Она попала в затруднительное положение. Ее смутило и что он сказал, и как он это сказал. Неужели он действительно считал, что выглядит отталкивающе?

— Я не считаю вас… — начала она, но остановилась, не зная, как сформулировать свою мысль, чтобы это не прозвучало как признание. — Я хотела сказать, что это не потому… Ох, не надо думать… — Она была совсем смущена, но смотрела на него с состраданием. — Вы не должны считать, что непривлекательны…

— Нет? — издевался он над ней. — Ну, в таком случае… — Он положил руки ей на талию, приблизившись к ней на один шаг, так что тела их соприкоснулись. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда она почувствовала его прикосновение: одна рука крепко держала ее за талию, а в это время другая блуждала по спине, затем поднялась к затылку; Луиза чувствовала прохладу его пальцев на своей горячей коже.

Луиза не могла унять дрожь. Она словно стояла на берегу, и ее неожиданно захлестнула высокая волна, смыла в море и, не давая пошевелиться, топила в яростном водовороте, слишком сильном, чтобы бороться с ним.

Луиза закрыла глаза, желая забыть обо всем на свете: о тихой студии, красивом саде за окном, о том, что могло предостеречь ее от безрассудного падения во власть чувств. Здравый смысл предупреждал ее об опасности, но сейчас она ничего не слышала. Ей хотелось испытать то, о чем она раньше могла только мечтать. Поэтому она не смогла оттолкнуть его, когда твердые губы накрыли ее рот, а только вздрогнула от удовольствия и обвила руками его шею, полностью отдаваясь поцелую.

Рукой, обнимавшей спину, он еще ближе прижал ее к себе; его губы уже стали горячими и требовательными. Он хотел ее. Она чувствовала, как бешено стучит ее сердце и пламя загорается внутри.

Но ее ли, Луизу, он хотел, или просто из-за того, что у него уже давно не было женщины, любая могла так сильно возбудить его? — шептал тонкий голосок из потаенных уголков ее сознания. Но она не хотела ничего слышать. Самое главное — сейчас он хотел ее, а причины ее не интересовали.

Все дело было в том, что сама она хотела его с первой их встречи, хоть долгое время и не могла понять, какие чувства испытывает к нему, прежде всего потому, что это было для нее впервые. Сначала Луиза полагала, что жалеет его, ее сердце сжималось от испытываемой им боли. Она много раз повторяла себе, что ее чувства к Закери Весту — это нормальные чувства, которые должна испытывать медсестра к своему пациенту, ведь и раньше она сострадала больным, за которыми ей приходилось ухаживать. В этот же раз к обычному состраданию примешивалось еще и чувство вины, поскольку она знала, что ее отец был виновником его состояния.

В действительности же она, оказывается, обманывала себя. Постепенно пришлось себе в этом признаться. Ее чувства к Закери Весту не имели ничего общего с жалостью. Корни лежали внутри ее самой. Она хотела его, хотела больше всего на свете.

Раньше она часто думала, что, возможно, она фригидна, неспособна на такую любовь, которую воспевают поэты, о которой композиторы слагают песни. Закери Вест доказал ей, что это не так.

Его губы неохотно оторвались от ее мягкого рта, но он не отпустил ее голову. Его губы скользнули вниз по щеке к шее, медленно оставляя поцелуи за ухом и спускаясь ниже, к ключице. Одновременно одной рукой он расстегивал пуговицы ее светло-голубого платья.

Луиза тем временем перебирала черные пряди его густых волос, закручивая их одну за другой вокруг своих пальцев.

Губы Закери сползли еще ниже, и она застонала от удовольствия. Он зарылся лицом между ее нежными маленькими грудями. Она почувствовала, что он повернул голову, и тут испытала необычайно волнующее ощущение — Закери коснулся ресницами ее соска.

Она затрепетала. Дыхание ее было затруднено, но, когда Закери начал ласкать языком ее грудь, она не сдержалась и издала протяжный крик.

Звук ее голоса отрезвил их обоих. Он словно разрушил чары, удерживавшие их. Закери замер. Мгновение спустя он, тяжело дыша, поднял раскрасневшееся лицо.

Ей не хотелось спускаться на землю из того рая, куда он вознес ее. Но она же не могла остаться с закрытыми глазами навечно. Неохотно открыв их, Луиза чуть не ослепла от холодного, но яркого зимнего света, как только что она чуть не ослепла от страсти. Дрожа всем телом, она рискнула взглянуть на Закери.

Сейчас его лицо побледнело от напряжения. Он резко отстранился, опустив руки вниз, но до сих пор дышал так, словно за ним гнались.

— Простите меня, — проговорил он глубоким охрипшим голосом. — Ради Бога, не смотрите на меня так! Вы дрожите, как кролик, загнанный в клетку. — Он протянул руку, словно желая дотронуться до нее, но в последний момент отдернул. — Не волнуйтесь, я пришел в себя. Это больше не повторится — вы можете наконец перестать дрожать! Я просто хотел поставить точку, все началось как дурацкая шутка. Мне не следовало даже прикасаться к вам! — Он прервался, отводя глаза, словно не осмеливаясь смотреть на нее. — Поверьте, переспать с вами — это последнее, о чем я думал.

Лицо Луизы горело. Ее переполняли боль и стыд. Она уставилась в окно, но перед глазами был сплошной туман.

Шутка? — униженно повторила она про себя. Для него это было всего лишь шуткой?

— Я потерял над собой контроль, — произнес он низким голосом. — Вы же медсестра, наверное, знакомы с психологией — может быть, вы поймете, что произошло в моей голове. Я разозлился и поцеловал вас потому, что вы жалели меня, а это приводит меня в бешенство. Но как только я собрался отпустить вас, я вспомнил кое-что… кое-кого…

Луиза оцепенела. Он думал о ком-то, когда целовал ее? Она почувствовала, что вот-вот заплачет.

— Вот почему я потерял над собой контроль, — объяснил он осипшим голосом. — Это безумие; я понимаю, что это глупо — продолжать думать об этом… о ней…

Луиза вела отчаянную борьбу со слезами, она не могла допустить, чтобы они все-таки вырвались наружу. Но вместе с тем она внимательно ловила каждое его слово. О ней? Кого он имеет в виду?

— Я даже не знаю ее. Ни имени, ни где она живет. Я не знаю о ней ровным счетом ничего! Я видел ее только однажды, издалека, но… — вздох вырвался из его груди, — но ее образ преследует меня. Вы понимаете?

— Да, — прошептала она сквозь собственную боль. — Да, понимаю. — Она и правда понимала, причем даже лучше, чем он мог себе представить. С их первой встречи его образ преследует ее, и с каждым днем это наваждение только крепнет.

— Правда? — Он смотрел на нее с сомнением. — Если бы кто-то раньше сказал мне, что я буду испытывать такие чувства к незнакомой женщине, то я рассмеялся бы ему в лицо. Это какая-то болезнь, и я не могу избавиться от нее. Я знаю, что это у меня в голове, это мираж. Я сотни раз повторял себе это. Разве не сумасшествие — влюбиться в девушку, с которой ты даже не разговаривал? В конце концов, что я знаю о ней? — Он нервно шагал взад-вперед по комнате, засунув руки в карманы потертых голубых джинсов.

Луиза молча наблюдала за ним, покусывая нижнюю губу и сдерживая предательские слезы.

Закери рассмеялся.

— Судя по тому, что я знаю о ней, она самая большая зануда на свете. А может быть, она тощая, как доска, или невыносимая кокетка, а может, она вообще замужем и мать двоих детей! Я перебрал все возможные и невозможные причины, по которым мне следует навсегда забыть о ней, но я не могу забыть. Она приходит в мои сны каждую ночь; я просыпаюсь с мыслями о ней.

Луиза и не думала, что можно испытывать такую боль. Голос, напряжение, владевшее его бледным лицом, — все это заставляло ее ревновать так сильно, что она готова была закричать.

— Я видел ее только однажды, — повторил он. — Глупо… — Он остановился и посмотрел на Луизу. Его веки были полуприкрыты, так как свет, проникающий через высокие окна студии, невыносимо резал глаза. — Глупо, — еще раз повторил он. — Это произошло тем вечером; возможно, всего лишь совпадение, или именно поэтому я не могу забыть ее?

Каким-то образом Луизе удалось заговорить, хотя она почти не владела своим голосом: