После ленча Мидж убрала посуду, а Нэнси разложила на кухонном столе карты и маршруты полетов.
– Мне очень хочется самой возить Колина на скачки, и скоро я решусь, если вы поможете...
– Конечно.
Она склонилась над столом, темные волосы рассыпались по щекам. “Не привыкай, – сказал я сам себе. – Только не привыкай”.
– На следующей неделе я полечу с Колином в Хейдок. Если будет хорошая погода.
– Она оставит вас без работы, – улыбнулась Мидж, вытирая стаканы.
– Подождем, пока гром не грянет.
– Чудовище.
Нэнси прочертила на карте маршрут и попросила рассказать, как пройти контрольную зону Манчестера, и что делать, если ей дадут инструкции, которых она не поймет.
– Попросите повторить. Если все равно не поймете, попросите разъяснить.
– Они решат, что я тупица.
– Но это лучше, чем переть вперед не глядя, и врезаться в авиалайнер.
– Да, – вздохнула она, – учту.
– Если Нэнси сядет за штурвал, Колину надо дать медаль, – заметила Мидж.
– Заткнись, – сказала Нэнси. – Ты грубишь.
Когда дождь перестал, все трое, набившись в “Астон-Мартин”, повезли меня в Кембридж. Вела машину Мидж, с явным удовольствием. Нэнси наполовину сидела на мне, наполовину – на Колине, а я полусидел на ручке дверцы.
Когда я взлетел, они выстроились в ряд и махали мне руками, а я покачал крыльями, прощаясь с ними, и направился в Букингем. Я старался не обращать внимания на сожаление из-за того, что пришлось уехать.
На контрольной вышке в “Дерридаун” сидела Хони. Воскресенье или не воскресенье, Харли болтался в воздухе, давая урок вождения самолета. Услышав по радио, что я приземляюсь, он проворчал:
– Давно пора.
Вспомнив сумму на моем счету в банке, я промолчал. Чантер, мелькнула злая мысль, вправе презирать меня.
Поставив “Чероки-шесть” в ангар, я направился к своему вагончику. Он показался мне еще более пустым, еще более убогим и грязным, чем раньше. Окна не вредно бы помыть. Постель не убрана. Вчерашнее молоко прокисло, и опять в холодильнике ничего нет.
Я сел перед окном, наблюдая, как, пробиваясь сквозь бегущие облака, садится солнце, как неуверенно идет на посадку ученик Харли, и размышлял, через сколько времени разорится “Дерридаун” и успею ли я до тех пор накопить достаточно денег, чтобы купить машину. Харли платит мне сорок пять фунтов в неделю – больше, чем он мог себе позволить, и меньше, чем я стоил. Из них алименты Сьюзен, налоги и страховка забирали половину. Харли вычитал еще четыре фунта за вагончик. Оставалась совсем немного.
В раздражении я встал и протер все окна. Это прояснило вид на летное поле, но отнюдь не на мое будущее.
* * *
Когда начало темнеть, ко мне пожаловал гость.
Хони Харли спустилась с башни.
Девица с пышными формами, слегка прикрывшая их зеленым ситцевым платьем. Длинные светлые волосы. Длинные ноги. Большой рот. Слегка выступающие зубы. Манеры и походка роковой женщины и чуть шепелявый говорок.
Она постучала и вошла, не подождав и мгновения. Ее не смущало, что я мог быть голым. Каким, впрочем, и был. Когда я протирал окна, то снял рубашку. Хони, кажется, восприняла это как приглашение. В одной руке она держала лист бумаги, а другую положила мне на плечо. Потом рука соскользнула вниз, лаская кожу, и снова поднялась к плечу.
– Мы с дядей составляем расписание полетов на следующую неделю и хотели бы знать, не договорились ли вы с Колином Россом?
Я мягко высвободился и надел нейлоновый свитер.
– Да. Ему нужен самолет во вторник, пятницу, субботу и воскресенье.
– Прекрасно.
Она опять приблизилась ко мне. Гостиная крохотная, еще шаг, и она втолкнула бы меня в спальню. В душе я расхохотался. Мне удалось обойти ее, и теперь спиной к двери в спальню стояла она. Лицо Хони отражало только деловое спокойствие.
– Вот послушайте. В понедельник, то есть завтра, вы заберете в Ковентри бизнесмена и отвезете его в Роттердам, там подождете и привезете назад. Это на “Ацтеке”. Во вторник Колин Росс. На среду пока ничего нет. В четверг, возможно, тренер из Лембурна захочет слетать в Йоркшир, посмотреть лошадь на аукционе. Он сообщит нам позже. А в конце недели снова Колин Росс.
– Хорошо.
– И следственная комиссия хочет приехать сюда и снова поговорить с вами. Я сказала, пусть приезжают утром во вторник или в среду.
– Хорошо. – Как обычно, при словах “следственная комиссия” екнуло сердце. Хотя на этот раз, несомненно, моя ответственность чисто техническая. На этот раз – несомненно. Не хотел же я разлететься в воздухе на куски.
Хони села на одно из кресел, образующих софу, и закинула ногу на ногу.
– Мы пока почти и не познакомились, – улыбнулась она.
– Вы правы.
– Можно мне сигарету?
– Очень жаль... Я не курю... У меня нет.
– Ладно. Тогда чего-нибудь выпить.
– Мне, правда, очень жаль, но все, что я могу предложить, это черный кофе... или воду.
– Неужели у вас нет пива?
– К сожалению, нет.
Она вытаращила глаза. Потом встала, пошла в кухню, открыла буфет. Я решил, что она проверяет, не вру ли я. Но я был несправедлив к Хони. Конечно, она помешана на сексе, но совсем не глупа.
– Машины у вас нет? А до магазина и паба больше чем две мили. – Она, нахмурившись, вернулась в гостиную и снова села в кресло. – Почему вы не попросите, чтобы кто-нибудь подвез вас?
– Не хочу никого беспокоить.
Она немного подумала.
– Вы здесь три недели, и вам не заплатят до конца месяца. У вас... э-э... есть деньги?
– Достаточно, чтобы не голодать. Но все равно, спасибо за заботу.
Десять фунтов я послал Сьюзен и написал, что остальные ей придется подождать, пока я не получу деньги. Она ответила коротко и деловито: “Не забудь, будешь должен за два месяца”. Как будто я мог забыть. У меня остались четыре фунта и вся моя гордость.
– Дядя даст вам аванс.
– Мне не хотелось бы просить его.
– Конечно, я понимаю. – Уголки губ поднялись в легкой улыбке. – Дядя так старается поставить вас на место.
– Разве?
– Не притворяйтесь удивленным. Вы же знаете, что он это делает. У него из-за вас жуткий комплекс неполноценности, и он вымещает это на вас.