«Обезлошадить», «обезнагаить» казаков, за спиной которых многовековой, с XV столетия, исторический путь? Сжечь в пламени классовой борьбы уникальный народный слой с его своеобразным укладом жизни, традициями и обычаями, ярким, самобытным фольклором? Это ли не прообраз, не генеральная репетиция тех чудовищных репрессий, которые потом воплотятся в требовании Шаи Голощекина об «осуществлении оседания» казахов-кочевников в кратчайшие сроки, в другие акции геноцида по отношению к целым народам, предпринятые верными сподвижниками Свердлова.

Чем же заслужило такую немилость казачество, с давних времен охранявшее южные границы Руси, добиравшееся на стругах до Трапезунда, воевавшее у стен Синопа и Константинополя, поившее своих коней из рек Вены, Берлина, Парижа? В 1812 году казаки выставили против Наполеона 86 полков и во многом определили победу над французами, о чем завещал помнить потомству русскому фельдмаршал Кутузов. Где, в какой еще стране была такая прекрасная организационная структура войска, у которого в крови и традициях — защита Отечества от нашествия врагов?

Полностью забытый порядок несения службы казаками напомнил журнал «Москва»: «Еще в 1875 году по Войску Донскому казакам был определен срок службы двадцать лет: три года — в приготовительном разряде, двенадцать — в строевом и пять — в запасном. На действительной службе находились четыре года, остальное время — на сборах и дома, где у казака всегда наготове — боевой конь с амуницией, шашка, пика, карабин. Ну и, разумеется, — шинель, мундир, шаровары с лампасами, сухари, подковы, ухнали в переметных сумах, овес в саквах… Сигнал тревоги — и через час сотня (эскадрон) уже на плацу в строю. Полк… Дивизия… Все Войско Донское… Двадцать лет под ружьем — и никто не только не тяготился, а и гордился таким образом жизни… Даже нынче кое-кто на Западе отождествляет нашу страну с образом донских казаков. Видно, надолго отложились в памяти их походы… Не зря художник Жан Эффель создал эмблему общества «Франция — СССР»: Марианна (образ Франции) целуется с донским казаком».

И вот этих смелых и гордых людей решили сжить со свету. Употреблять слово «казак» было строго-настрого запрещено. Не разрешали носить фуражки, штаны с лампасами. Станицы переименовывали в волости, хутора — в деревни. Казаков выгоняли из куреней, а в их дома вселяли людей из других губерний. Ревкомы, возглавившие всю власть на Дону, вели себя как завоеватели, ежедневно расстреливали сотни мужчин, женщин, детей. Членами ревкомов были коренные крестьяне, а чаще иногородние, чьи взоры давно привлекали богатые казачьи земли и паи. Исполнителями чудовищной кампании по физическому уничтожению всех без разбора казаков, среди которых, как всегда, в первую очередь страдали безвинные и беззащитные, выступали те, которым терять было нечего, кроме своих цепей. Палачи задыхались от работы. Расстреливали, вешали, рубили шашками без суда и следствия. Злоба и кровь ничего иного, кроме зверства, породить не могли. Директива из центра была жесточайшая: всех ранее служивших у белых — к стенке, хотя бы и добровольно перешедших на сторону красных. А кто из казаков не служил? Все служили. Ведь перед расказачиванием Краснов провел в станицах поголовную мобилизацию мужчин от 18 до 50 лет — под угрозой пулеметного огня. Значит, ревкомам предстояло уничтожить все жизнеспособное население Дона!

Известна телеграмма Филиппа Миронова, человека трагической судьбы, будущего командующего 2-й Конной армией, защитника донских казаков, потерявшего в Гражданскую сына и восемнадцатилетнюю дочь, казненную белыми, встретившего свою собственную смерть от пули караульного со сторожевой вышки в 1921 году во время прогулки в тесном дворике Бутырской тюрьмы. Оболганный и оклеветанный завистливыми соперниками, надолго вычеркнутый из истории, истинный герой Дона обращался к Ленину: «…Именем Революции требую прекратить политику истребления казаков!..» В письме Реввоенсовету Республики Филипп Кузьмич излагал, что надо сделать, чтобы удержать казачье население сочувствующим Советской власти. Для этого необходимо считаться с его историческим, бытовым и религиозным укладом жизни. По мнению Миронова, время и умелые политические работники разрушат темноту и фанатизм казаков, привитых вековым казарменным воспитанием старого полицейского строя, проникшим в весь организм казака. Вся обстановка на Дону повелительно требует, писал он, чтобы идея коммунизма проводилась в умы казачьего населения путем лекций, бесед, брошюр и т. п., но ни в коем случае не насаждалась и не прививалась насильственно, как это «обещается» теперь. Необходимо предоставить населению под руководством опытных политических работников возможность строить жизнь самим, строго следя за тем, чтобы контрреволюционные элементы не проникали к власти.

Однако вместо политической мудрости, политического такта, искреннего стремления к прекращению братского кровопролития — беспощадное истребление. Руководящим принципом было: «Чем больше вырежем, тем скорее утвердится Советская власть на Дону». Не было ни одной попытки подойти к казаку деловым образом, договориться мирным путем. Подход был один — винтовка, штык. Между тем казаки и при царском режиме отличались свободолюбием, имели еще в то время свою выборную власть, привычку к коллективизму в работе. Не редкостью были семьи в 25–30 человек, работавшие на коммунистических началах без найма рабочей силы и обрабатывавшие большие участки земли. Но адская машина была уже запущена. В Москву летели восторженные реляции: крестьяне начинают расправу над казачеством, само слово «казак» выводится из обихода, приготовьте этапные пункты для отправки на принудительные работы мужского населения в возрасте от 18 до 55 лет. Караульным командирам приказано за каждого сбежавшего расстреливать пятерых, обязав круговой порукой казаков следить друг за другом.

У антиказачьей идеи были авторы. Началом трагедии послужил какой-то секретный документ. Упоминания о нем содержатся в записках посланных на Дон коммунистов из Москвы, недоумевающих, что это за документ и от кого он исходил. В донесении члена РКП(б) из Замоскворецкого района М. В. Нестерова, командированного ВСНХ в 1919 году в Донскую область для организации совнархоза, говорится: «Я находился в станице Урюпинская, центре Хоперского округа… В ней не было Совета… Ревком, партийная организация также были не выборные, а назначенные сверху. Партийное бюро возглавлялось человеком, абсолютно не знающим быта казачества и… действующим, по его словам, по какой-то инструкции из центра, причем инструкция из центра понималась — как полное уничтожение казачества… Принцип был такой: «Чем больше вырежем, тем скорее утвердится Советская власть на Дону». Никакого разговора, только штык и винтовка…» Доступа к правде не было до самого последнего времени. Еще в 1988 году, например, писатель А. Знаменский, автор потрясающей книги «Красные дни», утверждал: «Была, оказывается, спецдиректива, разработанная в Донбюро С. Сырцовым, П. Блохиным-Свердлиным, А. Френкелем, А. Белобородовым и другими отъявленными троцкистами».

Действительно, директива Донбюро была, но в развитие той, которая поступила из центра в январе 1919 года. Журнал «Известия ЦК КПСС» опубликовал ее в шестой книжке за 1989 год — семьдесят лет спустя. Напомним основные положения этого страшного документа, озаглавленного как «Циркулярное письмо ЦК по отношению к казакам» и заканчивающегося словами «Центральный Комитет РКП». Письмо содержит указания партийным работникам от имени ЦК партии о характере их работы в казачьих регионах. Единственно правильной признается самая беспощадная борьба со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления.

Перед местными партийными организациями ставилась задача провести против богатых казаков массовый террор, истребив их поголовно. Такой же беспощадный массовый террор предписывалось применить ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. Предлагалось конфисковывать не только хлеб, но и все сельскохозяйственные продукты, определялись меры по уравниванию пришлых с казаками в земельном и во всех других отношениях. Казаки подлежали полному разоружению, право носить оружие получали только надежные элементы из иногородних. В казачьи станицы вводились вооруженные отряды вплоть до установления там полного порядка. Всем комиссарам, назначенным в казачьи поселения, предлагалось проявлять максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания. В последнем, восьмом пункте письма говорилось: «Центральный Комитет постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли».