— Ты прав, старый Ту, — согласился царь, оправляя на себе прекрасные одежды. — Я хочу узнать имена преступников, а посему буду вести себя как ни в чем не бывало. Слава Валке, ждать осталось совсем недолго. Идем же скорее в пиршественный зал!

Фанфары возвестили о том, что царь древней Валузии прибыл в пиршественный зал, чтобы отпраздновать со знатнейшими и благороднейшими людьми страны, а также послами дружественных держав праздник великого Хотата. Гости стоя приветствовали царя восторженными криками:

— Славься царь Валузии, Кулл, мудрейший и справедливейший из всех царей!

— Хвала Валке и Хотату, что послали Валузии такого бесстрашного и мужественного царя!

— Да пребудет во веки веков царь Кулл в добром здравии, а царство его пусть процветает и богатеет!

Но не все восхищенно смотрели на рослого и красивого мужчину в золотых парчовых одеждах и царским мечом в роскошных ножнах, не все восторженно приветствовали его, некоторые цедили хмуро сквозь зубы, так что сами расслышать почти не могли:

— Да будь ты проклят, кровавый тиран! Смерть царя Борны жаждет отмщения ненавистному убийце!

— Позор для древней Валузии, что варвар восседает на ее троне!

— Смердячий узурпатор с грязных языческих островов!

Куллу было совершенно наплевать, как на лживые льстивые речи, так и на искренние ненавистные взгляды врагов. Большинство врагов способны были лишь бросать яростные взгляды, да бессильно цедить сквозь зубы проклятия, в честный бой — меч против меча, сила против силы, они вступать не отваживались и потому служили валузийскому царю верой и правдой. Самое смешное, что им царь доверял порой даже больше, чем тем, кто восторженно расточал ему похвалы и здравицы. И почему-то Кулл был уверен, что отравителем окажется совсем не тот, кто отводит хмурый взор, а тот кто восхищенно приветствует его с благостной улыбкой.

Кулл сел на точное, только значительно меньшее, подобие Топазного Трона во главе огромного стола. Вернее, к главному столу, у которого были приготовлены места царю, его сановникам и ближайшим друзьям, а также послам самых могущественных держав, были приставлены семь длиннейших столов, по обе стороны которых и рассадили дорогих гостей.

По правую руку от царя сел советник Ту. Кресло по левую руку было оставлено для Брула, а следующее занимал посол пиктов Ка-ну, которому Кулл был многим обязан и очень любил старика, за живой ум и многие знания прощая ему маленькие слабости, такие как излишнее пристрастие к вину и слабому полу.

Собравшиеся на пир гости по приглашающему знаку царя сели в кресла, многочисленные рабы проворно наполнили всем кубки прекрасным янтарным вином, один запах которого мог вскружить голову. Все смотрели на царя Валузии.

Наступило решающее мгновение. Кулл поднял свой кубок и все последовали его примеру.

— Я поднимаю этот золотой кубок с прекрасным вином, — громким, полным непередаваемого достоинства, голосом произнес царь, — за древнего покровителя Валузии — великого Хотата, единоутробного младшего брата могущественного Валки, которого в Валузии чтили с незапамятным времен и почитать будут всегда. Да не оставит Хотат без своего великодушного покровительства прекрасную Валузию и дружественные ей страны, да будет славиться имя Хотата в веках! В честь него я опорожню сейчас этот кубок до дна и кто из моих дорогих гостей думает так же, как я, пусть последует моему примеру!

Почти все гости не впервые оказались за царским столом и уже привыкли к лаконизму его тостов. Все в один голос вторили: «Да будет славиться имя Хотата в веках!» и приложились к серебряным кубкам из древнего сервиза валузийских царей. Не все, подобно могучему атланту смогли одним залпом осушить столь приличную порцию холодного терпкого вина, но отпить хотя бы до половины каждый посчитал своим долгом.

Кубки звякнули о дерева стола, гости потянулись к огромным серебряным блюдам с искусными яствами, над которыми с самого восхода солнца трудилась целая армию опытнейших царских поваров.

Кулл поставил царский кубок на стол, но даже не посмотрел на золотую тарелку, полную заботливо уложенными рабами изысканнейшими закусками.

Семь человек дружно встали в разных концах огромного пиршественного зала.

— Да будь ты проклят, мерзкий узурпатор, убийца царя Борны, в чьих жилах текла благородная кровь древних владык Валузии! — с пафосом воскликнул старик с длинной седой бородой.

