Тогда же впервые на стол начальника Киевского губернского жандармского управления Василия Дементьевича Новицкого легла докладная записка: «…обращает на себя внимание на лекциях и практических занятиях по политической экономии у профессора Пихно (на 1-м курсе юридического факультета) студент Моисей Урицкий, который, оппонируя профессору, высказывает социалистические идеи…»

Зима прошла быстро. Урицкий с каждым днем все больше овладевал искусством пропаганды, основной задачей которой теперь было научить кружковцев делать из услышанного практические революционные выводы.

К этому времени «Русская социал-демократическая группа» шла к объединению с польской социалистической группой, одним из кружков которой теперь руководил Урицкий.

«Его внешность, — рассказывал в своих воспоминаниях И. Н. Мошинский (Юзеф Канарский),[2]бросалась в глаза: малорослый, кругленький, со щурящимися насмешливо глазками, он выделялся из толпы студентов, наводнявшей университетские коридоры, совершенно необычной походкой. Моисей Соломонович, которого мы в польской группе прозвали за недюжинный ум и проницательность, за его столь ценную для революционера практическую сметку и остроту ума „Соломоном“, передвигался быстро, как шарик, мерно раскачиваясь, как маятник, и в этом отношении представлял, к сожалению, прекрасную мишень для филеров. Но он с необыкновенной ловкостью дурачил их и — надо отметить — действительно был выдающимся конспиратором».

Высказав идею объединения всех социал-демократических сил в Киеве, «Русская социал-демократическая группа» предложила совместно подготовить и провести первую тайную маевку.

Это было решено обсудить в мастерской Ювеналия Мельникова, собрав всех руководителей социал-демократических кружков. Дата сбора — первое воскресенье апреля, время — двенадцать часов дня.

Когда Урицкий прибыл в условленное время на Большую Дорогожицкую, № 13, он там застал Чорбу, Эйдельмана и доктора Сарцевнча — представителя ППС (Польской партии социалистической), в состав которой студенческая польская социалистическая группа Урицкого не входила. Без опоздания явились и остальные руководители кружков. Разговор о необходимости провести маевку начал Мельников. И сразу выявились разногласия. Старшие считали, что на маевке достаточно быть Ювеналию Мельникову и доктору Сарцевичу как руководителям социал-демократических групп.

— Рабочая маевка не останется без внимания жандармского управления. Ювеналий Мельников ни в коем случае не должен принимать в ней участия, так как он состоит под полицейским надзором как бывший политический заключенный, — сказал Эйдельмап. — А мне быть там необходимо.

— Я думаю, что на маевку придут прежде всего рабочие железнодорожник мастерских, наши кружковцы, — поднялся Урицкий. — А с ними нужно быть мне.

— Насчет Мельникова согласен с Эйдельманом, — сказал Чорба, — но и Урицкому не следует идти, как, впрочем, и всем студентам — руководителям рабочих кружков. Если маевка окажется в поле зрения полиции, будут поставлены под удар наши пропагандисгские силы. Самым правильным будет поручить проведение маевки мне и Эйдельману.

— Вы забыли про нас, — вскочил с верстака представитель ППС доктор Сарцевич. — Кому же, как не нам, нужно быть вместе с рабочими-железнодорожниками?

Единогласно было решено: руководство первой тайной маевкой поручить Борису Эйдельману и «агенту» ППС доктору Сарцевичу.

1 мая 1891 года маевка состоялась в Кадетской роще под Киевом. Собралось человек двадцать активистов социал-демократических кружков. Главным образом — рабочих железнодорожных мастерских. Но на маевку пришел один человек, внешне напомипавший рабочего, но которого никто из активистов не знал. Был ли он действительно рабочим одного из киевских промышленных предприятий, пришедшим на маевку по собственней инициативе, установить оказалось трудно. А что, если это полицейский агент? Борис Эйдельман принял решение революционные речи отменить, свести маевку к празднованию Первого мая с народным гуляньем, песнями и танцами, благо с некоторыми рабочими пришли жены.

