Салли и Камилла тотчас начали осыпать друг друга комплиментами, Элис стояла, с нежностью наблюдая за девочками. Бернард уже заглядывал в бальный зал, интересуясь, кто прибыл. Майлс и Аннабелла стояли, не двигаясь.

— Ну а где же ваша красавица жена, милорд? — спросил сквайр, украдкой бросая взгляд на прибывающих гостей. — Только не говорите, что вы не привезли вашу жену! Или она осталась дома, потому что уже ждет прибавления? Мою Марту всегда тошнило, когда она ждала прибавления, не могла и шагу ступить из дома все девять месяцев. Быстрая работа, милорд. Но не могу вас винить, слышал, что она бриллиант чистейшей воды, потрясающая красавица.

— Позвольте представить вам мою жену леди Аннабеллу Пелем, — процедил Майлс сквозь зубы.

— О! — воскликнул сквайр, глядя на Аннабеллу и пунцово краснея. — Простите, не увидел вас, миледи. Совсем слепой стал. Да, пора завести очки, — бормотал он, краснея еще больше. Он поклонился ей. —Для меня большая честь познакомиться с вами. Добро пожаловать в наши края. Надеюсь, что будем иметь честь часто видеть вас. Молва была права, вы прелестны. Прошу вас, проходите и присоединяйтесь к нам.

Аннабелла двинулась дальше в холл, радуясь, что может опереться на руку мужа, поскольку не чувствовала под собой ног. От изумления она никак не могла прийти в себя. Хозяин дома не обратил на нее внимания, он просто не увидел ее, а если и увидел, то не мог поверить, что это та самая женщина, на которой женился Майлс.

И в этот момент Аннабелла с грустью осознала, что сейчас она действительно совсем не та женщина.

Гости танцевали. Сначала сельские танцы, потом менуэт и польку. Они кружились, прыгали, величаво ступали в такт музыке, энергично двигая руками и ногами. В отличие от лондонских званых вечеров здесь танцевали все: молодые и пожилые, даже старые и хромые, компаньонки, и приживальщики, и бедные родственники, выполняющие обязанности слуг. Все, за исключением самих слуг и совсем немощных. Кроме леди Пелем и ее мужа.

— Вы хорошо себя чувствуете? Может, хотите уехать домой? — спросил Майлс, когда Аннабелла вновь ответила отказом на его приглашение потанцевать.

Они сидели в креслах, поставленных у стены, и наблюдали за танцующими. Этим они занимались с тех пор, как приехали на бал.

— Я чувствую себя прекрасно, — твердо ответила она, — и уезжать нам не следует. Ваша матушка куда-то исчезла, поскольку знает, что мы присмотрим за Камиллой.

— Это-то и странно, — пробормотал Майлс, нахмурившись, осматривая зал. — Она обычно не занимается пересудами и не играет в карты, как это делают многие дамы на подобных сельских вечерах. Она не слишком-то общается с местной публикой — обычно сидит и, как ястреб, следит за Камиллой.

— Да, но сейчас она знает, что ее могут заменить два зорких ястреба, — произнесла Аннабелла, и он вновь посмотрел на нее с улыбкой, отвлекшись от своего наблюдения. — Кстати, посмотрите вон туда. Ваш брат не сводит взгляда с прелестной девушки в желтом. Не может же он подпирать стену весь вечер, наверняка скоро он наберется смелости и пригласит ее на танец. А посмотрите на Камиллу! О, Майлс, почему вы скрывали это от меня? Ей не нужна моя помощь, ей вообще не нужна чья-либо помощь. Она пользуется необычайным успехом!

Они оба смотрели, как Камилла резво танцует польку в объятиях долговязого, неуклюжего юноши. Завитки волос упали на ее сияющее, разгоряченное и раскрасневшееся лицо. Она без устали танцевала с момента прибытия, а неподалеку стояла группка молодых людей, ожидающих окончания польки, чтобы пригласить ее на следующий танец.

