– Николай Александрович хитро подмигнул и постучал пальцем по бутылке коньяка, – так я без этого в самолет не сажусь, а с собой Марийка мне дает курочку, омулька, котлеток…

Здравствуйте… Тихий девичий голос заставил Гену обернуться.

На середине деревянной лестницы стояла девушка в новеньких не линялых американских джинсах и свитере. Стояла и неестественно цепко держалась за резные лаковые перила.

Здравствуйте. Вы, наверное, Аня? А я Гена, я вам от Насти книги привез из Ленинграда.

Гене было неловко смотреть, как Аннушка мучительно медленно переступая, и всем весом легчайшего тела налегая на перила, преодолевает оставшиеся шесть или семь ступенек. Он не знал, что делать, и шагнул было навстречу…

Нет, нет, я сама…

За стол сели втроем. Гена напротив хозяина. Аннушка… А Марианна Евгеньевна пребывала с ними перманентно перемещаясь из кухни в гостиную с калейдоскопически мелькающей сменой блюд: украинский борщ, сибирские пельменчики, свиная нога запеченная в фольге, яблочный пирог…

Ленинградский строительный кончал? – по-шаляпински басил Николай Александрович, – а чего в Ленинграде не сиделось? Небось дружки то все по проектным конторам за кульманами штаны просиживают?

Да нет, с нашего потока только девчонки в проектные пошли, а ребята кто в армию, а кто на стройки… И на БАМе много наших.

Это точно. Ко мене в трест только в этом году двенадцать молодых специалистов из Москвы да Ленинграда приехали. А мне надо не пацанов желторотых, а опытных спецов.

Коля, не наседай на парня, дай ему поесть! – кричала из кухни Марианна Евгеньевна.

Ну ты то, уже который год здесь?

Третий пошел…

И в каких должностях?

Сперва бригадиром. Потом мастером. Теперь прорабом.

И какой объем работ? Сколько в год денег осваиваешь?

Ну, у меня участок не большой. Четыре бригады монтажников, механизмы… Два малых моста и шесть труб в прошлом году сдали…

Ну это где то на триста тысяч…

Ну где то да… Если бы материалы вовремя поставляли, можно было бы пол-миллиона освоить.

А хочешь ко мне? Я тебе большой участок дам. Освоение – полтора миллиона в год.

Материалы, механизмы – всего навалом!

Но у меня там ребята… Я так не могу.

Коля, у него там может зазноба, а ты его к себе тянешь! – кричала из кухни Марианна Евгеньевна.

Ты не женат?

Нет… – Гена вдруг почувствовал что краснеет.

Ну это дело не хитрое. Мужику надо сперва дом построить, а потом жинку себе искать. Переходи ко мне, я тебе потом почти такой же как у меня здесь поставлю.

Осоловев от непомерно съеденного, Гена вскорости начал клевать носом.

Все, все, Коля, пора парню отдыхать, – захлопотала подоспевшая на выручку хозяйка.

Выпив с Николаем Александровичем "по последней" – "на сон грядущий", Гена поднялся в Настину комнатку. И под портретами Галины Улановой и Вацлава Нежинского, он уже через пять минут спал крепким сном.

А на утро они сидели с Аннушкой на "веранде с видом" и глядели на заснеженный Байкал.

Здесь летом хорошо, – сказала Аннушка сухо и без полагавшейся, как бы вроде для такого оборота, сентиментальной задумчивости.

Да и теперь неплохо.

Нет, холодно на веранде читать. Отец хоть и провел отопление. И тройные рамы вставил. Но я все равно замерзаю здесь – этаж то летний! А в июле я отсюда вообще не ухожу. И ем и сплю здесь. И все книги мои тут… Спасибо вам, что книг привезли.

Да это Настя…

Настя? Мне кажется, что вы лукавите. Ей ведь все некогда по книжным ходить. Она мне за три года едва две книжки привезла по списку. А вы сразу целый чемодан. И все о чем я мечтала! И "Закат Европы" Шпенглера, и первое издание "Вех"…

Спасибо вам.

Да что вы!

Она вам наверное наплела, что я прикована к постели и все такое.

Да нет…

Аннушка говорила очень правильно, без акцентов сибирского или южного говорка.

Говорила глядя перед собой в окно и скрестив руки на прикрытой пледом груди.

