Я представил. Мне поплохело… Старик еще раз пообещал накрутить хвосты оперативникам, чтобы они порыскали по ресторанам – не объявилась ли там кроме штатных проституток какая-нибудь новенькая, которая снимает клиентов ради собственного удовольствия. Но это уже была версия специально для руководства. Уже несколько дней спустя на меня посыпались конверты с документами, которые милиционеры между собой называют «ориентировками». Я никогда бы не подумал, что по нашей бескрайней Родине разгуливает такое количество непойманных преступников. Часть бумаг представляли собой переданные по телетайпу описания примет, часть – распечатанные в формате листовок объявления «Их разыскивает милиция». Я рассортировал все поступления по половому признаку и уже хотел спрятать «сильную половину» в сейф, когда вдруг клюнула меня в темечко мысль – парадоксальная и идиотская одновременно. А вдруг мы имеем дело не с женщиной, а с переодетым мужиком? Я расхохотался и сказал себе вслух:

– Все, Сирота, доездился! Хватай мешки, вокзал отходит.

После чего закрыл все «ориентировки» на мужчин в служебный сейф и взялся анализировать группу «Ж». Среди них преобладали две категории: аферистки и воровки «на доверии». Было еще пара соучастниц убийств и несколько растратчиц «в особо больших размерах». Хотя, не только они. Была в розыске, например, женщина средних лет, которая подозревалась в неоднократном присвоении чужих детей. Слово какое деликатное нашли – «присвоение»! Нет, чтобы написать – похищение. Так нет, «не положено». Это в Америке детей крадут, а у нас только присваивают. Я догадываюсь, сколько пота пролили неизвестные мне коллеги из службы розыска, пока придумали эту осторожную формулировку.

Когда-нибудь я расскажу об извращенце, который в начале шестидесятых изнасиловал в Киеве больше сотни девочек-подростков, а где-то двадцать из них еще и убил. Его искала, или делала вид, что ищет, вся столичная милиция. Безрезультатно. Более того, дело специально разбили на отдельные эпизоды и поразбрасывали по всем райотделам, чтобы не портить статистику. Наконец, один отец не выдержал и какими-то путями прорвался к Брежневу. Тот только что заменил Хрущева. Леонид Ильич написал на его жалобе: «предупредить население». И только после этой резолюции самого генсека киевское начальство отважилось напечатать в «Вечерке» одну-единственную информацию об одном-единственном ребенке, который исчез. Ни об изнасиловании, ни об убийстве там не было даже намека. Однако и этого было достаточно для того, чтобы несколько дней спустя работники из «Арсенала» схватили преступника, который вышел на охоту во двор заводского семейного общежития.

Прошло чуть ли не десять лет, киевская милиция опять попала в аналогичную ситуацию, правда, с меньшим количеством жертв, и наш Старик припомнил эту историю с резолюцией Брежнева. Пошел к руководству и попросил разрешения предупредить население если не через газету, то хотя бы через трудовые коллективы. Просьбу передали «наверх», а закончилось все так: Генерала вызвали на Орджоникидзе. Сначала подержали два часа под дверью кабинета, потом впустили внутрь, поставили смирно и, постукивая карандашиком по столу, растолковали, что уважаемый Леонид Ильич имел в виду конкретную ситуацию в конкретном деле, а не общие принципы оперативно-розыскной работы. И не надо из отдельного факта заботы генерального секретаря о конкретном советском человеке делать абсолютно ненужные обобщения.

Возвращаюсь к нашей брюнетке. Сложность моих поисков заключалась в том, что я получил материалы только на тех женщин, которые пребывали в розыске. Потому что, если которая из «клофелинщиц» отбыла за свои химические опыты надлежащий срок, вышла на волю и сидит себе тихохонько, под зорким милицейским оком, не вызывая подозрения, то данные о ней, говорят, есть в полумифической московской картотеке то ли нашего министерства, то ли министерства юстиции, куда отсылают копии судовых приговоров. Но для того, чтобы получить доступ, нужно разрешение республиканского министра и согласие московских начальников на служебную командировку. Пока дождешься, наша дама половину Киева перетравит. Потому и остается еще и еще раз перелистывать бумаги под грифом «Разыскивается за совершение…»

