Хорошо, согласился я. — Мой груз еще возьмете и через часок следом за вояками ступайте. Микола слышишь?

Слышу, вояки чего-то оставляют. Все, взяли носилки, пошли. Трофейная команда, вперед!

Через двадцать минут тяжко груженая парочка повалилась рядом с Плаксой.

Это ты умно сделал, что пушку не попросил, заржал Микола.

Полторы тысячи патронов, из них шестьсот бронебойных, пять армейских бронников, пятнадцать аптечек и ящик тушенки.

Бляха-муха, и чего мы раньше с вояками не дружили, недоуменно протянул Дядька Семен.

На кордоне нам никто не поверит, сказал пацан.

Им поверят, ответил Семен, поглаживая броники.

Отдыхать. Через два часа за мостом я вам еще груза подкину с артефактами.

Я встал.

Плакса, ты как?

Плакса вздохнул и тоже встал. Всем своим видом он показывал, что только беспредельная любовь к человечеству и ко мне в частности подвигла его на этот подвиг.

Это ты в Смоленске будешь позы строить, на гражданке, а теперь ты в армии, бегом!

И мы побежали.

Все прошло штатно, за одним исключением. Герда категорически отказалась оставаться одна. Ей надо было посмотреть на всех членов стаи, кем пахло от Плаксы.

Ты сидишь в кустах, тихо-тихо. У нас там старый человек, собак боится. Он заорет, ты зарычишь, лучше позже познакомитесь.

Герда передачу груза контролировала из-за кустов. Мы с Плаксой свалили груз, забрали половину тушенки, пожали всем руки, помахали ушами.

Через три дня у моста! — крикнул, не оборачиваясь, Микола.

Мы с Плаксой переглянулись, тенью выскользнула из кустов Герда. Три дня. Пожалуй, нам будет, чем удивить народ через три дня. Все, домой. Война войной, а ужин по расписанию.

Штаб полка стражи.

Значит, группа капитана Омельченко задачу центра выполнила?

Так точно. Оба контейнера заполнены образцом. Попутно ликвидирована бандгруппа из восьми человек, принесено два гранатомета. Во время исполнения задания группа взаимодействовала со спецгруппой ОУН в составе шести человек, проследовавших в Зону 1 июня на двух машинах.

С этого места подробней, майор.

Да, я понимаю, начальник штаба потер подбородок. В звании он и контрразведчик дивизии были равны, но тот спрашивал, а он отвечал. — Прибыли на пост, предъявили гетманский указ «О содействии…». Заметьте, пан майор, за личной гетманской подписью и печатью. За трое суток с их стороны потерь нет.

На основании чего? — приподнял бровь контрразведчик.

Четверых видел вахмистр — сотника, двух сержантов и стажера, видимо из Академии. Сотник пить отказался, сославшись на предстоящий доклад Герде.

Следовательно, спецгруппа Кречета?

Вам виднее, пан майор, почему бравые сотники ОУН не пьют, — дипломатично ушел от ответа начальник штаба.

Госпиталь дивизии гетманской стражи.

По Вашему любезному приглашению, пан полковник.

Некогда мне, пан майор, в игры играть. Дело в капитане Омельченко.

В чем дело, пан доктор?

Кто ему оказывал медпомощь? Какими средствами они пользовались? Три пули в ногу, контузия, смещение шейных позвонков.

Безнадежен?

Можно выписывать прямо сейчас. У него, кстати, был хронический гастрит.

И что?

Может есть гвозди, посыпая перцем!

Здорово! Спасибо, пан доктор, но это не наш случай. Они работали с группой Кречета. Какие у них аптечки нам не скажут.

Это точно. Извините за беспокойство, пан майор.

Отдел контрразведки гетманской стражи.

Пиши. На участке Зоны, оперативное название «Темная Долина», приступила к работе группа ОУН под руководством проводника Кречета. Юго-западную часть «Темной Долины» считать контролируемой союзными силами. На карты нанести соответствующие обозначения.

Если я когда-нибудь высплюсь, то не в этой жизни, ни в этом месте и ни в этой компании. Возня в темноте переходила в битву титанов. Что-то скрежетало. Я подбросил на угли охапку валежника и заржал. Герда укоризненно посмотрела на меня. Картинка была еще та. Плакса проголодался и пошел на охоту. Быстро поймав банку тушенки, он вцепился в нее зубами, намертво заклинив себе пасть. Герда впала в растерянность.

