— Димка-а! Ты где-е-е?

Это звала Валя. Ее тоненький силуэт чернел на фоне разгорающегося костра.

Дима не ответил. Нагнувшись, он рассматривал камень. Провел по нему рукой… Выпрямился, закричал:

— То-ва-ри-щи! Скорее сюда! Захватите фонарь! Скорее!

Три тени отделились от костра, побежали.

— Что такое? В чем дело?

Первым примчался Федя. Дима выхватил у него фонарик, осветил каменную плиту… Вырванный из темноты, как на экране волшебного фонаря, ясно выделялся вырезанный на гладкой поверхности рисунок:

— Мда-а!.. — капитан вынул блокнот. — Это что — египетские иероглифы? Мореходов молча пожал плечами — он срисовывал рисунок.

Слепой мрак поглотил все пространство, и только узкий треугольник, в котором сияли еще бесконечно далекие звезды, остался от мира. Яркая и потому казавшаяся одинокой звезда сверкала в вершине треугольника. Дима смотрел на нее не отрываясь; ему казалось, что она погаснет, как только он перестанет на нее смотреть.

Но внизу, куда Дима не смотрел, что-то происходило: там рождались красные искры, взлетавшие вверх и угасавшие, не долетев до звезды. Желание узнать, что там происходит, неудержимо росло, пересиливая опасение, что погаснет одинокая звезда, и Дима наконец оторвал от нее взгляд и посмотрел в основание треугольника.

Там был человек. Он сидел, одинокий и неподвижный, и багровое печальное пламя колыхалось перед ним.

Родился звук. Дима не мог отдать себе отчет в его характере и происхождении и воспринял его отвлеченно, только как нарушение тишины. Но человек зашевелился и стал вдруг похож на… Федю!

Дима понял, что он уже проснулся и смотрит в треугольный вырез палатки, а человек — это Федя, и он с какой-то непостижимой безуспешностью воюет с костром— собранные им головешки тотчас же рассыпаются, и костер разваливается снова и снова…

Дима выбрался из палатки.

Что ты тут возишься? — спросил он тихо.

Я тебя разбудил?.. Понимаешь, чертовщина какая-то… Сперва все было хорошо, а теперь — смотри, что получается… Надо же было придумать — развести костер на бугре!

На бугре?

Ну да… Разве здесь что-нибудь удержится?

Действительно, под костром был бугор. Самое удивительное, что он словно бы увеличивался! Дима протер глаза, но бугор все-таки продолжал расти.

Появился капитан.

Ни Дима, ни Федя не видели, чтобы он выбирался из палатки: может быть, его там и не было и он не спал в эту странную ночь?..

— Что тут у вас?..

Светало. Ночь растворялась в чистый и прозрачный полусумрак, костер потух, и только отдельные угли светились еще, подергиваясь пеплом.

Валя, разбуженная голосами, присоединилась к друзьям.

Все четверо стояли, ошеломленные невероятной картиной: бугор вспучивался, одновременно распространяясь в ширину… Вот и край палатки шевельнулся и приподнялся. Узкая, ломающаяся трещина пересекла растущий холм, тотчас появилась вторая, третья… Послышался негромкий треск разрываемых корней, шелест сдвигаемой земли. Темный красновато-бурый купол поднимался из недр разорванного, как лопнувший пузырь, холма.

— Так это… — закричал Федя, — знаете, что это! Гриб!

Да, Федя не ошибся — темный купол был всего лишь шляпкой гриба… Правда, гриб этот был чудовищно велик, но только этим и исчерпывалась необычность происходящего, по существу же все было естественно и просто: вырос гриб.

Над озером, скользя по поверхности, поднимаются струйки пара, кружатся невысокими спиралями, стелятся тонким облаком. Облако расширяется, выходит на берег, обволакивает деревья, проскальзывает в лес. Шапка гриба исчезла под ним. Деревья растут будто прямо из тумана.

— Сегодня ночью я, кажется, разгадала, что на камне… — тихо сказала Валя.

Как это они забыли об удивительной находке? Весь вечер допоздна говорили о ней, стараясь разгадать тайну иероглифов, и вдруг — забыли! Из-за гриба, конечно. Больно невероятно возник этот гигант! Вот его купол появляется уже над туманом…

Ослепительно яркие стрелы пронзили листву, туман быстро рассеивался. Лес наполнился свистом, щелканьем.

Капитан пристально посмотрел на девочку.

— Разгадала, говоришь? У меня тоже есть кое-какие соображения… Пойдем сверимся.

Камень от росы казался матовым, в вырезах рисунка — капли.

Так что же это, по-твоему?

Это… — Валя привычным движением откинула со лба прядь волос, закусила губу. — Рисуночное письмо!

Думаю, что ты права. Это так называемое идеографическое письмо. Древнейший вид письменности. Здесь нет ни букв, ни других грамматических знаков — идеограмма передает не звук, не слог и даже не слово, а понятие, мысль. Так что же ты здесь прочла?

Это вот, внизу — волны, океан… На нем — остров. Слева — молодой месяц, справа — месяц в последней четверти… Это — начало и конец… Так? — Валя подняла глаза на капитана. Он кивнул несколько раз:

А волнистые линии?

Течет вода… Бег времени!

Черточка?

Понял!.. Ей-богу! — Федя подпрыгнул и, сильно оттолкнувшись, сделал классическое сальто-мортале. — Димка, а ты понял?

Гладкая поверхность камня словно бы ожила — рисунок рассказывал простую и печальную повесть…

Интересно, когда все это было?

Друзья, мы отыщем следы этого человека. Во что бы то ни стало! Это наш долг!

Свинцово-серым хищным корпусом «Фэймэз» рассекает волны Индийского океана. Скалистый берег далекого острова встает на горизонте. В средней надстройке матросы ремонтируют временно заделанные во время шторма повреждения.

На мостике — трое. Рядом с сутулым капитаном Клайд Годфри кажется невысокого роста. Зато его лицо — розовое, с аккуратно подстриженными усиками — в сравнении с желтыми впалыми щеками и острыми скулами Уэнсли выглядит еще более цветущим. Третий — Том Кент. Его не узнать — светлый тропический костюм, ярко-лиловая в крупную клетку сорочка, в золотых зубах — сигара… И только глаза — бесцветные, блуждающие глаза арестанта, которого еще так недавно привели к шефу…

Клайд взглянул на Кента, затем — на капитана. Указал на горизонт:

— То. что нам надо?

Уэнсли не ответил — скупо кивнул головой. Подошел к машинному телеграфу, переставил ручку на «Средний вперед». Зазвенел звонок, стрелка показала: «Команда принята».

Клайд снова посмотрел на Кента. Брезгливо скривил рот:

А вы опять нализались!.. Я же вам приказал…

Что вы, сэр! — стеклянные глаза забегали. — Только самую малость: стаканчик «Уайт хорс» с содовой… По случаю благополучного, так сказать, прибытия… Не извольте беспокоиться — Том Кент не подведет!

«Фэймэз» на малых оборотах обогнул западное побережье острова. За четырехугольным мысом он проскользнул в тесную расщелину и бросил якорь в крошечной бухте, окруженной отвесными скалами. Лишь в одном месте они словно бы нехотя расступились, образуя узкий коридор. Сюда и подошла шлюпка с двумя пассажирами.

Годфри и Кент спрыгнули на берег. Матрос передал им автоматы, рюкзаки, багром оттолкнул лодку. Годфри взглянул на часы — 9.07…

По крутому подъему, заваленному валунами, осыпями галечника, поднялись на береговой хребет. Том Кент грузно опустился на камень, открытым ртом судорожно ловил воздух… Знаком показал: постойте.

— Меньше бы лакали виски! — буркнул Клайд, осматриваясь. Достал карту, сверился с местностью: внизу, за хребтом — долина, ее полукругом замыкают холмы. За ними — горы… — Туда, что ли?..

Кент кивнул. Махнул рукой на юго-восток. Немного отдышавшись, встал.

Будь я проклят во веки веков!.. Вы забываете, что мне не тридцать пять лет! Куда гоните?.. Можете быть уверены — я туда тороплюсь не меньше вас…

Ну как, пришли в себя? — Не дожидаясь ответа, прыгая с камня на камень, Клайд начал спускаться к долине.