Как сообщил Эйдельман на очередной встрече в мастерской Мельникова, несмотря на присутствие подозрительного лица, рабочие остались маевкой довольны. Во-первых, почувствовали свое единство, общность, во-вторых, удалось провести полицейских ищеек.

Разбившись на группы, в которых были только свои, участники маевки поговорили о борьбе с хозяевами за улучшение условий жизни и труда.

После маевки польская социалистическая группа Урицкого полностью слилась с «Русской социал-демократической группой».

Однажды, глядя на Урицкого серьезными глазами, Эйдельман сказал:

— Моисей, тебе придется заняться доставкой для пропагандистов нелегальной политической литературы.

Урицкий давно ждал какого-либо серьезного поручения. Да и сам знал, как остро ощущается нехватка политической литературы даже в Киеве. Урицкий в это время уже заканчивал первый курс университета, приближались летние каникулы — значит, ничто не мешает поездкам по югу России для транспортировки политической литературы в различные социал-демократические организации.

И Моисей Урицкий мог только поблагодарить Бориса Эйдельмана за столь ответственное поручение. Он купил костюм-тройку, отпустил усики, чтобы стать похожим на купеческого сынка, разъезжающего по делам родителей, но сообщение Берты о внезапной смерти матери заставило срочно выехать в Черкассы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Умерла мама. Моисей пытался вызвать в себе горькое чувство сиротства, но оно не приходило. Для него всегда роль мамы исполняла Берта. А мама? Мама над всем и над всеми.

Так было до того момента, пока он не сошел на дебаркадер черкасской пристани и не встретил Берту. Сестру трудно было узнать: непрнчесана всегда такая аккуратная голова, мелово-белый, покрытый капельками пота лоб. Исхудавшая, как после долгой болезни, она припала к плечу брата и дала волю слезам. Острое ощущепие утраты перешло от Берты и к Моисею. А еще родился жгучий стыд: как он мог взвалить на хрупкие сестринские плечи все заботы о доме, о стареющей матери, а теперь вот о похоронах со всеми сложнейшими религиозными обрядами. Отделался подтверждением, что все вопросы наследства доверяет решать старшей сестре.

— Берта, чем я могу тебе помочь? — спросил Моисей.

— Чем? — Берта задумалась. — У тебя все лето свободно. Вот если бы ты смог съездить на закупку леса, получить деньги за проданный товар!

«Съездить на закупку леса». Ворочаясь без сна на своей юношеской постели, Моисей мысленно сопоставлял два задания: Эйдельмана и Берты. Утром он назвал сестре места, намеченные Борисом на карте Малороссии. Оказалось, что среди них были и те, из которых лес поставлялся в Черкассы.

Через несколько дней с доверенностью на закупку леса агент Моисей Урицкий выехал из Киева в деловую поездку. Вот теперь и Борис, и Мельников, и даже Чорба могут сказать, что молодой Урицкий обладает необходимыми для настоящего революционера конспиративными способностями.

Кременчуг и Полтава были первыми пунктами, куда просила заехать Берта по лесоторговым делам. Там же находились и политические кружки, в которые Борис отсылал брошюры Плеханова.

До Кременчуга Моисей добрался привычным водным путем. Теперь молодой «купец» знакомился с пассажирами, расспрашивал о ценах на лес. Но палубные пассажиры, только что о чем-то громко спорившие, завидя приближение одетого в тройку «барина» с модными усиками и отцовской цепочкой от часов в жилетном кармане, тут же смолкали. Мужики деланно зевали и начинали говорить о погоде и видах на урожай.

Когда впереди показался Кременчуг, мерное шлепанье пароходных колес стихло, и скоро пароход мягко пришвартовался к пристани.

Народ столпился у сходни и, едва она коснулась дебаркадера, хлынул на берег. Урицкий заметил на берегу двух жандармов и, несмотря на полную легальность своей поездки, почувствовал неприятный холодок у сердца, где хранился пакет с брошюрами. «Поначалу всегда боязно, потом привыкаешь», — вспомнились слова Бориса. Он выпрямился и, не глядя на застывших, словно в стойке, жандармов, двинулся к выходу.

вернуться

2

Польский социал-демократ, участник революционного движения в Киеве в копце 19 в.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: