Великий мрак лежал на просторах этой страны. И я стоял один — в самом сердце его. Поймите же и вы предельную трудность моего предприятия и страх, суливший безуспешные поиски до самой смерти. Прошу вас, поймите меня.
Не задерживаясь, я повернул направо — вдоль цепи небольших вулканчиков, хотя и на значительном удалении от них, — и шел так десять часов, в волнении и с надеждой, забыв про еду, оттого, что лишился покоя.
На десятом часу я предельно ослабел, и мне уже казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Наконец, я вспомнил, что забыл позаботиться о себе. Посидев немного, я съел четыре таблетки, почувствовав, как возвращаются силы, а потом испил воды и отправился вперед, ибо дух мой сразил бы меня, попытайся я только уснуть. Так одолевала меня надежда на то, что Дева уже совсем недалеко от меня.
После еще десяти часов пути я наконец начал спотыкаться, ощущая предельную усталость; мне пришлось провести на ногах уже сорок часов, забывая про еду и питье. Простите же мне безрассудство: я так надеялся, что вот-вот свершится чудо — и я увижу в ночи сверкающую Малую Пирамиду. Однако тьма не открывала мне ничего похожего.
Тогда я лег прямо, где шел, не имея сил позаботиться о своей безопасности. Я забылся буквально в мгновение и провел во сне двенадцать часов, а потом проснулся с внезапной бодростью и благодарностью в сердце: ведь ни одно чудовище не застигло меня врасплох посреди мертвого сна. Съев положенные четыре таблетки, я выпил воды и вновь отправился в ночь. Утомленное тело ныло, отчасти потому, что, засыпая, я не завернулся в плащ, — здесь царил жуткий холод, от которого в жилах стыла кровь.
Совершив шестичасовой переход, я ел и пил, потому что следовало проявлять мудрость и беречь силы. Волнуясь, я торопился продолжить путь и впервые радовался тому, что таблетки быстро исчезали во рту, не наполняя желудок; потому что съесть настоящую пищу у меня не хватило бы ни сил, ни терпения.
А на десятом часу я увидел перед собой красное зарево, словно бы исходящее из огромной ямы. Тогда я замедлил шаг, а когда прошло два великих часа, заметил вдалеке чудовищные фигуры на красном фоне. И я забился в кусты, изобиловавшие в этом краю.
Я провел там некоторое время, наблюдая за кровавым светом и силуэтами; здешние гиганты показались мне неотличимыми от тех, что обитали в Ночной Земле.
Тогда я пополз прочь от маленьких вулканов — туда, где было темно, если не считать редких огненных жерл.
Воистину предельной стала моя осторожность. Гиганты заново пробудили ее в моем сердце; ведь я намеревался сберечь свою жизнь и спасти возлюбленную, а потом быть счастливым с ней в этой жизни. И я шел с Дискосом в руке и каждый шестой час съедал по две таблетки и выпивал воды, чтобы сохранить в себе силы.
Потом Земля вдруг начала опускаться передо мной и сделалась иной под моими ногами, кустов стало меньше, а огненных жерл не было вовсе.
Став на колени, я принялся ощупывать землю руками. Я обнаружил гальку и древние раковины. Великий восторг овладел мной: ведь Наани говорила мне, что Меньшая Пирамида стоит на берегу древнего моря, давным-давно уже высохшего. Ну а раз я нашел сухое дно этого древнего моря, значит, вскоре увижу и Малую Пирамиду. Надежда опять загорелась во мне, целых тридцать часов я шел по древнему морскому дну, но так и не увидел Меньший Редут. Великая тревога начинала овладевать мною: ведь Наани ничего не говорила мне о величине моря; что если мне придется целый век идти на ту сторону?
Наконец я решил держаться какого-либо направления, чтобы не тратить силы на бесполезные скитания. Ориентируясь по красному зареву, которое всегда оставлял справа и позади, я достаточно точно прокладывал свой путь во тьме.
Тут, на дне великого моря, я слышал странные звуки; иногда они доносились из одной части тьмы, иногда из другой; мне казалось, что кто-то вдалеке бегает по дну моря. Однажды ночь принесла страшный и жуткий вой, и я немедленно понял, что чудовища этой земли бодрствуют и бродят вокруг меня. Вы должны понять и прочувствовать, что я совсем не знал законов этой земли… не знал, как понимать все странные звуки, не знал, что они предвещают, понятно было одно: меня окружали чудовища. И посему я шел с великой осторожностью, держа наготове Дискос и прячась — по необходимости.