Веселые возгласы в зале мгновенно затихли, все посмотрели на седобородого, по гербу узнав в нем одного из аристократов города Грелиманус, что у дальних юго-восточных границ Валузии.

— Радуйся, изверг, последние минуты! — продолжал старец. — Сейчас ты умрешь и будет на то воля великих древних богов, которых ты оскорбил, оставив их имена в беспамяти и прославляя лишь одних Валку и Хотата, которые были лишь дальними потомками великих богов, покровительствовавших Валузии. Ты испил чашу терпения до последней капли и гнев древних богов пусть обрушится на тебя, поганый варвар, выходец из разбойничьей Атлантиды. И пусть мучения твои перед смертью будут ужасны!

Мрачная тишина повисла в просторном зале, до того полного радостных воскликов и женских улыбок.

Кулл смотрел на старика, прищурив глаза, вспомнив, как на редких советах, на которые этот аристократ соизволял явиться, он всегда был источником свар и нудных споров. Кулл давно хотел прихлопнуть его могучей ладонью, как надоедливую козявку, и лишь уважение к сединам не позволяло царю исполнить желаемое.

— Ешьте же, гости проклятого древними богами тирана, пришедшие поклониться и возрадовать узурпатора. Ешьте эти яства, потому что это последнее, что вы видите в своей жизни! Вино было отравлено божьим провидением, рука человека лишь направлялась им, и не успею я договорить, как все вы падете от праведного гнева истинных богов!

Раздался женский визг, кто-то в ужасе бросил прямо на стол серебряный кубок, разбрызгивая изысканное вино, кто-то отпрянул, опрокинув резное кресло, кто-то бросился к дверям в сад, на воздух, чтобы стошнило, а кто-то замер, не в силах пошевелиться, словно высеченная из белейшего мрамора статуя.

Праздничный зал вмиг наполнился страхом, криком и тревогой, точно сама смерть явился требовать свое место за накрытым столом.

Посол пиктов в Валузии Ка-ну, посмотрел на вполовину опустошенный кубок в своей руке, и, верно подумав, что раз все равно умирать, то хоть перед смертью урвать еще чуточку удовольствий, бесстрашно влил в себя остатки вина.

— Успокойтесь! — перекрыл крики ужаса мощный уверенный голос царя. — Я не позволю никому в мире напоить моих гостей отравленным вином. Я сам пил, вот мой пустой кубок, но я здоров, как всегда — смотрите на меня!

Все, словно зачарованные звуком его спокойного голоса, посмотрели на царя.

На лице Кулла не было ни малейшего признака тревоги или волнения.

Потихоньку все успокоились, лишь седобородый грелиманусец, гневно тыкал в царя скрюченным от старости пальцем, унизанным перстнем с благородным черным опалом.

— Будь ты проклят, варвар, ввергающий древнюю Валузию в пропасть распутства и порока, изверг! Да будет проклято имя твое и потомков твоих до самых последних времен, когда всю землю скуют вечные льды и замрет всякая жизнь. Сгинешь ты все равно, мучимый страшными огненными болями и кровь твоя по капле ссохнет и тело сморщится до клочка никому не нужного пуха!

— Келькор! — не обращая внимания на проклятия старца, позвал царь. — Взять его под стражу. Вы наблюдали, кто не пригубил из бокалов, всех заметили?

— Да, мой царь, — склонился в поклоне военачальник Алых Убийц,

— Восемь человек после вашего тоста в честь великого Хотата, поставили свои кубки на место не коснувшись губами вина.

— Садитесь на места, гости дорогие, — обратился ко всем присутствующим царь Валузии. — Вино была предусмотрительно заменено. Вы пили неотравленный напиток и, надеюсь, по достоинствам оценили его бесподобный вкус. Но все вы могли действительно корчиться сейчас в предсмертных муках, поскольку злоумышленники подло отравили вино, приготовленное на сегодняшний пир, собираясь отправить в Царство Теней меня и моих друзей, собравшихся здесь. Чистая случайность, а скорее милость великого Хотата, чей день мы сегодня празднуем, уберегли нас от неминуемой смерти. И сейчас мы допросим злоумышленников, целиком выдавших себя, поскольку не пригубили вина, которое, как они думали, было отравлено. А пока пусть рабы наполнят кубки вновь и выпьем за Хотата, уберегшего нас от жуткой и бесславной смерти.