В тех немногих случаях, когда на обсуждение выдвигался вопрос, касавшийся исключительно Писания, он заключался в том, чтобы рассмотреть написанную кем — либо статью (или статьи) для «Сторожевой башни», по поводу которых имелись какие — либо возражения. И тогда постоянно происходило так: несмотря на то, что об этом вопросе всех предупреждали за одну — две недели, Милтон Хеншель, Грант Сьютер или какой — либо другой член этого комитета чувствовали себя обязанными заявить: «Я был очень занят и смог только бегло это просмотреть».
Не было причины сомневаться в том, что они на самом деле были заняты. Однако возникал вопрос: как можно с чистой совестью голосовать, одобряя материал, если они не имели возможности над ним подумать, исследовать Писание, чтобы этот материал проверить? После опубликования этот материал станет «истиной» для миллионов людей. Какая работа с бумагами может по важности сравниться с этим?
И эти братья не были одиноки, поскольку сами обсуждения явно показывали, что подавляющее большинство членов Руководящего совета мало делало помимо прочтения подготовленного материала. Часто предмет статьи был продуктом замысла и рассуждений одного автора без согласования с Руководящим советом, хотя и представлял собой какое — нибудь «новое» понимание Писания; нередко автор развивал свои аргументы и приводил материал в законченную форму, ни с кем этого не обсуждая, не подвергая свои мысли проверке в разговоре хотя бы еще с одним человеком. (Даже при жизни Нейтана Норра это было обычной процедурой, которой придерживался главный автор Общества Фред Френц. Только после того, как материал приобретал свой окончательный вид, кто — то другой — и обычно только президент — имел возможность рассмотреть и обсудить изложенные идеи или истолкования.) Аргументы сплошь и рядом были такими сложными, что поверхностного чтения было недостаточно для надлежащего анализа и проверки их истинности, для того, чтобы определить, на самом деле они основаны на Писании или представляют собой образец «акробатической логики», искусного жонглирования словами, в результате чего искажался смысл текста и люди выносили из него совсем не то, о чем в нем шла речь на самом деле. Те, кто просто прочитывал материал, обычно голосовали «за»; у тех же, кто дополнительно исследовал Писание, вполне могли возникнуть серьезные вопросы.
Таким образом, после одного подобного обсуждения статьи, в которой говорилось, что «праздник Седмиц», или «праздник Жатвы» (согласно Библии проводившийся к концу сбора урожая), отражал некое обстоятельство из истории Свидетелей Иеговы в начале сбора их духовного урожая, за одобрение статьи проголосовало количество членов Руководящего совета, достаточное для ее принятия[109]. Лайман Суингл, в то время выполнявший обязанности координатора Писательского комитета, сказал: «Ну хорошо, если вы этого хотите, я отошлю ее в печать. Но это не значит, что я верю тому, что в ней написано. Это еще один камень на огромном памятнике свидетельства тому, что «Сторожевая башня» не является непогрешимой».
Вторая причина того, что на заседаниях Библия по — настоящему обсуждалась мало, как мне кажется, несомненно следует за первой и заключается в том, что большинство членов Руководящего совета на самом деле не так уж хорошо знало Писание, поскольку их «занятость» началась довольно давно. Например, я сам до 1965 года крутился как белка в колесе, и поэтому у меня было мало времени для настоящего, серьезного изучения Библии. Но, как мне кажется, проблема здесь еще более глубокая. Я думаю, что в Руководящем совете преобладало мнение о том, что такое изучение и исследование Писания на самом деле не было необходимым, что политика и учения организации — сложившиеся за многие десятилетия — сами по себе являлись надежными руководителями, а значит, какое бы решение ни принимал Руководящий совет, если оно соответствовало такой традиционной политике, значит, все было в порядке.
Факты приводят нас к этому выводу. Иногда долгое обсуждение по какому — нибудь «вопросу о лишении общения» вдруг разрешалось, потому что один из членов находил положение, относящееся к данному вопросу, в книге Общества «Организация» или, еще чаще, в книге «Помощь в ответах на письма в филиалы», представлявшей собой сборник положений, размещенных в алфавитном порядке, по самым разным вопросам — прием на работу, брак, развод, политика, война, профсоюзы, переливание крови и многие другие. Когда находили такое положение, пусть даже Писание в поддержку этой конкретной точки зрения не цитировалось, большинству членов Руководящего совета этого было достаточно, и они обычно без сомнений голосовали за принятие любого решения, соответствовавшего напечатанному положению. Я несколько раз был этому свидетелем, и меня всегда поражало, как напечатанное положение влияло на такое внезапное преображение в процессе и результате обсуждения.
Последняя причина того, что Библия играла такую незначительную роль в обсуждениях, заключается в том, что очень часто вопрос касался того, о чем само Писание хранит молчание.
Например, можно было дискутировать о том, считать ли инъекцию плазмы эквивалентной переливанию крови или переливание лейкоцитарной массы таким же неприемлемым, как переливание эритроцитарной массы. Или обсуждение могло вращаться вокруг положения о том, что жена, совершившая однажды акт прелюбодеяния, должна была признаться в этом мужу (даже если он был известен как чрезвычайно жестокий человек, а иначе ее раскаяние не является действительным и поэтому она подлежит лишению общения. Какие стихи Писания говорят об этом?
Вот какой вопрос был вынесен на обсуждение Руководящего совета для принятия решения. В маршрут поставок одного Свидетеля, работавшего водителем в компании «Кока — кола», входила большая военная база, куда он часто доставлял продукты. Мог ли он это делать, оставаясь честным членом организации, или он подлежал лишению общения (основной упор здесь делался на то, что дело касалось военной собственности и персонала)?
Опять же, какие стихи Писания рассматривают такие вопросы — рассматривают так, чтобы это было видно и понятно всем, таким образом, чтобы необходимость рассуждения и толкования была очевидной? Такие отрывки из Писания приведены не были, но, тем не менее, большинство членов Руководящего совета решило, что такая работа является неприемлемой и что этому водителю необходимо сменить маршрут для того, чтобы оставаться достойным членом организации. Подобный же случай касался Свидетеля — музыканта, игравшего в небольшом джазовом оркестре в офицерском клубе на военной базе. Большинство членов Руководящего совета признало это допустимым. Поскольку Писание ничего об этом не говорило, ответ явился результатом человеческих рассуждений.
Обычно в таких случаях, если те, кто стремился осудить тот или иной проступок, все же обращались к Писанию, то цитировали очень общие положения, например, «вы не от мира» из Иоанна 15:19. Если какой — либо член Руководящего совета испытывал личную неприязнь к обсуждаемому поступку или поведению и не мог привести против него никакого другого аргумента, он ссылался на этот текст, расширяя его и применяя к любым обстоятельствам. Потребность в том, чтобы все остальное Писание определило значение этого широкого утверждения и его применение, часто считалась ненужной или неважной.
Основным фактором решений Руководящего совета было правило о большинстве в две трети. Иногда это порождало странные результаты.
Правило гласило, что для принятия решения необходимо большинство голосов активных членов в две трети. Я лично приветствовал появлявшуюся при этом возможность для любого члена «воздержаться» без того, чтобы чувствовать, что он пользуется «правом вето». По незначительным вопросам я (даже если не был полностью согласен) обычно голосовал вместе с большинством. Но, когда поднимались вопросы, по — настоящему задевавшие мою совесть, я часто оказывался в меньшинстве — редко один, но чаще только с одним, двумя или тремя членами, по велению совести возражавшими против того или иного решения, не голосуя за него[110]. Это случалось не так часто в течение первых двух лет после значительных изменений в структуре власти (официально введенных в действие 1 января 1976 года). Однако в последние два года моей работы в Руководящем совете сильный уклон к «жесткому» подходу побуждал меня воздерживаться намного чаще.