— Она пользуется успехом, — сказал Майлс. — Я никогда не говорил обратного. Но это лишь часть проблемы. Она столь же дружелюбна, сколь и честна, и матушка приходит в ужас от мысли, что Камилла может прогадать при замужестве. Мама хочет, чтобы Камилла нашла себе самого лучшего мужа, то есть человека более богатого и с более высоким положением, чем она может найти здесь. Наверное, это возможно, но я не хочу, чтобы в процессе этого поиска лондонские хлыщи испортили ее характер. Моей сестре нужен кто-то, кто мог бы подсказать ей, как сохранить свою индивидуальность и не прослыть среди завистливых мамаш сумасбродной или безнравственной. А завистниц хватит. Мужчины так и вьются вокруг моей сестры.

Аннабелла кивнула. Она встречала таких девушек раньше, вернее, видела их, поскольку не была с ними знакома. Во-первых, потому, что у нее не хватало для них времени. А во-вторых, потому, что они проводили в городе только один сезон, а затем выходили замуж. Их нельзя было назвать красавицами. На самом деле среди них встречались даже по-настоящему невзрачные. Но во всех этих девушках было что-то не поддающееся описанию, что заставляло мужчин терять голову. Именно такой и была Камилла — открытая и общительная. Возможно, подумала Аннабелла, это и есть одна из причин. Она никогда не встречала более искреннюю, дружелюбную и добрую девушку, чем Камилла. Вероятно, некоторые мужчины ценили в женщинах такие качества не меньше, чем внешность.

Майлс наблюдал за выражением лица своей жены с удовольствием, которого он не испытывал в течение нескольких последних недель. Она возвращалась. Аннабелла больше не была необыкновенной красавицей, это правда. Она больше не напоминала великолепную картину, роскошные краски, фактура и формы которой притягивают взгляд. Сейчас ее можно было сравнить с эскизом к портрету, с быстрым наброском мастера, в котором он показал лишь основу ее красоты, предоставив воображению дописывать остальное.

Но эти необыкновенные глаза. Не только потрясающий цвет придавал им неповторимость. Теперь, когда все остальные ее черты будто подернулись тенью, Майлс смог увидеть в них страсть и ум, которые делали эти лазурные глаза столь чарующими.

Он не испытывал больше страстного желания обладать ею, вместо этого ему неистово хотелось защищать ее. Болезнь сгладила ее резкость, хотя по отношению к нему Аннабелла никогда не была резкой или жестокой, скорее, она бывала беззащитной. Он думал, что со временем его жена станет более спокойной и рассудительной, но эта новая Аннабелла производила впечатление укрощенной. И это ему не нравилось. Быть укрощенным и быть битым — эти понятия, на его взгляд, были слишком ассоциативны, а он хотел видеть рядом гордую женщину — ту женщину, на которой он женился. Его не очень волновало, будет ли она той же красавицей, какой была раньше, в конце концов, ничто не вечно. Для счастья ему достаточно было и меньшего, но он хотел видеть ее счастливой.

— Белла? — обратился он к ней, поднимаясь. — Может, вы удостоите меня чести и позволите пригласить вас на танец?

Она посмотрела на него снизу вверх, в ее замечательных глазах читалось сомнение.

— Пора, — сказал он. — Танцуем или едем домой. Да, я деспот, но они играют вальс, поэтому вы сможете держаться за меня, если у вас вдруг закружится голова. Мне бы хотелось потанцевать с моей женой.

Он протянул ей руку.

Она приняла приглашение.

Танцующие освободили пространство для новой пары. Публика зашепталась, пытаясь выяснить, кто они такие. И если кто-то начал нашептывать о том, что это известная красавица, превратившаяся в маленькую, бледную, ничем внешне не примечательную женщину, выражение лица ее мужа заставило этот шепот стихнуть, по крайней мере до них он не доносился.

Продолжали играть вальс, и Аннабелла танцевала с Майлсом. Он оказался чудесным партнером, одинаково чутким и к музыке, и к движениям ее тела. Ей доводилось танцевать с ним и раньше. Но тогда она мало внимания уделяла своему партнеру, поскольку была слишком озабочена тем, чтобы, вытягивая шею, видеть тех, кто смотрел на нее, или делать вид, что не замечает тех, кто не смотрел.

Сейчас он был ее якорем, ее спасительной гаванью, и все внимание Аннабеллы было обращено только на него. Майлс тоже, казалось, не замечал вокруг ничего и никого, кроме своей жены. Они кружились в такт музыке, а он улыбался ей, заставляя вновь почувствовать себя настоящей и живой.