— Итак, — начала мисс Робинсон, — почему вы тут прячетесь? Что за глупости?

— Я очень ценю вашу заботу, — вежливо начала несколько удивленная девушка, — но данная… ситуация не имеет ничего общего с…

— Что вы все спотыкаетесь на словах, как хромой конь на проселочной дороге? И что вы вцепились в полотенце, словно это последний спасательный жилет на «Титанике»?

— Ну… потому что… под ним на мне… на мне… — Люсинда глубоко вздохнула и опустила полотенце. — Вот почему. Как видите, я не одета для дружеских бесед.

Женщина оглядела ее снизу вверх с совершенно бесстрастным лицом.

— Наряд не велик, — наконец резюмировала она.

— Совершенно верно, — согласилась девушка.

— Но на пляже встречаются еще более откровенные, — покачала головой мисс Робинсон. — В наши дни некоторые девушки носят такое…

— Я к ним не отношусь, — отрезала Люсинда, повернувшись к зеркалу. — Представляете, Флоренцо полагает, что я смогу показаться в этом на людях! Залезть в торт и… Да неважно, я все равно не стану участвовать в подобном фарсе.

— Не говорите глупостей! — раздраженно ответила мисс Робинсон. — Еще как станете.

— Мисс Робинсон, — терпеливо начала Люсинда, — вы даже не представляете, что заставляет меня сделать Флоренцо.

— Очень даже представляю: выпрыгнуть из картонного торта, чтобы эти несмышленыши в зале захлопали в ладоши, засвистели, заулюлюкали и тем самым продемонстрировали собственную дурость.

Люсинда с недоверием посмотрела на собеседницу.

— Это он вам сказал?

— И не только мне. Еще он сообщил, что вы заперлись здесь и отказываетесь лезть в торт.

— А он упомянул о шантаже? Если я не соглашусь, мерзавец не отдаст мне диплом. Но я не поддамся! Он не верит, что я пойду в суд. И зря. Я его засужу. Я подниму шум в газетах… Что?

— Этот «мерзавец» пошел еще дальше. Либо вы совершите то, что он требует, либо мы все останемся без дипломов.

— Но… но он не посмеет так поступить.

— Еще как посмеет. Флоренцо сделает все, что ему взбредет в голову. Вы, впрочем, тоже вольны поступать как хотите: судитесь с ним, позорьте в газетах… Но даже если из этого что-то и выйдет, дипломов своих нам все равно не видать.

— Ну почему же? — упрямилась Люсинда. — Ему придется отдать их, неважно — завтра, через неделю или месяц.

— Да. Но тогда мистеру Пурвису диплом вряд ли поможет — ведь он уже принят на работу в ресторан и должен предъявить документ завтра. И Ранду он нужен срочно. Вы разве не знаете, что парень взял заем, чтобы оплатить курсы? Я уж молчу про себя. В моем возрасте каждый день на счету.

— Не прибедняйтесь, вам на вид не дашь больше…

— Мне не нужны ваши комплименты.

— Да я не в этом смысле… я просто… — снова начала запинаться девушка. — Теперь вы пытаетесь меня шантажировать?

— Это не шантаж, а реальность. Неужели ваша гордость важнее всех нас?

— При чем здесь гордость? Это дело принципа.

Мисс Робинсон хмыкнула.

— Знаете, в жизни лучше всего придерживаться принципов, которые помогают оплачивать счета. Сколько этот проходимец обещал вам заплатить?

— Заплатить?

— Да. За выпрыгивание из торта.

— Ну… нисколько. Он обещал отдать мне диплом, если…

— Пойдите к нему и скажите, что согласитесь за двести долларов.

Люсинда с ужасом посмотрела на собеседницу.

— Ни за что на свете я не стану этого делать, даже за…

— Хорошо, пусть будет триста. Хотя, может, вам деньги вовсе не нужны, вы ведь нашли работу, к которой должны приступить завтра.

Девушка задумалась. Странно, пожилые люди обычно милы и приветливы, а эта старушка, скорее, походила на матерого аллигатора.

— Деньги мне, безусловно, нужны, — холодно ответила Люсинда. — Как и работа.

— Тогда расчеши волосы, сделай макияж — и вперед. — В глазах женщины мелькнул странный лукавый огонек. — У тебя по крайней мере есть бюстгальтер. А у меня не было. В молодости я выступала в варьете «Безумные пастушки».

Девушка открыла рот от изумления.

— Вы выступали…

— Да. И поверь, имела большой успех.

Мисс Робинсон подмигнула онемевшей Люсинде и вышла.

Люсинда снова повернулась к зеркалу. Ну, предположим, только предположим, она все же решится. Что ж, всех этих алчущих бабуинов ждет большое разочарование. Люсинда сделала шаг назад, надела очки и еще раз придирчиво себя оглядела: длинная шея, выпирающие ключицы, худые плечи, маленькая грудь.

Она повернулась к зеркалу боком. Да, маленькая, но круглая и высокая. Плоский живот, узкая талия. Уже неплохо. Бедра так себе, а вот попка очень даже ничего. Кажется, мужчинам нравятся именно такие. И еще длинные ноги. Действительно длинные. Всегда было проблемой подобрать в магазине брюки — не очень короткие и при этом не мешковатые в талии и бедрах…

О чем ты только думаешь, Люсинда? — отругала она себя. Ведь все равно ни за что не пойдешь в зал.

Тебе нужна эта работа?

Господи, да конечно, нужна! Люсинда ходила на собеседование к приятной старушке, миссис Романо, и, кажется, понравилась ей, несмотря на неопытность.

— Это неважно, — заверила миссис Романо, — мой внук не будет капризничать, Лучана.

— Люсинда, — поправила девушка. — Не будет?

— Не волнуйтесь. Вы то, что ему нужно.

— В каком смысле?

— Он крайне занятой человек, на месте не сидит. Molto importante, понимаете? Но ему в жизни кое-чего не хватает.

— Кухарки? — предположила Люсинда.

— Именно. Он неправильно питается. Овощи вообще не ест.

— Овощи? — Вот и замечательно, салаты она готовит неплохо.

— Вам понравится работать у него, Лучана.

— Люсинда.

— Да, да, Люсинда. Он очень легкий в общении человек. Очаровательный и мягкий. — Миссис Романо сложила руки и вздохнула. — Заботливый и нежный. Мой Джозеф самый нежный мужчина Сан-Франциско.

Иными словами, гомосексуалист. Люсинда прекрасно поняла скрытый намек, и предлагаемая работа еще больше заинтересовала ее. Богач с нетрадиционной ориентацией, который все время разъезжает по миру. Работать с ним будет легко. Гомосексуалистов в городе хватало. Те, которых она знала, были сдержанными, мягкими и добрыми людьми.

Интересно, а этому хватит доброты, чтобы принять ее на работу без диплома?

— Вряд ли, — ответила Люсинда самой себе и поняла, что время отговорок прошло.

Она расчесала волосы и слегка взлохматила их, как на фотографиях в модных журналах. Помады у нее не было, косметикой девушка не пользовалась, однако в коробке с костюмом отыскалась косметичка, в которой лежали тени для век и карандаш. Подкрасив глаза, Люсинда слегка покусала губы, чтобы придать им яркости. Последним штрихом была диадема. На этот раз отражение в зеркале ей понравилось.

Но чего-то не хватало. Волосы в порядке, очки сняты, наряд сидит как надо. Но нужно что-то еще. Что же?

Дверь снова содрогнулась от неистового стука.

— Ну, мисс Бэрри, — крикнул Флоренцо, — теперь вы соблаговолите осчастливить нас своим появлением?

Прижав руку к сердцу, Люсинда открыла дверь и вышла, не дав себе времени передумать.

— Весьма разумно с вашей стороны, мисс Бэрри, — елейно улыбнулся шеф.

— Триста баксов, или я с места не сдвинусь! — отрезала девушка.

— Что за вздор?!

— Три сотни!

Тонкие усики Флоренцо зашевелились.

— Двести.

— Двести пятьдесят.

— Вот что я вам скажу, милая девушка… — начал он, но, наткнувшись на ее холодный, уверенный взгляд, остановился. — Ладно, двести пятьдесят.

— Вот это выдержка, — восхитилась мисс Робинсон, наблюдая, как новоявленная стриптизерка идет уверенной походкой к торту и забирается в него.

Люсинда почувствовала спазм в желудке, услышав, как тронулась тележка с картонным исполином. Распахнутые двери стукнулись о стены. Послышались звуки музыки и раскатистый мужской смех, потом кто-то взял аккорд на пианино — до-мажор, отстраненно отметила она про себя.

— Джентльмены, — воскликнул низкий голос, — выпьем за пока еще свободного и беззаботного Арни!