Бархат вечерних сумерек все плотнее окутывал остров, успокаивая щебечущих птиц и делая тусклым великолепие красных жасминов и зелень деревьев. Когда солнце опустилось за спутанную паутину джунглей за виллой, подул приветливый прохладный ветерок, как бы касаясь трепетными пальцами горячего лба Ребекки, когда она вышла из комнаты своей подопечной и осторожно прикрыла дверь. Влажность в течение долгого дня была изнуряющей, и даже кондиционеры не могли полностью совладать с влажным теплом. Ребекка устало провела рукой по лбу, по густым шелковистым белокурым локонам и с предвкушением подумала о роскошном душе, который она скоро примет. Адель сегодня была особенно докучливой, но сейчас спала, и на несколько часов Ребекка принадлежала только себе самой.

Проходя по облицованной плиткой террасе холла, она машинально взглянула в широкие окна, которые днем представляли великолепный вид пышной зелени травы, и это было единственным, что отделяло виллу от ограниченного пальмами пространства пляжей. За полосой серебряно-кораллового песка вздымались большие волны Тихого океана, и Ребекка никогда не уставала восхищаться естественной красотой окружающего ее мира. А в нем были и влажность, и постоянное жужжание насекомых запахи сохнущих ядер кокосовых орехов, иногда вызывающие тошноту.

Сейчас она прошла в свою комнату и, сняв униформу и нижнее белье, вошла в смежную ванную. От холода, повеявшего от воды, у нее захватило дыхание. Она съежилась, встала под душ и задохнулась от удовольствия. После душа она растиралась полотенцем, когда зазвонил дверной звонок.

На одно мгновение она замерла и нахмурилась. Кто там еще? У прислуги был выходной, и она была на вилле одна, если не считать, конечно, Адель. Если бы звонивший, кто бы это ни был, продолжал звонить, он ее непременно разбудил. Она раздраженно вздохнула. Может, он увидит, что света нет, и уйдет? Ей этого очень хотелось. Она и представить не могла, кто бы это мог быть? У Адель было немного друзей. Для доктора прийти сегодня вечером было бы необычно.

Звонок снова зазвонил, и Ребекка недовольно поджала губы. Ей надо было бы открыть дверь. Ничего тут не поделаешь. Отбросив полотенце, она добралась до своего домашнего платья, сшитого из шелка очень приятного абрикосового цвета. Ее волосы представляли собой спутанную копну, но расчесать их у нее не было времени. Пригладив их небрежно рукой, она вышла из ванной и раздраженно пошла вдоль коридора к входной двери. В дневное время только сетчатый экран закрывал вход, но сегодня вечером все двери были закрыты на замок, и ей совершенно не хотелось их открывать, чтобы впустить… кого?

Она отвела язычок замка, повернула ключ и на несколько дюймов приоткрыла дверь. В тусклом свете, проникающем из холла, она смогла увидеть высокого мужчину, ожидающего снаружи, и на мгновение у нее учащенно забилось сердце.

— Да? — испытующе произнесла она.

Но, к ее удивлению, мужчина шагнул вперед, мягко, но уверенно открывая дверь так, что он смог зайти в холл.

— Минутку!.. — начала раздраженно Ребекка, и мужчина наклонил голову с недовольным и задумчивым выражением лица.

— Прошу прощения, мадемуазель! — воскликнул он с несомненно французским акцентом. — На мгновение я ошибочно принял вас за горничную Адель. Приношу свои извинения такой потрясающей девушке, как вы.

Ребекка старалась справиться с тем горячим потоком, который пробегал по ее телу и заполнял ее сознанием, что на ней надето только облегающее абрикосовое платьице.

Этот мужчина стоял, лениво рассматривая ее яркими темными глазами. Он был одним из наиболее привлекательных мужчин, которых Ребекка когда-либо видела, но понимание этого только усиливало ее смущение.

— Мисс… мисс Сент-Клауд уже улеглась спать, — сообщила она ему, испытывая неловкость. — Я… я — ее сиделка.

Мужчина изучающе осмотрел широкий холл, а затем вернул свой взгляд на Ребекку:

— Ах да. Мне следовало бы догадаться, но произошла задержка с моим самолетом… — Он небрежно приподнял плечи. — Не важно, я не стану ее сейчас беспокоить. Вы сообщите ей утром, что я заходил?

Ребекка с трудом сглотнула:

— Кто… кто заходил, должна я сообщить, мсье?

