Не хитроумный замысел, а взволнованное выражение лица и бледность в сочетании с трясущимися руками, державшими стульчак, позволили Бронуин беспрепятственно перебраться на противоположную сторону зала и подняться по другой лестнице. Только теперь она замедлила шаг, потому что все эти притаившиеся в темноте двери, увенчанные арками, выглядели пугающе. Которая же из них дверь комнаты Вольфа, вторая или третья от лестницы? Девушка закрыла глаза и проглотила ком истерических слез, сжавший горло.

Распахнутые в паническом страхе глаза перебегали с одной двери на другую. Горшок вдруг выпал из ослабевших рук девушки и покатился по полу. Вздрогнув от шума, она поспешно схватила свою злополучную ношу, пока горшок не укатился слишком далеко. Одна из дверей неожиданно распахнулась, и на пороге показался Вольф – его силуэт отчетливо вырисовывался в дверном проеме. На мгновение оба застыли, потом одновременно бросились друг к другу.

– В-о-о-ольф! – заикаясь воскликнула Бронуин срывающимся голосом.

Она подбежала, обвила его руками за пояс, как будто нашла, наконец, и спасение, и поддержку. Рыдания рвались из ее груди, остановить их было невозможно. Бронуин почувствовала, как у нее из рук забирают стульчак и ставят на пол, а над ее головой раздается успокоительный шепот. Руки наемника обняли ее и крепко сжали, у Бронуин даже перехватило дыхание, но она вовсе не возражала сейчас против подобного обращения. Именно этого ей и хотелось, только это прибежище и осталось теперь у нее во всем мире – в объятиях Вольфа.

– Тише, милая. Скажи, ты не ранена?

Бронуин отрицательно покачала головой, не в силах вымолвить простое слово «нет». Она почувствовала, как Вольф облегченно вздохнул и крепче прижал ее к себе.

– Я… я… – ее плечи вздрагивали, сотрясаясь в плаче от невыносимости ноши, давившей так долго.

Безудержно текли слезы – и те, которые девушка сдерживала с того самого страшного дня, когда ей пришлось помогать братьям-монахам из монастыря укладывать тела родных на повозку, и те слезы страха и крушения надежд, которые она глотала во время отчаянного путешествия в Лондон. Теперь рыдания прорвали все преграды, лишив последних сил.

– Милая, у тебя были все причины убить его, – принялся утешать ее Вольф, когда рыдания Бронуин перешли в редкие всхлипывания, а глаза уже совсем опухли от слез.

– Но… но… – Бронуин пыталась дышать ровно, – я не… не… не убила его, – сокрушенно проговорила она, заикаясь. – Ты… ты… ты был прав! Я… я…

– Ты не убила Ульрика?

Бронуин мотнула головой.

– Я не оправдала надежд моего отца в жизни, и… и я… я не смогла стать ему сыном в… в смерти! Я струсила Вольф! – всхлипнула девушка, а откуда-то вновь взявшиеся слезы обожгли ее раскрасневшиеся щеки. – Я ни на что… не способная…же-е-енщи-и-ина!

Глаза у Бронуин расширились, когда Вольф взял ее лицо в свои ладони и встряхнул.

– Это такая же чепуха, как бредни насчет омелы!

– Ты мне… нужен, Вольф! – дрожащим голосом умоляла его Бронуин. – Мне нужно, чтобы ты убил Ульрика! Если я не в силах убить его своими собственными руками, то хотя бы должна видеть месть совершенной.

Ледяное выражение вдруг сменило нежность в золотисто-карих глазах Вольфа.

– Однажды я уже сказал тебе, что не убиваю безо всякой платы!

Бронуин прижалась к нему и дугой выгнула шею, чтобы заглянуть снизу вверх ему в лицо.

– Я заплачу тебе! Я выйду за тебя замуж! Ты получишь мои земли… все, что у меня есть!

Девушка похолодела, когда Вольф отстранил ее от себя и отошел в сторону.

– Зачем мне твои земли? Я не крестьянин, милая, я воин.

– Ты сможешь приобрести себе самые красивые во всем королевстве доспехи. Ты… – Бронуин постаралась приглушить досаду, душившую ее из-за того, что приходилось идти на подобную уступку. – Тебе даже не обязательно оставаться дома. Я сама могу управлять владениями.

– Это обуза для такого человека, как я… и почему ты думаешь, что король не отберет у тебя земли, даже если я и убью твоего жениха?