Она вам наверное здорово голову закрутила. Она умеет!

Почему вы так думаете?

Я ведь все знаю, знаю и что вы ей… что вы ей машину купили…

Как? Откуда?

В Вагановском курсом младше одна наша девочка – якутка учится. Эля Васильева – дочка председателя райсовета. Она звонит домой через день. Уже весь наш поселок знает, что Настя за машину, которую у одного влюбившегося в нее дурачка выманила, себе место в труппе Кировского театра пробила.

Это не так… Не так все.

Но вы же ей купили машину?

Да.

Ну и дурак!

Почему?

Потому что она проститутка.

Зачем вы так? Про сестру.

Да потому что знаю. Все училище знает, а значит и весь наш поселок знает, что машину вашу она своему профессору – Равилю отдала, и что они с ним – любовники, и что она через постель себе карьеру делает, но Равиль такой великий, что он с любой другой в постель бы не лег, кабы не ваша машина…

Зачем вы это мне говорите?

Что б вы не были таким простаком, таким простофилей… Что влюбился? Влюбился в Настеньку? Думал ей машину подарить?

Нет… вы все совсем не так говорите.

Я могу все говорить, потому что я знаю… И потом мне можно – я калека.

Не надо так, прошу вас.

Надо. Надо всегда хирургически все сразу выдирать. Все сразу вырывать, иначе будет ломаная жизнь в обмане. Неверная парадигма, неадекватное восприятие. Обман, обман, обман… Вы хотите такой жизни?

Нет.

Поэтому я и не верю в Бога.

Почему?

Для матери, для Марианны Евгеньевны – ее Бог – это концепция, это та линейка с делениями, по которой она мерит свою ответственность за мое уродство.

Что?

Я очень молила Боженьку, когда была маленькой, чтоб он сделал мои ножки здоровыми. Но он не сделал. Тогда я решила стать врачом, чтоб вырасти и вылечить саму себя. Но я рано поняла, глядя на всех этих докторов и докториц, что все на что они способны, это сокрушаться и обещать невозможное. И тогда я выбрала философию.

Почему?

Чтоб найти ответ – почему нет Бога, и почему нет справедливости…

Бог есть.

Бога нет.

Бог есть…

Тогда почему ваш Бог не даст вам счастья?

А откуда вы и это знаете?

Знаю.

Когда Гена вышел с сумками за ворота, где под парами поджидал его трестовский УАЗик, он посмотрел наверх – в окно веранды с видом. Аннушка стояла за тюлем занавесок и осторожно махала ему рукой.

Господи, Господи, помоги мне, помоги мне избавиться от напасти этой ненужной мне любви! И засуши, Господи, мою эту любовь к Алле. Как Ты засушил не накормившую Тебя смоковницу…

Господи, прости меня, что я такой. Прости и освободи меня.

Уже трясясь в машине, в кармане полушубка Гена нащупал сложенный листок.

"Гена! Вы умный и честный. Вам надо учиться. И вообще, пишите мне, а я буду писать вам. Все у вас будет хорошо, а когда станет грустно, посмотрите вниз на свои ноги. Они у вас длинные и здоровые. И не гневите ВАШЕГО Бога. Аня" Старшая.

Первый раз за границу на гастроли – и сразу в Лондон… Вот это да! Настюшка не верила своему счастью вплоть до самого отрыва их "Ту" от взлетной полосы. Она в труппе. Она танцует в "Жизели" и в "Лебедином". И что самое главное – она летит с театром в Англию. Она – Настюшка Донскевич через какие-нибудь три часа полета вступит на землю той страны, о которой мечтала еще когда пятиклассницей под песни "Битлз", вырезала из журнала "Ровесник" фотографии удивительно стильной Твигги, и обожаемого и бесконечно милого Пола Маккартни.

Равиль Абдурахманкадырович не обманул… Не обманул, но…

Настя усмехнулась своим мыслям и легкая тень брезгливости пробежала по ее лицу.

Равиль… Он подложил ее своему другу – нацмену лет шестидесяти пяти. Какой стыд и ужас она испытала тогда… Какой стыд и ужас!

Равиль заехал за ней в общежитие на его… На его новенькой "шестерке". В машине кроме Равиля сидел пожилой мужчина с плоским и толстым лицом желтого цвета, как у восковых яблок из кабинета ботаники.