Эх, вы, собаки, человек — царь природы, сообщил я стае. Быстро схватив Плаксу за нижнюю челюсть, я дернул ее вниз, снял банку с зубов и вытащил ее из пасти Плаксы. Герда подошла к банке и аккуратно перекусила ее пополам. В растерянность впал уже я. Герда встряхнула половинками банки, тушенка вывалилась на тарелку. Плакса прикатил носам еще одну банку и призывно замахал хвостом и ушами. Герда легко откусила ее дно. Плакса смел обе банки за минуту и жалобно смотрел на нас, ожидая добавки.

Спокойно, сказал я. — Раз не спим, значит едим.

Собачки обрадовались. После еды я провел осмотр продуктов. Два кг колбасы, двенадцать банок тушенки, упаковка риса в пакетиках, две пачки чая, конфеты, банка оливок, ящик водки. Через два дня костлявая рука голода покажет нам фигу.

Рргау был стар, слаб и очень голоден. Двенадцать раз он вступал в битву за право быть вожаком стаи. Один раз он бросил вызов, одиннадцать вызовов он принял от молодых псов. В последней драке он ошибся. Разорванное правое ухо и рана у позвоночника все время напоминали ему об этом. Второй день он следил за стадом кабанов, выгадывая момент для броска на маленького жирненького свиненка. Холодный комок внутри живота требовал еды. Если он не добудет мяса, сегодняшнюю ночь он вряд ли переживет. Бывший вожак скользнул из кустов к камням и замер. С противоположной стороны поляны шла стая. Неправильная стая. Их вожака надо было загрызть еще щенком. Три пса шли против четырех матерых кабанов, десятка взрослых свиней и несчитанного количества поросят. Сейчас их заметят и затопчут.

Заметили. Два кабана пошли по центру, лоб в лоб на среднего пса, один при поддержке двух двухсоткилограммовых свиней заходил сбоку на правого. Вожак — кабан сгонял все стадо в плотный клубок, копыта которого стерли бы в порошок и десяток псов.

Правый пес перестал быть псом. Он встал на задние лапы, выбросил вперед «железо» и раздался грохот. Кабан и свиньи, бежавшие к нему, завалились на землю. Раздался лязг и грохот возобновился. У одного из бегущих кабанов исчезла голова. У второго из бока полетели куски мяса, и хлынула кровь. Холодный комок внутри повел ноги, и старый вожак припал к горячей, дымящейся луже. Грохот раскатывался прямо над головой, но такие мелочи не отвлекали его от главного. От еды.

Грохот стих. Вожак посмотрел вокруг. Щенок теребил ногу кабана, пес без шерсти и с «железом» в руках возвышался слева и смотрел на него, а справа стояла самая красивая на свете, серебристая псица и смотрела на странного пса, ожидая его приказа.

Я посмотрел на старого подранка. Краше в гроб кладут.

Ну, ладно, Герда, не объест он нас, сказал я. Герда сморщила нос. «Делай, как знаешь» перевел я.

Все обедают, отдал я четкий и недвусмысленный приказ.

Герда на пару с Плаксой вцепились в среднего подсвинка. Через пять минут я понял, что мое представление о еде резко отличается от взглядов стаи. Плакса отвалился от еды первый, маленький еще. Я оглядел поляну хозяйственным взглядом. Тонны полторы мяса, подумал я. Холодильника у нас нет, следовательно, будем коптить и жарить. Это же чертова уйма работы. Через десять минут я соорудил три костерка, накидал в огонь свежего зверобоя и на ветках куста, на которые попадал дым, развесил двенадцать средних окороков. Старый пес посмотрел на меня с недоумением.

Будешь привыкать к копченому мясу, сообщил я. — Кстати, тебе же тоже нужно имя. Ну, это не трудно. В твоем возрасте и с твоей внешностью ты можешь быть только Акеллой. Теперь займемся тобой.

Уже привычными движениями я вырезал свалявшуюся шерсть вдоль раны, промыл рану водой и залил клеем.