– Надеюсь, что наши пути больше не пересекутся, – бросила она Митчеллу, когда тот выходил из машины. – Но, несмотря ни на что, желаю тебе удачи…

– Тебе того же, – пробормотал Морис.

На мгновение Кортни показалось, что он находится в каком-то трансе. Потому что его глаза были абсолютно пустыми… нет, пожалуй, не пустыми, а обращенными внутрь себя. Он словно не видел Кортни и «тебе того же» произнес по инерции. А может, он попросту не хотел ее видеть? Может, в отличие от Кортни, он не переживал по поводу того, что произошло, считая ее случайной попутчицей, не более того? Эта мысль заставила Кортни вспыхнуть от гнева и досады. Она ненавидела, когда люди, те немногие люди, с которыми она сближалась, не отвечали ей взаимностью, теплом. Впрочем, в этом она была не одинока… Ну и пусть, подумала Кортни, взмахнув в воображении рукой, ну и пусть… Пусть уходит, куда хочет, пусть поступает, как считает нужным. В конце концов, она сделала все, что могла. И в том, что этот тип «съехал с катушек», как любил выражаться Натаниэль Вулф, нет ее вины… Она вела себя безупречно. И давным-давно искупила эту чертову тарелку с курицей, которая оказалась на его голове…

А Морис Митчелл уходил слегка хромающей походкой. Скрывался в молочном утреннем тумане. Немного нелепый в своих синих носках с ярко-красным ромбиком. Со своей дурацкой белобрысой шевелюрой, взъерошенной после сна…

Кортни, внутренне досадуя на себя, все еще ждала, что он обернется. Но Морис не оборачивался. Она была права: наверное, ему все рано. Ему просто наплевать на все то, что было между ними. А что, собственно, было? Нелепая сцена в кафе, еще более нелепая сцена под колесами «Роджера», запах розмарина, разлитый в полумраке автокемпера, рассказ о маленькой девочке, которая ненавидела куклу по имени Кортни, кошмар о человеке-кактусе… Много этого или мало для того, чтобы человек просто обернулся, просто посмотрел на нее прощальным взглядом?

Когда фигура Мориса превратилась в хрупкий силуэт на фоне белесого тумана, Кортни завела мотор. Хватит. Нужно взять себя в руки и снова ехать вперед. Ехать по одинокой дороге навстречу своему детству, навстречу призрачному городу Ларедо, о котором у нее остались довольно туманные воспоминания…

– Мы и с этим справимся, правда, Роджер? – пробормотала она, цепляясь за обернутый кожей руль, как за спасительный круг. – Зачем нам кто-то третий? Нам и вдвоем хорошо…

Кортни понимала, что можно лгать кому угодно, но только не себе самой. Почему она так переживала уход Мориса? Ей был прекрасно известен ответ. Одиночество… В этом слове было все: и пустота ночных дорог, раскрашенная мутным светом фонарей и резными тенями деревьев, тяжелый привкус наступающего дня, несмотря на поддельный утренний оптимизм, скользкое ощущение чужого взгляда за спиной, ощущение, порожденное теми, кого посылала вслед за ней ее неугомонная мать… Все это было одиночеством…

А с Морисом все эти чувства испарялись, исчезали, и жизнь казалась не такой уж отвратительной штукой, а бегство – не такой уж бессмысленной попыткой выбраться из ловушки… И еще, вспомнила Кортни, глотая слезы, текущие по щекам, этой ночью, когда она глядела на спящего Мориса, ей казалось, что по его лицу скользит не лунный свет, а бежит в город детской мечты Жемчужная Тропа… Та самая тропа, о которой когда-то говорил ей отец:

– Если ты разглядишь ее, почувствуешь ее, Кортни, то можешь быть уверена: тебе совсем не так плохо, как кажется. И совсем скоро будет еще лучше…

Восьмилетняя Кортни не понимала, о чем говорит Натаниэль Вулф. Она никогда не видела Жемчужной Тропы и даже не представляла, как эта штука может выглядеть. Но сегодня она поняла, кажется, поняла, что Жемчужная Трона – не что иное, как чувство безграничного спокойствия, без оглядки на то, что вокруг тебя кружатся вихри жизненных бурь. Жемчужная Трона – это умение насладиться дарованным тебе мгновением, умение видеть то, что ускользает от других… И, наверное, Натаниэль Вулф был прав, потому что в этот момент Кортни действительно сознавала, что все не так уж и плохо…

Кортни утерла слезы и посмотрела в боковое зеркало, чтобы еще раз увидеть очередной мотель, остающийся позади. Мотель, в котором остался Морис. Надолго ли? Ответа на этот вопрос она не знала…

В молочной дымке тумана она разглядела приближающийся к мотелю силуэт черного «лендровера». Рановато для постояльцев, подумала она. А этот черный «лендровер» она уже где-то видела… Впрочем, на ее пути встречалось столько «лендроверов», «джипов», «вольво» и «шевроле», что можно было сбиться со счета, если в голову придет дурная идея все их считать…

Кортни забыла о черном «лендровере» и еще несколько минут ехала, вспоминая глаза Мориса, погруженные в транс. А потом ее будто током ударило. Она вспомнила, где видела этот черный «лендровер»… Вспомнила так хорошо, что перед глазами даже встала картинка: вчерашний мотель на окраине Остина с бетонно-меланхоличным барменом у стойки… Когда она подъезжала к мотелю, этот самый «лендровер» лениво разворачивался в обратном направлении… Черт возьми, это он! Тогда она не обратила на него особого внимания, потому что увидела разбитый мотоцикл Мориса… Конечно, может быть, это совсем другой «лендровер», но…

Кортни Вулф очень повезло, что поблизости не было дорожного полицейского, который бы популярно объяснил ей, что негоже разворачивать свой трейлер, ах, автодом, ну это не важно, в тех местах, где это не предусмотрено… «Роджер», поправ все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, круто развернулся и понесся назад, по направлению к мотелю.

Кортни, захлебываясь волнением, молила Всевышнего только об одном: успеть. Успеть, пока четверо серьезных парней не сделали с Морисом Митчеллом того, что хотели… Подъехав к мотелю, она похолодела. «Лендровер» был припаркован неподалеку от бензозаправки, но четверо удальцов, если, конечно, это были они, уже отправились на поиски Мориса.

Кортни пыталась трезво осмыслить ситуацию, хоть это и удавалось ей с великим трудом. В голове была полная каша, и она совсем не представляла себя в роли героини какого-нибудь наискучнейшего фильма типа «Ангелы Чарли»… Да, конечно, у нее есть пистолет и она умеет стрелять. Да, конечно, она не промахнется, если будет нужно… Но попасть в тюрьму из-за этих типов ей не хотелось. А еще меньше ей хотелось испытать на себе их гнев. Но Морис, Морис Митчелл, бродяга и оборванец, уже, возможно, в их руках. И она не может оставить его в беде. Во всяком случае, Натаниэль Вулф не поступил бы так никогда… Кортни выскочила из автокемпера, прихватив с собой серебристый ствол. О господи, до чего же глупо, наверное, она сейчас выглядит…

– Все будет нормально, Роджер, вот увидишь, – шепнула она машине. – А сейчас развлекусь-ка я с «лендровером».

Стрелять по колесам машины было, несомненно, проще, чем целиться в живую мишень. Кортни уверенно держала в руках свою опасную игрушку, вдыхала запах паленой резины и молилась только об одном: чтобы хозяевами черного «лендровера» не оказались совершенно другие люди.

Она не промахнулась ни в прямом, ни в переносном смысле. Потому что не прошло и минуты, как под вывеской «Мотель Хаумпстед» появились те самые ребята, которые гнались за Морисом Митчеллом. И его, хвала Всевышнему, с ними не было… Эффектные, надо сказать, ребята, заметила Кортни, пытаясь унять дрожь, нараставшую в области коленей. Рослые и крепкие парни, все, как один, одетые в черное…

– Черный «лендровер», черные куртки, черные брюки, – процедила сквозь зубы Кортни, заглушая страх, пульсирующий в висках. – В темной комнате их, небось, и не заметишь…

Парни оторопело уставились на девушку в кожаном костюме, которая палила по колесам их «лендровера». Наверное, они ожидали увидеть Митчелла, подумала Кортни, и сильно удивились, что увидели меня… Только вот что будет, когда их удивление сменится яростью? К этому времени ей лучше унести ноги…

Кортни опустила все еще дымящийся ствол и метнулась к «Роджеру». Поиграла и будет… Только вот где, черт побери, Морис? Она села за руль и повернулась к ребятам, одетым в черное. Они все еще стояли под вывеской, пытаясь сообразить, что же происходит. Но вот один из них, видимо, самый сообразительный, махнул рукой в сторону «Роджера» и отдал какое-то приказание. Кортни могла быть абсолютно глухой, но и в этом случае поняла бы, что он имеет в виду.