– Потому что у меня есть доказательство его предательства! У меня плащ воина Ульрика, наглого и презренного убийцы! – Бронуин подбежала к мешку со своими скудными пожитками и вытащила плащ. – Вот доказательство того, что Ульрик Кентский нарушил приказ короля! Эдуард не сможет отрицать правды, стоя перед всеми уэльскими рыцарями, которым он обещал равные с англичанами права! Из этого семени разгорится новое восстание! – раздражаясь оттого, что не слышит никаких возражений, Бронуин продолжала, вся пылая: – И ты сам сказал, что я милая! Клянусь, я буду тебе послушной женой.

– Глядя на тебя, трудно поверить в это, девочка моя… И что может помешать тебе, вздумай ты вонзить кинжал мне в сердце как-нибудь ночью, когда я буду спать?

Взгляд Бронуин смягчился:

– Если я не смогла убить моего врага, то, как же я смогу поступить так с моим защитником?

Вольф скептически поднял густую бровь, а она поклялась:

– И пусть поразит меня Господь гневом своим на этом самом месте, если я лгу. Вы первый мужчина, сэр, рядом с которым мне захотелось быть женщиной… я стала чувствовать себя, как женщина, – она в замешательстве отвела глаза. – Не знаю, что еще сказать, сэр. Мне неудобно делать такое, несвойственное женщине, предложение.

– Вы предлагаете, миледи, мне, наемнику, жениться на вас?

Дерзкий взгляд остановился на Бронуин, Вольф окинул ее с ног до головы, словно рассматривая предложение из самых низменных намерений.

– Да, я выйду за вас замуж, если вы убьете Ульрика Кентского. Честное слово, сейчас он напился до беспамятства, и завтра, нет сомнений, будет не в самой лучшей форме, я слышала, как стражники говорили об этом.

Взгляд Вольфа медленно проскользил от ее ног до гордо посаженной головы, но этого ему показалось мало, и теперь он рассматривал ее с головы до ног, переводя глаза с лица на грудь и ниже, будто мог что-то разглядеть под одеждой. Кончиком языка Вольф облизнул свои губы, и в ответ теплая волна поднялась в душе Бронуин, заливая щеки румянцем. «Боже, он ведет себя, как животное, а я откликаюсь точно так же», – обескуражено подумала она.

– Сначала я должен увидеть товар, – он повелительно махнул рукой. – Сними одежду. У меня есть кое-что более подходящее для дамы.

Ох, уж эта мужская черствость!

– Насколько я припоминаю, – сдержанно заметила Бронуин, – ты уже видел… товар.

– Да, но сейчас я имею в виду нечто другое, девушка. – Намекнул Вольф с тихим смешком, от которого по спине у нее пробежала нервная дрожь. – Я ведь сказал тебе однажды, что иначе, нежели как за плату, не рискну убить Ульрика Кентского.

Именно об этом Бронуин и мечтала, но ее возмутило, каким образом Вольф предложил ей это. Она хотела, чтобы он снова показал ей, что она рождена быть для своего пылкого и мужественного мужчины, друга и возлюбленного, нежной и страстной женщиной. А он отнесся к ней как к товару!

Видимо, по-другому наемники просто не умеют, успокоила она себя. Но уж лучше быть рядом с откровенным грубияном, чем со льстивым предателем в богатых одеждах! Всегда есть надежда смягчить честное сердце, но нельзя заставить засиять душу, черную изнутри. Глубоко вздохнув и призвав себя к терпению, Бронуин огляделась.

Вольф так же накачался элем, как Ульрик, решила девушка, хотя, судя по его виду, можно было сказать, что он больше расплескал, чем выпил, стоило только взглянуть на запятнанный зеленый камзол, на котором еще оставались крошки от ужина. Если бы она задержалась подольше, он бы завалился спать, как и сам Ульрик Кентский. Бронуин хотелось бы видеть рядом с собой Вольфа нежного и ласкового, а не грубого и пьяного.

Однако шагал Вольф довольно твердо, направляясь к кровати, из-под которой он вынул пакет со своей сегодняшней покупкой. Пребывая во взбудораженном состоянии, Бронуин не могла отвести от наемника глаз. Большие руки, разорвавшие веревку, которой был перевязан пакет, вынули прекрасное шелковое платье цвета слоновой кости. Пальцы Вольфа оказывались ловкими и умелыми во всем: и в ратных делах, и в любовных, и в том, как держали платье. Бронуин пришла в такое замешательство от своего собственного наблюдения, что не смогла посмотреть наемнику в глаза.