирался есть, промелькнул ужас.

Она поднялась:

— Прошу меня простить, мне необходимо пройти в дамскую комнату.

Он вскочил на ноги.

— Виной всему путешествие? Оно вас так утомило? Мы можем остановиться здесь на ночь. Нам осталось пять-шесть часов пути, но если вы плохо переносите дорогу, мы прекрасно можем проделать этот путь в несколько приемов.

Она покачала головой:

— Путешествие меня неутомляет. Я на самом деле думаю, что я съела… или выпила что-то… вчера. Пожалуйста, продолжайте свой обед. Мне станет лучше, если у меня перед глазами не будет никаких блюд. Я буду готова выехать в любой момент.

— Я скажу, чтобы вам в дорогу приготовили несколько бутылок воды и чего-нибудь освежающего. Думаю, подойдет даже подслащенная вода, — сказал он. — Во время поездки вам необходимо как можно больше пить. Многие моряки с ужасом вспоминают свое первое путешествие, они даже воду отказываются пить, потому что боятся, что она пойдет обратно. Но если организм обезвоживается, становится еще хуже. Имейте в виду, я буду следить за тем, чтобы вы обязательно пили. Это поможет, вот увидите.

Она кивнула и, прежде чем он приступил к почкам, быстро вышла из комнаты.

Она действительно маленькими глотками пила лимонад. Майлс настоял на этом во время следующей остановки. Но в течение дня Аннабелле становилось все хуже, лимонад не приносил облегчения, и он перестал настаивать. Когда Майлс предложил прервать путешествие, она отказалась. К вечеру, когда экипажи свернули с главной дороги на длинный подъезд к охотничьему домику, Майлс почувствовал безмерное облегчение.

Проезжая под огромными деревьями, растущими по обеим сторонам извилистой дороги, он с удовольствием рассматривал пятнистые тени. Услышав стремительное журчание воды в придорожном ручье, Майлс наконец-то расслабился. Оказавшись здесь, он почувствовал себя значительно лучше и верил, что и Аннабелле станет легче. Охотничий домик был способен излечить душу и тело. Дом и окрестности, погрузившиеся в уединение и наполненные природной красотой, предоставляли простые удовольствия, такие как рыбалка, прогулки или просто отдых в саду на берегу пруда. Находясь вдали от Англии, он часто вспоминал об этом уединенном домике — единственной части его наследства, до которой не смог добраться отчим.

Если у них с леди Аннабеллой есть будущее, они обретут его здесь. А если у них нет общего будущего, то здешняя атмосфера сможет хотя бы залечить его душу и подготовить к грядущим испытаниям.

Они проехали мимо пурпурной стены высоких кустов рододендронов, обогнули тенистый выступ, закрытый зарослями не менее высоких папоротников. Когда экипажи вновь выехали на залитое солнцем место, коровы, пасущиеся на ближайшем к лесу лугу, подняли головы и проводили взглядами небольшой караван, который вновь совершил поворот, после чего впереди показался охотничий домик. Двухэтажное здание насчитывало двадцать комнат, но совершенно не выглядело подавляющим. Построенный из мягкого камня дом вписывался в окружающий пейзаж столь естественно, словно сам, подобно окружавшим его деревьям, поднялся из земли.

Когда они остановились перед домом, Майлс отпустил свою лошадь и направился к первой карете. Он нетерпеливо ждал, пока кучер опустил ступеньки. Его прекрасная дама, вероятно, привыкла к пышным домам и дворцам, но он искренне чувствовал, что не многие дворцы в Англии могут сравниться с его сельским убежищем по красоте и покою.

Дверца кареты отворилась, и показалась Аннабелла; слегка наклонившись, она с большой осторожностью, опираясь на предложенную Майлсом руку, стала спускаться по ступенькам экипажа. Ступив на землю и по-прежнему держась за руку мужа, она огляделась вокруг.

Затем с величайшим изумлением она взглянула на него, тяжело вздохнув, зашаталась, закрыла глаза и рухнула прямо у его ног.

Майлс перенес новобрачную через порог, но радости это ему не доставило.

— Моя супруга заболела, — сообщил он изумленной челяди, собравшейся в холле и во все глаза смотревшей на приехавших. — Привезите врача. Приведите сюда ее горничную. Я отнесу свою жену наверх. Голубую спальню подготовили? — бросил он через плечо, поднимаясь по лестнице.

— Да, милорд, — ответила экономка.

Майлс двигался быстро, но не отрывая взгляда от женщины, лежащей на его руках. Она была бледна, холодна и абсолютно без чувств. Он видел, что от дыхания грудь ее продолжает вздыматься — по крайней мере она жива. Он не потерял самообладания, поскольку научился сохранять спокойствие в чрезвычайных ситуациях, но был встревожен. Он мог поклясться, что это не было простое недомогание. Ему доводилось видеть мужчин, раненных в бою, на суше и на море. Это не было похоже на морскую болезнь или последствия пищевого отравления — если только это не был яд. Его молодая жена была страшно больна. Она была легкой, но Майлс странным образом ощущал тяжесть ее тела на своих руках. Вся живость, сила духа, так украшавшие ее, исчезли. Она все еще была восхитительна; даже в таком состоянии Аннабелла была красива той трагической красотой, которой была отмечена только что вынутая из воды утонувшая Офелия. Глупо чувствовать себя виноватым, причиной этому не могла быть их интимная близость; причина крылась в чем-то другом, убеждал он себя. Но он помнил, какой измученной она была после первой брачной ночи. Она пыталась все скрыть, но он заметил ее недомогание. И поэтому, укладывая ее на постель, он испытывал больше чем простое чувство вины.