И в тот день я шел сорок один час, и ел и пил каждый шестой час. А до того, в час тридцать седьмой, слышал я великий рев и вопли в ночи; они приближались ко мне, и я услышал топот чудовищных ног; невдалеке от меня пробежал гигант, кого-то преследуя. Наконец топот ног и рев удалились, а потом издали донеслись тонкие вопли; впрочем, в последнем я не испытывал большой уверенности, потому что забился в самую середину кустов, ожидая пока наконец, вокруг восстановится тишина: так напугал меня жуткий голос и топот огромных ног.
Ну а в час сорок первый я вышел на противоположный берег древнего моря. Нигде не увидел я света, способного поведать мне о расположении Меньшого Убежища. Тут великое сомнение охватило меня, я не мог понять, почему не вижу света в амбразурах Меньшей Пирамиды. И в великом отчаянии я сел на берег древнего моря, ни на что более не обращая внимания. А потом ел и пил и, устроившись в кустах, закутался в плащ и уснул, держа Дискос наготове на своей груди.
Боль отчаяния и возбуждение сердца склоняли меня ко сну; разум мой и отвага были потрясены; мне казалось, что я оказался дальше от цели своего похода, чем был вначале.
Проспав шесть часов, я внезапно проснулся, приподнялся на локте и принялся слушать ночь, стремясь вновь уловить тот шум, что лишил меня сна. Увы, я ничего не услышал, что лишний раз напомнило о моей неудаче. Тем не менее, я придумал несколько объяснений тому, почему еще не пришел к Меньшему Редуту, и надежда вновь ожила в моем сердце — а с ней сомнения и волнение.
Съев две таблетки, я выпил воды и вновь приступил к путешествию. Я решил держаться подальше от берега моря и так шел целых двенадцать часов, пребывая в том же сомнении. Остановившись, я начал оглядываться. Я заметил странное слабое зарево, стоявшее над землей елевой стороны от меня.
Я ел, пил и заставил успокоиться свой дух, потому что боялся заблудиться во тьме, не зная, куда идти дальше.
А потом я направил свой путь на самую яркую часть свечения. Так я шел восемнадцать часов, делая остановки на каждом шестом часу, ел и пил, заставляя себя делать это; действительно, мне даже казалось, что таблетки душат меня. Столь велика была тревога, владевшая моим духом. Ведь заблудившись, я терял возможность отыскать Мою Единственную.
Трижды за это время ночь приносила топот бегущих ног, а иногда жуткие крики; в отчаянии я прятался, потому что должен был сберегать свою жизнь, если хотел отыскать любимую.
На восемнадцатом часу пути, который на деле был тридцатым часом того дня, я увидел, что свет сделался ярче и ощутил запах серы. Тут я заметил, что земля передо мной поднимается.
Потом я шел семь часов, и свет сделался еще ярче и приобрел тускло-красный зловещий оттенок. Еще через шесть часов я остановился, уловив странный басовитый звук, непохожий на все, что я когда-либо слышал; звук этот, казалось, растянулся на целую вечность. Я шел в сторону света, — уже как будто бы по равнине. Так я шел еще пять часов, а низкий рев становился все громче и громче.
Истинно говорю! Направляя свой разум к заботам, я поднялся на край обрыва, перед которым звучал вечный рев. Внизу, в чудовищной бездне, раскинулось могучее море как бы угасающего огня; горячая красная грязь клокотала в глубинах под моими ногами.
Дальний край странного моря был укрыт от меня, тусклые и зловещие облака парили над ним, скрывая от меня расстояние. Снизу багряные облака, чернея, растворялись в ночи. Поглядев в обе стороны, я увидел черные утесы, возвышающиеся над морем тягучего пламени. Над красным морем высились черные мысы, и там, где огонь лизал сушу, вверх взметались языки зеленого пламени.
Я стоял над морем огня, бушевавшего словно бы внутри невысокого и невероятно огромного вулкана. Однако, скорее всего, мне удалось увидеть внутреннее пламя земли; чудесно было стоять одному над вечным морем, пышущим далеким жаром и серой… наконец, задыхаясь, я отступил от края утеса.