Мужчина на мгновение поднял темные брови, а затем пожал плечами:

— Просто скажите ей, что это был Сент-Клер, мадемуазель. Она поймет, кто это. — Он изучал ее покрасневшие щеки с некоторым интересом. — А вы, мадемуазель? У вас есть имя?

— Э-э… Линдсей, сиделка Линдсей, — вздрогнув, ответила Ребекка.

Он пристально рассматривал ее какое-то мгновение.

— Сиделка Линдсей… — повторил он медленно. — Долго вы работаете у Адель?

— Два… два года, мсье, — ответила Ребекка неохотно, желая, чтобы он поскорей ушел.

Он нахмурился.

— Два года… Долго, мадемуазель. Я могу представить, что моя свояченица не самая понятливая из пациентов. И работать здесь, на Фиджи… Разве вы не находите это скучным? Может, у вас есть друзья?

Ребекке не понравились эти настойчивые расспросы, но так как она не знала, насколько он близок Адель, то нагрубить ему не могла.

— Я… я вполне счастлива, спасибо, мсье.

Его темные глаза насмешливо сузились.

— Так формально, мадемуазель… Я смущаю вас, я вижу. Мне жаль. Вы должны отнести мое любопытство просто на счет мужской нечувствительности. Я еще раз должен попросить прощения.

— Это вовсе не обязательно, мсье. — Ребекка невольно задрожала.

Он вдруг сразу стал серьезным.

— Вам холодно, мадемуазель? Я пойду и попридержу свое любопытство до следующего раза. О’ревуар.

Щеки Ребекки горели. Она могла бы сказать, что была далеко не холодна. Она могла бы сказать, что дрожь, которую она испытывала, была следствием совершенно иных чувств. Но она ничего не сказала, и, слабо улыбнувшись, он опять отступил.

Ребекка подождала, пока он удалится на несколько шагов, затем закрыла за ним дверь, возвращая трясущимися пальцами на место задвижку, и прислонилась к холодной обшивке. Она слышала звук мощно ревущего двигателя, и через некоторое время звук затих в направлении частной дороги, ведущей к главному шоссе. Только потом она позволила себе полностью расслабиться, но, когда шла к себе в спальню, ноги ее неприятно пошатывались…

Адель Сент-Клауд была женщиной, которой было далеко за тридцать, но выглядела она еще на несколько лет старше. С врожденной болезнью сердца, которая изуродовала ее жизнь и в некоторой степени сознание, она покинула Англию более десяти лет назад, чтобы обосноваться в более теплом климате в южной части Тихоокеанского побережья, взяв при этом с собой служанку, которая была старше ее и служила ей и няней, и сиделкой. Адель была из богатой семьи французского происхождения, занимавшейся производством одежды и жившей в Соммерсете, но, за исключением того, что она делала по обязанности, она никогда не была с ними близка. Возможно, ее врожденная слабость была тому причиной, а может, она просто не питала расположения к своим сестрам; в любом случае, когда умер ее отец, она, не теряя времени, начала новую жизнь на Фиджи. К несчастью, через восемь лет после этого ее старая няня умерла, вследствие чего Адель пришлось дать объявление о замене. Вот так на это место попала Ребекка. Оглядываясь на прошлое, она сомневается, что у нее хватило бы мужества отправиться в эту даль, да еще одной, если бы ей самой не потребовалось вырваться из тяжелой ситуации.

Когда на следующее после визита незнакомца утро Ребекка пораньше пошла искупаться, она была задумчивой. Это время дня она любила больше всего, когда она могла броситься в пенящиеся воды лагуны и помечтать, что предстоящий день не будет наполнен постоянными требованиями капризной несчастной женщины.

Как обычно, вода в этот ранний час еще была теплой, сохраняя тепло предыдущего дня, но освежала. Ребекка сбросила свою махровую куртку и вбежала в воду. В белом бикини, с бронзовой от ровного загара кожей, она выглядела молодой и здоровой. Она энергично отплыла туда, где зеленоватый оттенок воды свидетельствовал о глубине, и, повернувшись на спину, немного проплыла. Ее волосы развевались вокруг нее, подобно водорослям. Ее глаза обозревали линию берега, темноту ограниченных пальмами островков тени в оазисе зелени. Это было ее личным убежищем, куда никто никогда не заходил Пляж относился к вилле, и так как Адель никогда не пользовалась им, то Ребекка привыкла считать его своим собственным. Тишину нарушали крики кружащихся над головой морских птиц и отдаленный грохот бурунов, разбивающихся о коралловый риф.