Девушка в оцепенении стояла перед эшафотом, залитым кровью, не в силах пошевелиться, в то время как люди расходились в поисках новых развлечений. Она никогда прежде не могла себе представить, что однажды ей придется увидеть столь варварскую казнь, но несколько недель назад довелось лицезреть последствия подобного кровожадного безумства.

– Ну что скажешь, Эдвин? – Натан сиял, словно гордясь спектаклем. – Эй, Эдвин!

Бронуин глянула на своего товарища, лицо которого расплывалось у нее перед глазами, и кровь отхлынула от ее щек, колени подогнулись.

– Тебе плохо? – усмехнулся Натан, склонив голову к плечу и презрительно поглядев на Бронуин.

Конюшни и городские стены за его спиной тоже начали расплываться. Все вокруг пришло в движение, только оставались неподвижными ее ноги. Ее мутило, тошнота подкатила к горлу. Бронуин показалось, что ее сейчас вырвет, и она предостерегающе махнула рукой Натану, чтобы он отошел в сторону, но, упав на колени, девушка закачалась, и черный водоворот беспамятства затянул ее, лишив чувств.

Никогда в жизни Бронуин не падала в обморок, это было для нее так же ново, как и английский город Лондон. Она слышала голоса или же, по крайней мере, думала, что слышит – громче других был испуганный голос Натана. Потом стали различимы голоса людей, которые, казалось, поднимали ее вверх, заставляя плыть в каком-то черном облаке. Ее ноздрей коснулся запах пыльного сена – на таком же сене она спала накануне. В темноте было очень уютно… и так спокойно, что, казалось, она погружается во мрак все глубже и глубже, уходя туда, где ярко-красная кровь и отвратительное зловоние смерти не смогут до нее добраться.

Бронуин не знала, долго ли она пребывала в таком состоянии, сознавая лишь одно: ей не хочется возвращаться к жизни. И она осталась бы насовсем в той тьме, если бы голос Вольфа не извлек ее из глубин небытия. Только слыша его, чувствовала она себя в безопасности в этом странном мире, где кровопролитие было развлечением.

Он держал ее за руку. Она чувствовала его крепкую ладонь, сомкнувшуюся вокруг ее пальцев – такую теплую во внезапно показавшемся леденящем мире.

– Вольф?

– Да, милая, я здесь.

Где она? Бронуин опасливо приоткрыла глаза. Она лежала в постели, а не на сене, и в комнате, а не в конюшне. В красивой комнате. Высоко вздымался потолок, окна были прикрыты ставнями, едва пропускавшими свет зимнего дня. Кровать оказалась массивной, широкой, с матрацем, плотно набитым камышом. Над кроватью висел балдахин с пологом из шелка с кисточками. Яркий огонь очага, пылающий в нескольких футах от кровати, освещал комнату. «Где я?» – удивилась Бронуин, потому что комната была слишком мала, чтобы оказаться залом замка, а отдельные спальни, по ее понятию, полагались разве что королю или, быть может, папе римскому.

– Где я?

– В Вестминстерском дворце, – сообщил ей Вольф, широко улыбнувшись, в то время как она изумленно охнула.

– Боже, ты уложил меня в постель самого короля?

– Нет, это одна из тех небольших комнат, которые предоставляются гостям.

– Что со мной было? – Бронуин побледнела еще сильнее, вызвав горячее сочувствие мужчины, сидевшего рядом, у ее постели.

Сберег ли Вольф ее тайну? Известно ли Ульрику Кентскому и королю о ее присутствии во дворце? Проклятье, не придется ли ей умереть такой же ужасной смертью, как тем двум беднягам, растерзанным на эшафоте? Множество вопросов металось в ее голове, не находя выхода.

– Я решил, что эта комната понравится вам больше конюшни, миледи. К тому же, вы хотели попасть во дворец, где Ульрик Кентский разделяет общество короля, не так ли?

– Но я не собиралась быть в числе их гостей! – раздраженно отрезала девушка. – Что вы ему сказали?

– Кому?

– Королю! Он уже знает о гибели моего отца?

Вольф пожал плечами.

– Откуда мне-то может быть известно? Король не удостоил меня аудиенции. Все это, – обвел он рукой комнату – любезность, оказанная мне одним другом из свиты Эдуарда. Со многими рыцарями из окружения короля я сражался в течение последних восьми лет в Святой Земле.

– С кем именно? – подозрительно спросила Бронуин.

Казалось невероятным, что она находится в королевском дворце, а сам король об этом ничего не знает.

– С Родериком Беркли. После нападения сарацинов на караван паломников, в число которых он входил, я извлек стрелу из его бедра, а потом долго тащил беднягу по песчаному аду в безопасное место.

– А вы сами тоже были ранены?

– Кажется, – небрежно заметил Вольф, словно речь шла об укусе насекомого.

Но Бронуин видела его шрамы, оставшиеся от ран, смертельных для обычного человека.

– Я отвлекся. Не могли бы вы рассказать мне, что произошло с вами в Смитфилде?

Бронуин села на кровать и подогнула под себя ноги.

– Там казнили двоих людей, и, причем таким образом, что я никогда прежде и представить себе подобного не могла, – она содрогнулась при воспоминании. – Я… ни разу не падала в обморок, но повсюду текла кровь, и вдруг… я увидела отца в луже крови, рядом лежит мама… и бедная Кэрин…

Она вздохнула. Вольф снова сжал ее руку.

– Никогда не думала, что можно быть такой усталой… и подавленной. Вы знаете, что я владелица Карадока?

Вольф мягко усмехнулся.

– Да, миледи. Я все стараюсь убедить себя в этом, с тех самых пор как обнаружил… вашу болезнь.

Тень улыбки мелькнула на губах Бронуин, а щеки начали приобретать живые краски.

– Мой отец всегда хотел иметь сына, – грустно призналась она. – Много лет я пыталась заменить его отцу, и мне это удавалось, пока не исполнилось двенадцать. В двенадцать лет меня лишили общества наставника и оруженосцев и заставили иметь дело с иглой, а вовсе не с мечом. Но рукоделие не показалось мне увлекательным занятием.

– Но владение мечом необходимо влечет за собой кровопролитие, что не соответствует вашей чувствительной натуре.

– Кровь Ульрика Кентского – совсем другое дело, – возразила Бронуин, понимая, куда клонит ее самонадеянный наставник. – Где сейчас этот дьявол? В этой башне?

– В башне короля, куда не допускаются рыцари, не приближенные к его величеству.

– Вы рыцарь?

Вольф покачал головой.

– Я отношусь к числу друзей одного из приближенных к королю рыцарей.

– В Карадоке мы все спим в большом зале замка.

Ее родной дом казался таким убогим в сравнении с этим дворцом. Трудно было привыкнуть, что у кого-то могут быть отдельные комнаты.

– Думаю, Лондон вам покажется более привлекательным, чем ваши уэльские замки и деревни.

– Да, мне уже удалось убедиться в его «привлекательности», – нахмурилась Бронуин.

– Вы видели лишь небольшую часть жизни Лондона, милая, и, должен заметить, не самую хорошую. После того как вы отдохнете, я покажу вам много интересного.

– Вы хорошо знаете Лондон?

– Так же хорошо, как Флоренцию, Париж и Иерусалим, и…

– Сэр Вольф-Неведомо-Откуда! – воскликнула Бронуин.

Вольф расхохотался. Девушка пыталась сохранить самообладание и чопорную холодность знатной дамы, но не могла не присоединиться к шумному веселью Вольфа. Когда он смеялся не над нею, то его смех казался ей заразительным. Кроме того, следовало все-таки признать, что Лондон был самым интересным местом, в которое ей когда-либо довелось побывать, а она здесь, по сути дела, ничего не видела, кроме городских стен и реки.

– Я уже отдохнула! – объявила Бронуин, выскакивая из постели и уже сгорая от нетерпения.

Город ждал ее, и без того много времени было потеряно впустую.

Бронуин удивилась, что Вестминстер находился вне кольца стен, окружавших Тауэр. Это был дворец со своими дворами и парками, крепостными стенами, он величественно выглядел даже в неприглядную зимнюю пору. Все арки были украшены зелеными ветками по случаю Рождества. Лорды и леди в богатых одеждах прогуливались по дворцовым площадкам, где в ярких балаганах мимы и актеры давали представления, а певцы распевали баллады. Девушка высматривала актеров, с которыми ей пришлось проехать часть пути, но, скорее всего, они разместились в Тауэре, а не в Вестминстере.