— Я счастлива, мам, — успокаиваю я ее. — И я любила Кайла. Просто он не был тем единственным.

— О, я знаю, что не был. Я это знаю. Ты все сделала правильно. Но когда ты встретишь того единственного, я не хочу, чтоб ты сбежала. Не хочу, чтоб ты боялась. Любовь это то, за что стоит бороться.

Я закатываю глаза.

— Опять же, мама, я не боюсь любви. Я люблю любовь.

Просто получилось так, что секс и веселье я люблю больше.

Она внимательно следит за мной.

— Хорошо. Просто я пытаюсь сказать, что, несмотря на то, что я люблю твоего отца, и никогда не буду без него прежней, хорошее значительно превышает плохое. Даже если бы я знала, что потеряю его, я бы все равно выбрала влюбиться. Я ни о чем не жалею. Просто хочу, чтоб ты знала, чтоб поняла, даже если ты теряешь любовь, по-настоящему она не уходит. Она навсегда остается внутри тебя. Риск в любви всегда стоит этого.

Я вздыхаю, чувствуя тяжесть в груди.

— Хорошо, хорошо, — говорю я, не уверена, что еще можно добавить. Я знаю, как должно быть выгляжу в глазах мамы, всегда одна с тех пор, как бросила Кайла. Но клянусь, я не боюсь любви. Просто для меня никого нет, и я с этим смирилась. Если вы не можете найти мужчину, с которым вы можете разделить свое сердце, что ж…разделите с ним свою вагину.

Конечно, на данный момент я так не делаю. Может быть, поэтому я так накручиваю себя.

Я оставляю маму и еду обратно в город, в голове звучат ее слова. Она говорит мне не бояться любви, но у меня в голове не укладывается, как она может говорить подобное. Она сказала, что никогда не будет прежней без отца…как это может не напугать вас? Как вы можете просто продолжать двигаться с этой потерей, верить в любовь, даже если она оставила вас? Подобная сила надежды и веры ошеломляет.

В эту ночь я едва ли сплю. Не только из-за того, что сказала мама. Это мои нервы. Глупые нервы. Не могу вспомнить, когда я была так возбуждена. Обычно я не нервничаю.

И все же вот она я, нервная и дерганая, думающая о завтрашнем интервью, чувствуя давление, которого не было раньше.

Когда я просыпаюсь, все еще ощущаю тревогу. Еду на работу с таким чувством, будто проглотила электрический шарик. Я так и провожу полдня, пока не наступает время обеда, и тогда ощущения усиливаются. Я практически выпрыгиваю из кожи.

Должна признать, волнение, даже по такому простому поводу, опьяняет. Я решаю смириться с этим и думать о хорошем. Я собираюсь покорить этого мужчину. Взять лучшее интервью за свою жизнь. Ну, до сих пор это было моим единственным интервью.

Я хватаю сумку и направляюсь в туалет, чтобы убедиться что выгляжу как надо. Я одета в узкие черные капри с мокасинами в черно-белую полоску и шелковую блузку цвета баклажан, которая лишь показывает намек на ложбинку. Волосы распущены, длинные и волнистые, и так блестят, что напоминают мне бассейн нефти (благодаря моим утренним стараниям). Мой отец родом из Исландии (на самом деле там мои родители и познакомились), и хотя от мамы я унаследовала густые черные волосы, от отца мне досталась их волнистая текстура, которая при малейшей влажности отправляется в самоволку.

Я выгляжу респектабельно. Может быть даже горячо, особенно если перебросить волосы через плечо, и накрасить губы влажным блеском. Надеюсь, он воспримет меня всерьез и в то же время захочет со мной переспать.

Я делаю некоторые последние корректировки, игнорируя сообщения от Николы и Стефани и Брэма, которые желают мне удачи (и, следовательно, делают это большим делом, чем есть на самом деле) и иду через трамвайные пути к зданию пароходства.

Blue Bottle Coffee своего рода мекка хипстеров, и подозреваю, там сейчас куча народу. В кафе мало сидячих мест, но я надеялась, как только мы возьмем кофе, то выйдем на улицу, чтобы посмотреть на паромы и мост через Залив. Имею в виду, сделаем вид, что будем смотреть на паромы и мост, в то время как я буду рассматривать его задницу. Спасибо тебе Господи за темные очки.

Но хоть убейте, я нигде не вижу Лаклана.

Я вытаскиваю телефон из сумочки, чтобы проверить, но на экране ничего нет, только обои с Orphan Black. Я встаю в очередь за кофе и надеюсь, что меня не продинамили.

Я уже почти у кассы – пять минут, и я уже хочу избить всех палочками для перемешивания кофе – когда я чувствую чье-то присутствие рядом. Это больше, чем присутствие. Это ощущение присутствия затмило все остальное.

— Кайла? — лишь одно грубое слово с шотландским акцентом, и у меня снова текут слюни.

Держи себя в руках, сохраняй спокойствие.

Я поворачиваюсь к нему лицом. Поднимаю глаза. Выше. И дарю ему самую большую улыбку в мире. Удивительно, как у меня еще язык не вывалился изо рта.

— О, привет! — говорю я с излишним энтузиазмом. — Лаклан, верно?

Он хмурится. Очевидно не впечатленный моей неловкостью.

— Э, да. Сожалею, я опоздал. Я плохо знаю город.

Знаю, я должна отвести взгляд. Сказать что-нибудь. Может: Нет проблем. Что будешь пить?

Но я не могу. Я поражена этим мужчиной. Я словно желе или воск и другие мягкие, пластичные вещества. Когда я рядом с Лакланом МакГрегором, я не Кайла Мур.

Так что я глазею на него. Черные джинсы сидят отлично, темно-серая фланелевая рубашка, выглядящая достаточно уютно, чтобы можно было в ней спать, подчеркивает широту его груди и плеч. При естественном свете его глаза светлее, больше серо-зеленые, как вода в заливе Сан-Франциско. Чем больше он хмурится, тем больше мне нравится, как морщится его слегка загорелый лоб, и его пересекают глубокие, неровные линии. У меня такое чувство, будто меня проверяют. Пристально разглядывая. И он выглядит грубым. Опасным. Я хочу, чтоб он рассказал все свои секреты.

— Мисс?

Я едва слышу, как кто-то зовет меня. Лаклан смотрит мне через плечо, а затем наклоняет голову ко мне.

— Тебя зовут, — говорит он с сильным акцентом.

— Да? — кокетливо спрашиваю я.

Он дергает подбородком в сторону бариста у стойки.

— Твоя очередь.

Точно. Он об этом. Я снова улыбаюсь, понимая, это полный провал. Вот тебе и попытка быть сексуальной.

Я поворачиваюсь и обращаю свое внимание на бариста. Быстро заказываю миндальное латте для себя.

— Ты что будешь? — спрашиваю Лаклана.

— Чай, черный, — отвечает он.

— Ооо, черный чай, рискуешь, — дразню его я.

Он не улыбается в ответ. Просто нахмурившись смотрит на меня, будто я слишком глупа, чтобы выжить.

Ну, разве все идет не отлично? Я напоминаю себе, я здесь не для того, чтобы понравится Лаклану, быть сексуальной, милой, смешной или такой, как обычно бываю. Я здесь чтобы написать о дурацкой благотворительности Брэма. И снова мысленно проклинаю этого шотландца.

Оплачиваю заказ и отхожу в сторону пока мы ждем наши напитки.

Лаклан запускает руку в карман джинс и достает две мятые купюры, протягивая их мне.

— Что это? — спрашиваю я.

— За чай, — хрипло говорит он.

— Спасибо, — отвечаю я, — но я угощаю. Не беспокойся.

Он что-то ворчит и идет к стойке, засовывает деньги в банку для чаевых, получая благодарное спасибо от загруженного баристы.

К счастью, он сразу же получает свой чай, и мой латте почти готов, так что нам не надо неловко стоять и думать, что же сказать. Я провела все утро, придумывая вопросы, которые собираюсь задать ему, но теперь, когда он здесь стоит передо мной, я едва могу вспомнить, где я работаю

— Итак, — говорю я, мечтая, чтоб вопросы были написаны в моем телефоне, а не в блокноте. Который я забыла в офисе. Конечно же. — Не хочешь прогуляться на воздухе?

Он кивает, делая глоток чая, его глаза смотрят куда угодно, кроме меня.

Я прочищаю горло, и мы уходим из кафе и идем мимо магазинов. На самом деле это отличное место, чтобы встретить кого-то, кого ты не знаешь – здесь есть на что посмотреть.

Но, конечно же, все, что я хочу сделать, так это смотреть на него, хоть я и чувствую, что мои глаза, блуждающие по нему, это не совсем достойно. Просто трудно вести себя по-другому идя рядом с таким зверем. Я чувствую себя такой маленькой.