Библиотека дала мне возможность усовершенствоваться благодаря постоянным занятиям, на которые я ежедневно выделял час или два. Эти занятия помогли мне возместить до некоторой степени отсутствие систематического образования, которое когда-то хотел дать мне мой отец. Чтение было единственным развлечением, которое я себе позволял. Я не тратил времени ни на таверны, ни на игры или другие увеселения и неутомимо продолжал трудиться в типографии, выполняя всю необходимую работу. Я был в долгах за свою типографию, я имел детей, которых скоро должен был воспитывать, у меня было двое конкурентов, с которыми я должен был бороться и которые обосновались в этих местах раньше меня. Однако мое положение с каждым днем улучшалось. Моя прирожденная привычка к бережливости сохранилась, а отец внушал мне в детстве в числе других наставлений притчу Соломона: «Видел ли ты человека, проворного в своем деле. Он будет стоять перед царями, он не будет стоять перед простыми». Поэтому я смотрел на трудолюбие как на средство достижения богатства и положения в обществе, и это поддерживало мое рвение, хотя я никогда не думал, что буду в буквальном смысле стоять перед царями, однако так и случилось: я стоял перед пятью королями и даже имел честь сидеть с одним из них за обедом, а именно, с королем Дании.

Английская поговорка гласит: «Если, хочешь преуспеть, проси об этом свою жену». Для меня было большой удачей, что моя жена была такой же трудолюбивой и бережливой, как и я сам. Она охотно помогала мне в моем деле, складывая и сшивая брошюры, присматривая за магазином, скупая старые льняные тряпки для изготовления бумаги и т.п. Мы не держали праздных слуг, наш стол был очень простым, наша обстановка самой дешевой. Например, в течение долгого времени мой завтрак состоял из хлеба и молока (не чая), и я ел его оловянной ложкой из глиняной, двухпенсовой миски. Обрати, однако, внимание, как вкрадывается в семьи роскошь и делает успехи, невзирая ни на какие принципы: однажды утром я нашел свой завтрак в китайской чашке с серебряной ложкой! Они были куплены без моего ведома моей женой специально для меня и обошлись ей в колоссальную сумму двадцать три шиллинга; она думала, что ее муж заслуживает серебряной ложки и китайской чашки так же, как и любой из его соседей, — вот единственное, что она могла привести в оправдание своей покупки. Это было первым случаем появления столового серебра и фарфора в нашем доме; с течением времени, по мере роста нашего богатства их количество возросло и достигло стоимости нескольких сотен фунтов.

В религиозном отношении я был воспитан в пресвитерианских правилах; но, хотя некоторые догмы этого вероисповедания, такие, как вечные божественные законы, предопределение одних людей к спасению, а других — к осуждению и т.д., казались мне неразумными, другие сомнительными, и я рано перестал посещать публичные собрания секты, сделав воскресенье днем занятий, я никогда не утрачивал некоторых религиозных принципов. Например, я никогда не сомневался в существовании бога, в том, что он создал мир и управляет им своим провидением, что бог более всего любит делать добро людям, что наши души бессмертны и что все преступления будут наказаны, а добродетель вознаграждена здесь или в будущей жизни.

Эти принципы я считал сущностью всякой религии. Находя их во всех имевшихся в нашей стране вероисповеданиях, я уважал все эти вероисповедания, хотя в разной степени, так как находил, что в них примешиваются другие положения, которые отнюдь не имеют целью внушать, поддерживать и утверждать нравственность и служат главным образом тому, чтобы разделять нас и сеять между нами вражду. Это уважение ко всем вероисповеданиям, убеждение, что даже худшие из них оказывают некоторое хорошее воздействие, побудили меня избегать всяких рассуждений, которые могли бы ослабить приверженность другого человека к его религии; так как население нашей области непрестанно возрастало, постоянно возникала потребность в новых местах богослужения, которые сооружались на добровольные пожертвования, и я никогда не отказывался вносить на это свою скромную лепту, какова бы ни была при этом секта. Хотя я сам редко посещал публичные богослужения, я все же считал их уместными и полезными, если только они правильно проводятся. Поэтому я регулярно делал свой ежегодный взнос в пользу единственного пресвитерианского священника или религиозного собрания в Филадельфии. Он иногда наносил мне дружеский визит и приглашал меня посещать его богослужения; время от времени я исполнял его желание — примерно в одно воскресенье из пяти. Если бы я находил его хорошим проповедником, то я может быть и продолжал бы посещать эти собрания, несмотря на то, что мне приходилось жертвовать для этого воскресным досугом, предназначенным для занятий. Но его проповеди по большей части посвящались либо полемике, либо объяснению частных догм нашей секты; все они казались мне очень сухими, неинтересными и непоучительными, поскольку они не ставили и не затрагивали ни одного морального принципа; их цель скорее состояла в том, чтобы сделать нас пресвитерианами, чем в том, чтобы сделать нас хорошими гражданами.

Наконец, он взял для темы своей проповеди следующий стих из четвертой главы послания к филиппийцам: «Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте». И я думал, что в проповеди на такую тему он не сможет не коснуться морали. Но он ограничился только пятью пунктами, как будто апостол только и имел в виду, что: 1) соблюдение святости воскресного дня; 2) усердное чтение священного писания; 3) посещение в должное время общественных богослужений; 4) принятие таинств; 5) проявление должного уважения к служителям бога. Все это, возможно, было хорошо, но так как это было совсем не то, чего я ожидал от проповеди на этот текст, я потерял надежду услышать о том из какой-нибудь другой проповеди, возмутился и больше не посещал его проповедей. За несколько лет до этого (в 1728 году) я составил маленькую службу или своего рода молитву для собственного употребления, озаглавленную «Пункты веры и действия религии». Я вернулся к ее употреблению и не ходил больше на общественные религиозные собрания. Возможно, что мое поведение предосудительно; но я оставляю этот факт, не пытаясь приводить каких-либо извинений; цель моя состоит в том, чтобы изложить факты, а не в том, чтобы их оправдывать.

Приблизительно в это время я замыслил смелый и трудный план достижения морального совершенства. Я желал жить, никогда не совершая никаких ошибок, победить все, к чему могли меня толкнуть естественные склонности, привычки или общество. Так как я знал или думал, что знаю — что хорошо и что плохо, то я не видел причины, почему бы мне всегда не следовать одному и не избегать другого. Но вскоре я обнаружил, что я поставил перед собой гораздо более сложную задачу, чем предполагал вначале. В то время как мое внимание было занято тем, как бы избежать одной ошибки, я часто неожиданно совершал другую; укоренившаяся привычка проявлялась, пользуясь моей невнимательностью; склонность оказывалась иногда сильнее разума. Наконец, я пришел к выводу, что простого разумного убеждения в том, что для нас самих лучше всего быть совершенно добродетельными, недостаточно, чтобы предохранить нас от промахов, и что прежде, чем мы добьемся от себя устойчивого, постоянно нравственного поведения, мы должны искоренить в себе вредные привычки. Для этой цели я выработал следующий метод.

В различных перечислениях моральных добродетелей, которые я встречал в прочитанных мною книгах, я находил большее или меньшее их число, так как различные писатели обозначали большее или меньшее количество идей одним и тем же именем. Например, воздержание некоторые сводили только к умеренности в еде и питье, другие же расширяли это понятие до ограничения всякого удовольствия, всякой склонности или страсти, телесной или духовной, даже честолюбия или скупости. Я решил для большей ясности стремиться скорее к большему количеству имен с меньшим количеством идей, связанных с каждым именем, чем к немногим именам с большим количеством определяемых каждым из них идей, и я обозначил тринадцатью именами все те добродетели, которые казались мне в то время необходимыми и желательными, связав с каждым именем краткое наставление, которое полностью выражало объем каждого понятия.