— Рефлексы есть у каждого. И у вас тоже.

Полицейский подал Джерри молоток и сказал:

— Ну-ка, покажи!

Джерри ударил полицейского по коленям, и строгий блюститель порядка повалился на четвереньки. Он попытался было встать, но тут же снова опустился на пол.

— Мерзавец! — вскричал полисмен, хватаясь за кобуру, но Джерри был теперь на высоте положения: он моментально поразил полисмена в оба локтя и, вдруг обернувшись к стоявшему поблизости Чарльзу, сделал и ему на всякий случай местную анестезию ног и рук. Затем он вытащил их расслабленные тела за дверь и быстро вернулся за своим пиджаком, электромассажером и грелкой. Ему надо было бежать, прежде чем конечности его врагов снова обретут чувствительность. Но бегству его помешала Джоан. Она бросилась ему на шею, повторяя возбужденно:

— Это блестяще, Джерри! Я восхищена тобой! Ты настоящий мужчина…

Она прилипла к нему, как ириска к зубам; на ее горячей груди могла бы испечься даже картошка. Джоан экономила время и потому влюбилась с первого взгляда.

— Иди, я спрячу тебя… — шептала она страстно.

Затем случилось то, что читатель видел в конце множества кинофильмов, и мы не станем распространяться на тему о том, как обыкновенный поцелуй может служить превосходным средством для обуздания старых холостяков.

Когда Джерри выходил из дома этой удивительной пациентки, неся за пазухой грелку и электромассажер, стрелка часов уже заехала на несколько минут в новые сутки. Он еще не потерял свободу, но уже пошел на соглашения, которыми его свобода ограничивалась.

Через два дня миссис Джоан Лоуфорд и хиропрактик Джерри Финн совершили стремительную поездку в соседний штат, где был освящен их официальный брак. После этого Джерри узнал, что женщина утром выглядит иначе, чем вечером…

— Молодые люди действуют быстро и безрассудно, — сказал мистер Риверс, услыхав, что его коллега женился. Джерри ожидал поздравлений, но мистер Риверс продолжал:

— Надеюсь, жена не будет мешать твоей работе, иначе мы не сможем сотрудничать. Мне, конечно, следовало бы поздравить тебя и купить какой-нибудь подарок, но лучше я делаю это, когда ты разведешься.

Джерри стало грустно. Несколько минут назад он пришел сообщить своему товарищу по работе важное известие, но тот принял это, как горькую пилюлю.

— Ну, теперь ты, конечно, переедешь к ней? — спросил мистер Риверс.

— Да. Сегодня перееду.

— Жаль. Мне было хорошо с тобою весь этот месяц.

— Я очень благодарен тебе за все, — ответил растроганно Джерри. — Когда я немного обживусь, позову тебя в гости, как-нибудь вечерком.

Джерри начал укладывать свои вещи. Имущества у него пока еще набралось не слишком много — все отлично уместилось в один чемодан. Мистер Риверс сам предложил отвезти молодожена домой на машине, но не переставал ворчать:

— Стало быть, ты у нее третья жертва. Женщины действительно непонятный народ. Им непременно надо попасть на венчальную скамеечку, на кухню, в прачечную, в родильный дом и в родительский совет, прежде чем они смогут сказать наконец, что все мужчины негодяи. Затем следует развод, а в большинстве случаев еще и алименты, то есть штраф, который приходится платить одному за ошибку двоих.

— Исаак, отчего ты такой злой? Ты говоришь так, словно сам был когда-то женат.

— Я и был женат.

— Ты?

— Я. Тридцать лет прошло с той поры. Но удовольствие было недолгим. Мы прожили вместе лишь четыре дня.

— Отчего же вы разошлись?

— Оттого, собственно говоря, что мы поженились. У моей жены была склонность к мотовству. Однажды я заметил ей, что следовало бы завести картофелечистку, так как она всегда чистила картофель, снимая кожуру слишком толстым слоем. Тогда она вовсе бросила чистить картошку и переехала к своим родителям.

С тех пор я всегда делаю это сам, не считая последнего месяца, когда мне помогал ты.

Настроение было немного грустное. Проводив Джерри до дверей, мистер Риверс кротко заметил:

— Заведи на утро будильник, чтобы не опоздать на прием. Видишь ли, любовь слепа, но пациенты-то не слепы.

Джерри хотел было что-то сказать, но к нему незаметно уже пристала малоречивость женатого человека, и он лишь произнес рассудительно:

— Спасибо, Исаак. Ты хороший друг.

На что Исаак ответил:

— Если не уживешься в новом доме, перебирайся обратно. У меня по крайности куриного кудахтанья не слышно.

Джерри еще раз промолвил: «Спасибо, Исаак» — и с чемоданом в руке переступил порог нового жилья.

Квартира эта была обставлена, собственно, при помощи одного лишь слова: «Хочу!» Обычный американец покупает сначала дом, а затем автомобиль, на котором можно уехать подальше от этого дома. Джерри Финн еще не знал великого блага покупок в кредит и в рассрочку, и у него еще не было ни дома, ни машины, ни долгов. Была только жена, которая имела все это.

После длительного поцелуя Джерри получил разрешение быть как дома. Ласковый сентябрьский вечер навевал хорошее настроение. Джоан опустила шторы на окнах и погасила раздражающий свет, ибо знала по опыту, что фотоснимки и любовь лучше всего проявляются в темноте. Она была по натуре активна, тогда как Джерри, напротив, всегда страдал недостатком инициативы. Ведь, собственно, именно благодаря активности Джоан они теперь стали мужем и женой, узнали имена и возраст друг друга и получили законное право любить и ссориться. Разумеется, близорукость Джерри была виной тому, что ему пока еще довольно трудно было отличать свою жену от других женщин и сотни девушек на улицах казались ему похожими на Джоан. Он не догадывался, что Джоан была представительницей определенного женского стандарта, образчики которого украшали первые страницы газет, журналов и оберток туалетного мыла.

Джерри был застенчив. Мы это и раньше в нем отмечали. Но теперь застенчивость эта зашла так далеко, что в первый свой супружеский вечер он измучился от голода. Он просто не осмеливался спросить у жены о еде. А Джоан, по-видимому, питалась одной жевательной резинкой. Даже целуясь, она держала резинку во рту. Как ловко она кончиком языка засовывала свою душистую жвачку под губу, готовясь к поцелую.

Живущие до сих пор в средневековом невежестве европейцы считают американской национальной страстью бейсбол. Они, как обычно, ошибаются: это вовсе не бейсбол, а жевательная резинка.

Итак, начало их совместной жизни было отмечено жгучим голодом, жевательной резинкой и поцелуями. Но, как говорил Исаак Риверс, к этому надо привыкать!

Чтобы начало брачной жизни прошло под знаком прогресса, Джоан включила радио. Сидя бок о бок, рука в руке, они слушали серенаду Шуберта, под которую какая-то мыльная фирма зарифмовывала свои собственные слова. Джерри было грустно за Шуберта, но все же его несколько утешало то, что хотя бы благодаря рекламе мыла «Серенада» люди слушают классическую музыку.

— А в Европе есть радио? — спросила Джоан.

— Есть, — утвердительно кивнул Джерри.

— Вот как? Значит, и туда понемногу добирается прогресс. Но когда же они там получат телевидение?

— Там уже есть и телевидение.

— Неужели? Может быть, у них есть и автомобили и даже кино?

— Все это у них есть.

— Ну, так, значит, они вовсе не такие уж отсталые, как говорят. Ты меня любишь?

— Люблю.

— Я люблю тебя просто ужасно! Я люблю даже твой акцент. На каком языке говорят в Европе?

— На разных. Я говорил по-фински.

— Так ты, значит, финн.

— Да.

— А где находится твоя Финляндия? Она недалеко от Кореи?

— Да… Совсем рядом.

— Ах, как я тебя люблю! Кстати, а где находится Корея?