Разложил я женские фотографии по полу, а поскольку на полу было места мало, улегся на стол, ноги на подоконнике пристроил и начал высматривать, которая же из них наша. Сначала отбросил всех блондинок и темных, у которых волосы длинные. Потом меня осенило, что растительность можно и перекрасить, и подстричь. А еще одеть парик. Тогда я пошел другим путем – отложил всех, кому за сорок, а также всех низкорослых и пухленьких, как булочка. Потому как наша подозреваемая – высокая, худощавая, лицо продолговатое, возраст – в районе тридцати. Пять лет можно набросить за счет косметики и плохого освещения в ресторанах. И еще одна, казалось бы, второстепенная причина подвинула меня отбраковать упитанных блондинок, так сказать, луноликих. Все они были исконными русскими и занимались своим преступным ремеслом преимущественно вдоль Большой Сибирской магистрали. У этих наверняка классическое русское произношение, отягощенное местными диалектами. В Украине это сразу бросилось бы, чуть не сказал: в глаза. В уши, естественно, резало бы слух. Я специально расспрашивал у свидетелей относительно того, как разговаривала подозреваемая. Никто из них не зафиксировал чего-нибудь особенного, кроме «говорила по-русски, как все». Ни тебе волжского «оканья», ни тебе московского «аканья» с выпадением большинства гласных, одним словом – «национальность – украинка, русским языком владеет свободно».

Я постепенно откладывал одну фотографию за другой, пока их не осталось всего несколько. Вообще-то было бы лучше приколоть их кнопками к стене, но единственное свободное место на вертикальных плоскостях моего скворечника занимали три большие фотографии покойников. Все прочее перекрывалось сейфом, канцелярским шкафом и вешалкой. Кроме того, мне больше нравилось смотреть на кандидаток в убийцы сверху вниз. Пустячок, но сближает. Что сказал бы по этому поводу Зигмунд Фрейд, я догадываюсь, но разглашать не буду.

Когда я, наконец, сделал окончательный выбор и слез со стола, то еще добрых пятнадцать минут не решался идти к Старику. Наконец взял сам себя за шкирки, сунул голову в дверь его кабинета и пригласил зайти в мою келью. Или собачью будку, если вам угодно. Что кому нравится…

Нашего ветерана сложно чем-нибудь удивить. Он остановился на пороге и только спросил:

– Пасьянс раскладываешь?

– Раскладываю. «Могилу Наполеона». Правда, в колоде одни дамы.

– А которая козырная? Хотя нет, постой, попробую сам угадать.

Пару минут Старик внимательно рассматривал мою экспозицию, потом нагнулся и поднял одну карточку:

– Она?

– Думаю, что она. Как угадали?

– У меня своя метода. Попытался представить, как должна выглядеть женщина, которая травит нашего брата, как тех тараканов на кухне. А ты как высчитал?

– По взгляду. Большинство свидетелей запомнило, как она зыркала на людей. Официантка из Жулян говорила: «Резкий взгляд». Видите – другие барышни или испуганно смотрят, или в нахалку играют, а у этой – резкость.

– Что там о ней пишут?

– Приметы сходятся. Тридцать один год, выглядит моложе. Лицо холеное, иногда злоупотребляет косметикой. Рост – выше среднего, фигура худощавая, спортивная. Волосы темные, любит красить в черный цвет. Особых примет в виде татуировок, шрамов или родимых пятен нет. Украинка, родилась на Хмельниччине, жила в России.

– Это все, Сирота, присказка. Теперь давай сказку.

– Пожалуйста! Образование у нее – среднее специальное, закончила медучилище, специализировалась на фармацевтике. Значит, соображает и в лекарствах, и в ядах, и в дозировке. Странно, что у нее только одна судимость, да и та за взятки. Разыскивается за многочисленные квартирные кражи с предварительным смертельным отравлением хозяев.

– А кто же их травил – она?

– Скажем так: она подозревается. В «ориентировке» написано: «Есть обоснованные подозрения, что смерть потерпевших не имела характер самоубийства или несчастного случая, а была связана с личностью такой-то». Входила в доверие к немолодым одиноким женщинам, селилась у них, а потом эти старушки внезапно умирали, а худая, чернявая, стройная, величавая исчезала в неизвестном направлении. Вместе с ней – трудовые сбережения покойниц и ценные вещи. Информация поступила из областного управления Куйбышева, разговор с ними на завтра я уже заказал. Потому, что сегодня там уже никого нет – разница во времени. Какие будут указания?